Трактирщик опустился на лавку напротив меня. Протянул руку для приветствия. И я после секундного колебания пожал её в ответ. Ладонь мужчины оказалась тёплой и чуть липковатой.
— Добро пожаловать в наше село, — трактирщик улыбался, разглядывая мой наряд не без восхищения. — Уже ли вправду Ловчий?
— Ловчий, — я кивнул. — Зовут меня Лех. А ты, вероятно, Найдён, который по соседним деревням кидал клич в поисках моего брата по оружию?
— Верно, — трактирщик сплёл пальцы пред собой на столе, улыбка на его лице угасла. Он подался вперёд и понизил голос: — Слыхал про наш заказ? Нечисть у нас завелась. Ночами по улицам бродит. Под дверями скребётся. В окошки стучит, точно вызывает выйти во двор. А кто выйдет, тех убивает.
— Видел кто-нибудь эту нечисть? — на всякий случай уточнил я.
Трактирщик Найдён покачал головой. Почесал бороду. И вкрадчиво прошептал:
— Говорят, колдунья воротилась.
Тень её видели. Как шныряет она промеж домами. Жертву себе выискивает.
— Тень колдуньи, говоришь? — я старался сохранить серьёзное лицо, несмотря на всю нелепость слов мужчины.
Найдён открыл было рот, но не успел проронить ни звука, потому как дверь в кухню распахнулась, и в трапезную влетел маленький мальчонка лет шести. Вертлявый, чумазый и озорной, он со всех ног улепётывал от женщины, которая старалась не отстать. В руке мальчишка сжимал добротный кусок солонины, которым можно было накормить троих взрослых мужиков.
— Тиша, сынок! Отдай! Сказала же, не бери всю! — женщина догнала его у самой входной двери и поймала за руку.
Вид у Тишиной матушки был весьма измученный хозяйскими делами. Она была худа. Тёмно-русая косица растрепалась. На бледном лице остались белые следы муки. Такие же следы украшали цветастый передник и синюю юбку в пол. Рукава рубахи были закатаны весьма небрежно, а вышивка на вороте засалилась от пота. Точно несчастной хозяюшке и вовсе не было дела до того, как выглядит она. Похоже, непоседливый сорванец и труды в трактире мужа занимали всё её внимание. В том, что предо мной семейство Найдёна, я нисколько не сомневался. Уж очень по-отечески рассердился он, глядя на то, как Тиша удирал от матери с куском снеди наперевес.
— Пусти! — мальчишка попытался вырваться.
— Идём, я тебе отрежу кусочек! На что тебе так много? Не угрызёшь! — увещевала женщина.
А гости уже начали посмеиваться. Похоже, непослушный мальчуган не впервые устраивал представление.
— Тихон, а ну прекрати безобразничать! — прикрикнул на него Найдён. — Отдай матери немедля! А ты, Белава, уведи его. И спать уложи. Хватит уже на ушах ходить. Спасу нет!
Жена смерила супруга холодным, усталым взглядом. Она схватила сына за руку покрепче. Другой рукой, наконец, вырвала из детских пальцев злосчастную солонину. И поволокла обратно в кухню, не преминув хлопнуть дверью.
Трактирщик вздохнул.
— Мой пострел везде поспел. Извёл нас с матерью. Скорее бы уже вырос, да ума набрался. Только и умеет, что проказничать, — Найдён снова задумчиво почесал бороду. — Так о чём я толковал?
— Про тень колдуньи, — услужливо напомнил я. — С чего вообще такая мысль, что это именно тень колдуньи по селу гуляет?
— Так ведь, знамо дело, — трактирщик взволнованно облизал губы и снова перешёл на шёпот. — Тут за полем река есть. Там на берегу изба. В той избе старуха-ворожея жила. Бабка Умила её звали. Противная, склочная карга. Никто из наших её не любил. Но бабы постоянно к ней бегали, помощи просили. Она и роды принимать умела так, что ни одно дитя не потеряла. И отвары от хворей знала всякие. Но вот уж больше месяца, как пропала. Бабы к ней сунулись, а изба пустая. А на полу — пятна крови засохшей. Да так много, будто свинью зарезали. Примерно тогда же тень в селе и завелась. На людей и скотину нападает. Шеи рвёт. Кровь пьёт.
Поговаривают, — он перешёл на шёпот, — будто кто кричит там по ночам. И слухи пошли, будто это Умила вернулась в облике нечисти.
Я нахмурился.
— Так может это и не тень никакая, а самый обычный упырь у вас завёлся? — предположение сорвалось с языка.
Найдён пожал плечами.
— Может и упырь. Тебе виднее, Ловчий, — трактирщик на мгновение задумался. — Но местные на старуху ропщут. Мы всю убитую скотину сожгли. А мужчине мёртвому с разорванным горлом кол вбили в сердце и тоже огню предали.
— Мужику? — я вопросительно изогнул бровь. — В объявлении говорилось, что ваша, — хмыкнул, — тень убила нескольких людей. Хочешь сказать, вы меня обманули?
— Ну, — Найдён несколько стушевался, — тут такое дело, Ловчий. Сам понимаешь, что нам пришлось чуть приврать, дабы ваш брат заинтересовался. По округе же и так тварей много, после Пятилетней войны они выбрались из своих нор. Или что там произошло, мне неведомо. Ты лучше в этом смыслишь, — тяжело вздохнул. — Вот мы и решили немного важности нагнать, а то поди на нас никто и не посмотрит.
Это вряд ли, учитывая, насколько сильно вы провонялись тёмной магией.
Но вслух ответил иное:
— Допустим. Кол в сердце, огонь. Знаете, что к чему, как погляжу, — заметил я.
— Ещё бы не знали. Бабка Умила нам про нечистую силу много всего сказывала, пока не сгинула.
Трактирщик нахмурился. Мне даже почудилось, что не так уж и сильно старую ворожею в этом селе и не любили. Теперь уж её знаний недоставало наверняка.
— Поможешь нам, Лех? — с надеждой в голосе спросил Найдён. — Мы всем селом на щедрую плату для Ловчего скинулись. Пятнадцать серебряных собрали. Отдадим, не пожалеем, ежели от твари нас избавишь.
Я чуть было не присвистнул. Насилу сдержался. Плату и вправду посулили щедрую. Хватило бы на двух целых упырей и ещё половинку какого-нибудь неведомого страховидла.
Кот под лавкой потёрся головой о мои ноги. Видимо, подумал о том же, что и я.
— Помогу, с чего бы добрым людям не помочь? — наконец, ответил я. А затем спросил: — Где, говоришь, изба той колдуньи?
Найдён не сдержал улыбки. Радовался, что я согласился взяться на работу.
— Как с другой стороны села выйдешь, по тропке — и всё через поле, к реке, а на берегу уж избу не проглядишь. Она там одна, — объяснил он. — Только вот вечереет. Не страшно тебе на нечистую силу впотьмах охотиться?
— Если найду что, возвращусь до того, как луна взойдёт. А если не найду, возвращусь и того раньше, — ответил я, поднимаясь с места. — Так что ждите.
Возвращение колдуньи. Глава 2
Изба обнаружилась именно там, где посулил трактирщик. На берегу неширокой речки, утопавшей в камышах и рогозе, стояла покосившаяся бревенчатая хатка с четырёхскатной крышей, солома на которой совсем уж прогнила. Единственное крохотное окошко смотрело на воду. Вместо стекла был натянут бычий пузырь. Во дворике обнаружилась немногочисленная утварь, вроде корыта, ведра, коромысла и грабель — вся добротная, но оставленная портиться под дождём.
Мы с Котом прошли по тропке через двор и направились к прикрытой двери в избу. На ходу варгин успел обнюхать кадку, брошенную у порога.
— Хорошая кадушка, — заметил он. — Крепкая. Похоже, из-под огурцов.
— Считали ведьмой, а сами щедрые подношения носили в уплату за её помощь, — сообразил я. — Вон сколько всего по двору раскидано. Откуда у старухи-отшельницы взяться граблям с такой клёпкой? А расписному коромыслу? Задабривали колдунью, стало быть, хоть и не любили якобы.
— Якобы, — Кот прищурился и заворчал: — Да у них всё село провоняло нечистью. Ворожбой такой чёрной и мерзкой, что даже голова разболелась. Немудрено, что у них упыри, как к себе домой ходят. Вон сколько оберегов навешали на каждом углу, а и не помогает. За версту разит хуже, чем у чёрта за пазухой.
Я кивнул. В Берёзовом обереги, идолы и талисманы всюду натыканы. А тёмного колдовства и вправду столько свершалось, что даже мне становилось не по себе.
На пороге старухиной избы я замер. Прислушался. Но внутри было тихо. Ни шороха, ни вздоха.
Одна рука моя по привычке легла на рукоять меча. Другой я распахнул дверь.
Сильно сказано, распахнул.
Не смазанные петли заскрипели протяжно и громко. Словно бы старуха специально не ухаживала за ними, чтобы всегда быть осведомлённой, ежели незваный гость нагрянет.
В нос ударил запах старушечьего жилья. Залежавшееся тряпьё, немытое тело и перепревшие травы мешались с горьким привкусом железа, который осел на моём языке тотчас, как мы вошли.
Что снаружи, то и внутри: бедное, запущенное жилище одинокой женщины, сведущей в колдовстве, с яркими новёхонькими подарками от селян. Пучки трав на крючьях по стенам. Костяные и железные обереги, точь-в-точь как в селе на каждом углу. Над низким входом — оленьи рога, все в паутине. А посреди избы — засохшая, почерневшая кровь. Да так много, что коркой блестела на скрипучих половицах.
— Кот? — я присел на корточки подле спёкшейся лужи. — Что думаешь?
Мой друг нехотя переступил порог. Шерсть на его спине стояла дыбом, усы топорщились, а жёлтые глаза глядели сердито. Варгин приблизился к луже. Понюхал. Лизнул. Дёрнул носом.
— Человечья, — он снова понюхал. — Но сомневаюсь, что её убил упырь.
— След возьмёшь, ищейка моя верная? — я выпрямился.
Варгин поднял на меня янтарные очи и будто бы даже усмехнулся в свои кошачьи усы.
— Гав, — насмешливо вымолвил он. — Возьму. Куда денусь?
Кот в последний раз понюхал залитый кровью пол и с важным видом направился прочь из избы. Я поспешил за ним.
Мы обогнули ведьмин домишко и двинулись вдоль берега. Под ногами влажно пружинили кочки. Вода здесь подступила совсем близко. Благо, идти оказалось недалеко.
Варгин остановился возле участка рыхлой земли, чуть прикрытой сверху пожухшим дёрном.
— Подле избы я видел лопату, — он выразительно муркнул.
А я со вздохом пошёл назад. Ту лопату я тоже видел.
Копать закончили в густеющих сумерках под назойливое кваканье лягушек. Понятное дело, что в земле нашёлся не клад, а завёрнутый в стёганое одеяло труп старухи. Уже весьма прогнивший и раздутый от воды, пористый, изъеденный червями и безглазый. Только варгин сказал точно: убил бабку Умилу не упырь. Ей разбили голову чем-то тяжёлым, вроде топора или ледоруба. Удар пришёлся со спины в самую маковку.