Я склонил голову, принося молчаливые извинения, и через секунду вспомнил, что о Марио Винченцо слышал от Амира – мой братец во время своих нечастых визитов во Флоренцию привозил ему шелк и травы. Ну разумеется. Если вакханка не может выйти замуж за одного из Медичи, то следующим пунктом в списке «мужчины-денежные мешки» идут торговцы и купцы.
– Ваш супруг не почтил нас своим присутствием?
Роберта поднесла к лицу раскрытый веер.
– О нет, – ответила она. – Он почти всегда в разъездах, бывает во Флоренции только пару месяцев в году… он уехал на прошлой неделе, и, похоже, вернется нескоро .
– Тогда никто не поймет меня неправильно, если я скажу, что в процессе вашего представления меня не раз посещало желание оказаться на месте объекта любви поэтессы. Я бы не был так холоден и суров.
Она отвела глаза, очень умело разыграв скромность. При первом взгляде на нее я решил, что ей еще не исполнилось и века, но теперь видел, что это не так, и она уже разменяла вторую сотню лет.
Лоренцо окончательно уяснил для себя, что в этой компании он лишний, а поэтому поспешил откланяться.
– Если вам что-нибудь понадобится, я рядом. Сейчас будут танцы… – Он взглянул на Роберту. – Вы останетесь?
Она посмотрела сначала на него, потом – на меня, и спрятала за веером улыбку.
– Марио нет… – Она выдержала долгую паузу, внимательно наблюдая за выражением лица аптекаря, после чего продолжила: – Я не тороплюсь и могу гулять хоть всю ночь. Вы ведь потанцуете со мной, да, Винсент?
– Здесь чертовски жарко.
– Да, ты права.
После обмена этими короткими фразами Роберта обняла меня за шею, и я снова наклонился к ней.
– И мне чертовски хочется попросить тебя открыть второе окно в спальне, но чертовки не хочется, чтобы ты отходил хотя бы на пару шагов.
– Хорошо.
– Ты ведь останешься до рассвета?
Она запустила пальцы мне в волосы, привлекая еще ближе, и запрокинула голову назад, подставляя шею, но крови мне больше не хотелось. По крайней мере, наданный момент .
– Я не тороплюсь.
– Винсент . Как тебя зовут на самом деле ?
– Это мое темное имя.
– А ты не особо разговорчив. Скромная вакханка хочет получить плату – тоже скромную – за пару глоточков своей крови. Например, беседу.
– Если речь идет о твоей скромности, то, похоже, я не рассчитаюсь и за неделю.
Роберта улыбнулась, легко оттолкнула меня и взяла покрывало, но я остановил ее жестом.
– Не надо. Я хочу посмотреть на тебя.
– Не разглядел?
Она легла на бок и замерла в позе натурщицы, величественно изогнув шею и слегка наклонив голову. По современным меркам она была слегка полновата, но черты ее лица являли собой классический идеал красоты, начиная с гладкой здоровой кожи и заканчивая гармоничными пропорциями. Легкую нотку диссонанса в эту картину вносили разве что глаза – их миндалевидный разрез не очень хорошо вязался с бледностью и иссиня-черными волосами. Словно прочитав мои мысли, Роберта (ей явно нравилось то, как внимательно я ее изучаю) изящным движением убрала со лба локон.
– Так, значит, ты художник, – заговорила она.
– В том числе.
– Твое имя на устах почти у всех. Они думают, что ты бог или что-то вроде того. Они – в смысле, люди . – Роберта перевернулась на живот. – И что? Ходишь на все эти приемы и балы?
– Нет. Порой меня для самого себя становится слишком много , и я никуда не хожу. Я не страдаю без общества. Мне есть чем заняться.
– Будь осторожен, не утони .
Мы замолчали, и я прислушался к ночным звукам. Во Флоренции было не так уж много темных существ, и почти все они предпочитали существовать днем. Светлые феи, например, ни за что не появились бы на улице в такое время суток… той, что играла с Робертой, не повезло. Незадолго после начала бала выяснилось, что она привела с собой двух сестер, так что вампиры, похоже, развлеклись . Оставалось надеяться, что феи не принадлежали к королевской семье: очередной междоусобный скандал мне сейчас хотелось разруливать в последнюю очередь.
– Отдохнул ? – спросила Роберта. Она погладила меня по волосам и подарила одну из тех улыбок, которые не предназначались ни для общества, ни для сцены.
– Ты хорошо говоришь на древнегреческом. Это заслуга твоей матери или главной жрицы?
Она поднялась, подошла к стоявшей на ковре курильнице и присела рядом с ней.
– И той, и другой. Я родилась на Крите, моя мать была одной из подруг главной жрицы. На тот момент ей уже исполнилось пятьсот лет, а незадолго после моего посвящения в культ она ушла искать , и я заняла ее место. Я была молода, мне хотелось повидать мир – все мои сестры разъехались, и я чувствовала себя одинокой. В двадцать с лишним я родила первого ребенка и окончательно поняла, что для культа во мне слишком много жизни, а поэтому оставила и Крит, и главную жрицу, и отправилась туда, куда глаза глядят. И вот в один прекрасный день меня занесло во Флоренцию.
– И ты вышла замуж за торговца тканями.
Роберта взяла небольшую лопатку и пошевелила ей тлеющие травы в курильнице.
– Он милый, – ответила мне она. – И уверен в том, что меня любит.
– И почти не бывает дома.
– Он не единственный мужчина в этом городе.
Трактовав мое молчание по-своему, Роберта отложила лопатку, снова прикрыла курильницу решетчатым колпаком и вернулась в кровать.
– Но если бы мы встретились раньше, я бы остановила свой выбор натебе , Великий, – вкрадчиво проговорила она, заглядывая мне в глаза. – И тогда бы точно не смотрела ни на кого другого, будь то мужчина или женщина… – И добавила традиционную фразу, истинную причину произнесения которой знали, по всей видимости, только вакханки: – Твоя подруга – самое счастливое существо в двух мирах… я бы многое отдала за то, чтобы увидеть ее глаза в тот момент, когда ты произносил эту прекрасную фразу: «Согласна ли ты разделить со мной вечную жизнь?».
– Ты когда-нибудь пробовала сочинять ?
Роберта подняла бровь.
– Что именно?
– Пьесы, например. У тебя бы получилось. Ты отличноимпровизируешь .
– Теперь я богата, Великий, потому что удостоилась твоей похвалы. – Она целомудренно опустила ресницы. – Вероятно, ты голоден, и я могу предложить тебе поздний ужин?
– Ты можешь еще раз задать мне тот вопрос, ответ на который так и не получила. А я скажу тебе «да».
Когда я появился на вилле, солнце уже давно поднялось, и слуги суетились, занимаясь своими обычными делами. Аллегра, встретившая меня у дверей, выглядела встревоженной.
– Мы ждали тебя вечером, Великий, – сказала она. – Обычно ты всегда предупреждаешь, когда задерживаешься…
– Я предупреждаю тогда, когда планирую задержаться, – поправил я, отдавая одному из слуг плащ для верховой езды. – Книги привезли?
– Да, Великий. Но Александр еще не успел их разложить.
Сказав это, Аллегра насторожилась: она хорошо помнила, что я говорил насчет книг.
– Дай-ка я угадаю: он опять сидел в библиотеке до трех ночи.
Судя по тому, что ответа не последовало, так оно и было.
– Ладно. Напомни ему, когда он проснется.
Фея внимательно изучала меня, не торопясь двигаться с места. Я почувствовал, что она ждет объяснений, и не нашел ничего умнее, кроме как улыбнуться и сказать:
– Пьеса была на редкость хороша.
Аллегра улыбнулась в ответ и вежливо кивнула.
– Как я понял, Киллиана до сих пор нет, – продолжил я. – Как только приедет, дай знать. Для остальных меня нет.
Киллиан вряд ли рискнул бы передвигаться под солнцем. Аллегра выдержала паузу, после чего осторожно уточнила:
– До вечера , Великий?
– Да, если он приедет вечером. Или до ночи, если он приедет ночью.
Она понимающе закивала.
– Хорошо. Через несколько минут мы будем завтракать…
– Благодарю. Я уже сыт. Особо любопытным и настойчивым ты можешь сказать, что я отдыхаю после ужина.
Июль 2013
Тверия, Израиль