– Даже и то, где она находилась все это время?
– Нет, об этом она пока что не вспоминала. Но на мой вопрос, кто же виновен в случившемся с ней несчастье, она с таким ужасом шепнула мне одно имя, что я серьезно испугался за ее состояние и поспешил уйти. Боюсь излишней торопливостью испортить дело и свести на нет счастливые результаты, которые стоили мне таких трудов.
– Чье же имя назвала молодая графиня?
– Позвольте мне умолчать об этом, господин асессор, вы сами, надеюсь, скоро сможете услышать все из уст выздоравливающей. Кто знает, может быть, ее первые показания – следствие болезненного состояния, тяжелого бреда. Нужно подождать и посмотреть, как пойдет выздоровление.
– Взгляните, вон в зал вошли графиня Варбург с господином Эйзенбергом, – кивком указал Бруно.
– Не говорите ей пока ни слова о состоянии нашей больной.
– У вас есть на то какие-нибудь причины, доктор? Графиня все еще не верит, что ваша пациентка – Лили.
– Пусть не верит, – усмехнулся Гаген. – Тем неожиданней окажется для нее встреча с мнимой умершей… Но она заметила нас. Вернемся в залу, и не сочтите за труд представить меня графине.
Бруно исполнил желание доктора и подвел его к графине, которую сопровождал ландрат.
Фон Эйзенберг украдкой улыбнулся, когда Бруно произносил имя «Гаген». Не укрылось от его внимания и то, как пристально рассматривает графиня лицо доктора. Все четверо обменялись дежурными любезностями, после чего разговор перестал быть общим. Фон Эйзенберг заговорил о чем-то с Бруно, графиня же обратила все внимание на доктора Гагена. Беседа их вскоре коснулась найденной девушки.
– Для меня непостижимо, как вообще может человек столько времени прожить без пищи и питья, – сказала графиня.
– Однако же это часто случается при тяжелых болезнях, графиня, – отвечал Гаген.
– На голове у девушки были тяжелые раны, но мне кажется, что они нанесены намеренно, искусственным путем. Очень может быть, что столь долгое ее бесчувственное состояние вызвано каким-нибудь одурманивающим зельем, имеющим продолжительное действие.
– Таких снадобий нет, разве только яд. Но в этом случае результатом был бы не продолжительный обморок, а натуральная смерть.
– Она не выглядела мертвой. В лице ее была еще жизнь.
– О, многоуважаемая графиня, – с легкой усмешкой заметил доктор, следя, какое впечатление произведут его слова. – Существуют яды, которые при отравлении ими ничем внешне не проявляют своего воздействия. Но есть и такие, которые, особенно если их дают небольшими дозами и довольно длительное время, делают отравленного еще при жизни похожим на мумию, совсем высохшим, желтым, как пергамент, без кровинки в теле. Все зависит от того, какого рода применяется яд.
– Странная тема для разговора, – с принужденной улыбкой заметила графиня.
– Но весьма занимательная. Еще готовясь к занятиям медициной, да и позже, я специально изучал всевозможные яды и их разнообразное воздействие на человеческий организм.
– У вас, верно, была какая-нибудь причина, чтобы так интересоваться ими? – настороженно спросила графиня.
– В наше время случаи отравления настолько часты, что врачу просто необходимо интересоваться ядами. Да и для всякого любознательного человека, а не только медика, интересно и поучительно знать, что наука может определить присутствие яда в трупе даже много лет спустя.
– Это, конечно, большое достижение, – заметила графиня. – И что, все яды поддаются определению?
– Из числа общеизвестных – почти все. Эти-то исследования и заинтересовали меня больше других.
При последних словах Гагена графиней овладело беспокойство, но, к счастью для нее, подошел фон Эйзенберг и предложил ей руку, чтобы проводить к столу.
За столом графиня почти ни к чему не притронулась, словно сама боялась быть отравленной. Взгляд ее то и дело обращался туда, где сидел новый врач.
Домой она уехала раньше всех.
«Это он, – встревоженно думала графиня на обратном пути. – Нет никаких сомнений. Его выдало не только внешнее сходство, которое я заметила при первой встрече, но и этот странный, загадочный разговор о ядах, который он завел, и острые, проницательные взгляды, которые бросал на меня. Ты должна бояться его, Камилла, вдвойне бояться, потому что в его руках появилось грозное оружие против тебя. Спасенная девушка неспроста оказалась у него. Тебе следует остерегаться его, а кого остерегаешься – того ненавидишь. – Бледное мрачное лицо ее выражало холодную решимость. – Кого ненавидишь, того стремишься уничтожить, стереть с лица земли, если хочешь жить спокойно. Но действовать необходимо осторожно. Пока что он не может использовать против тебя главный свой козырь, и в этом твое преимущество. Тебе необходимо собраться с силами и нанести последний, решающий удар, который бы окончательно уничтожил их обоих».
Утром следующего дня она потребовала к себе управляющего. Фон Митнахт сразу заметил, что графиня чем-то сильно взволнована.
– Я убедилась, что этот доктор Гаген и есть тот самый человек, которого я признала в нем с первого же взгляда, – сказала Камилла. – Это он, нет никаких сомнений. И мы с тобой знаем, чем его появление может обернуться для нас. Ты слишком беспечен, Курт. Как ты мог не узнать его?!
– Что ему нужно от нас? – резко спросил фон Митнахт. – Письмо твое не возымело действия. От удара шпаги он не умер. Только и всего. Если ты уверена, что он жив и находится здесь, значит, это он и есть.
– Уверена. Я поняла это из его слов. Не забывай только, что девчонка нашлась и лежит у него. Теперь он получил прекрасную возможность уничтожить нас! – задыхаясь, прошептала графиня. Бледное лицо ее исказило демоническое выражение, которое вселяло страх в тех, кому удавалось увидеть его.
– Такие вещи быстро не делаются, – сказал фон Митнахт.
– Обрати внимание на стечение обстоятельств. Бруно фон Вильденфельс, оказывается, близкий друг доктора. Следовательно, и на него мы должны теперь смотреть, как на нашего врага.
– Жаль, что дело тогда не кончилось смертью принца.
– Тс-с! Говори тише. К чему называть имена? – испуганно перебила графиня своего управляющего.
– Я предполагал, что он не умер, – продолжал фон Митнахт, – но мне все же трудно поверить, что он и доктор – одно лицо.
– Так наведи справки! Ты сам должен понимать, как это важно. Нам необходимо знать, с кем мы имеем дело, что представляет из себя наш противник. Это вопрос первостепенной важности, и ты можешь выяснить его в городе. Для этого не нужно далеко ездить.
– Ты придаешь всему слишком большое значение.
– Ну, а если девчонка поправится, если она придет в сознание и начнет говорить? – торопливо прошептала графиня.
– Быть этого не может. Она вряд ли придет в себя.
– Ну, а если? Ты всегда рассчитываешь на лучшее, я – на худшее.
– Не поддавайся панике раньше времени. Ничего еще не известно, ничего пока не произошло. Ясно только одно: миллион должен быть наш, иначе все труды пойдут прахом.
– Тише! Кто-то идет, – оборвала его Камилла.
Послышались торопливые шаги. В комнату вошел слуга.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, – сказал он. – Только что из города вернулись повозки, отвозившие туда хлеб. Один из возчиков привез слух, что найденная девушка пришла в сознание.
– Пришла в сознание? – переспросила графиня и бросила на управляющего многозначительный взгляд.
– В городе ходит слух, – продолжал слуга, – будто эта девушка и есть их сиятельство молодая графиня Лили. Говорят, она воскресла из мертвых.
– Дай-то Бог… – выдавила из себя графиня и кивнула слуге. – Хорошо, иди, Макс.
Слуга вышел, и графиня повернула к управляющему помертвевшее лицо.
– Ты слышал? Она очнулась. Скоро она заговорит, и тогда все откроется. Мои опасения сбылись раньше, чем я успела их высказать. Курт, необходимо действовать. Решительно и твердо.
– Ты могла бы этого не говорить, – мрачно произнес фон Митнахт.
– Прежде всего наведи справки об этом враче. Горизонт наш омрачается тучами. Мы в опасности, Курт.
– Опасности удваивают мужество. Не беспокойся, я все выясню и поступлю так, как нужно.
Твердыми, уверенными шагами фон Митнахт вышел из кабинета графини.
XVI. КТО ТАКОЙ НОВЫЙ ВРАЧ
– Вся деревня, господин Эйзенберг, крайне бедна и потому не в состоянии ничем помочь своим нищим, – убеждал доктор Гаген ландрата. Разговор происходил в канцелярии земского судьи. – О старике я в данном случае не говорю, он еще в состоянии обеспечить себя, ну, а бедняжка Лина Трунц? Ей-то каково?
– Позвольте заметить вашей…
– Я доктор Гаген, – перебил ландрата его собеседник. – Запомните это, пожалуйста. Доктор Гаген для всех и каждого, всегда и всюду.
Фон Эйзенберг с виноватой улыбкой поклонился в знак того, что принимает замечание по поводу своей оплошности.
– Позвольте вам заметить, доктор Гаген, что деревня относится к владениям графини Камиллы Варбург. Следовательно, забота о тамошних бедняках – ее обязанность. И я не сомневаюсь, что графиня не замедлит исполнить эту обязанность, как только узнает о бедственном положении некоторых своих крестьян.
– Я убежден в том же, – подтвердил доктор Гаген. – Странно только, что эта нищая, которая уже несколько дней как больна, ютится в жалкой конуре в ратуше, рядом с пожарными лестницами и насосами, спит на соломе, но тем не менее наотрез отказывается принять помощь от графини.
– Но почему? – спросил фон Эйзенберг. – Что могло побудить к этому помешанную старуху?
– Меня это самого удивляет. Но сейчас речь не о том. Она больна, и не только простое человеколюбие, но даже закон запрещает содержать больную в таком мрачном, сыром, нездоровом помещении. Она нуждается в медицинской помощи, и я охотно окажу ее этой бедняжке. Только сделайте милость, похлопочите, чтобы деревенскую нищую приняли сюда, в городскую больницу.
– Но это противоречит правилам, – мягко возразил фон Эйзенберг.