Лили стала невольно прислушиваться, и затеплилась надежда, что, может быть, это Бруно или Гаген.
И вдруг прямо возле себя услышала она родной голос:
– Наконец-то я могу тебя видеть и говорить с тобой наедине.
– Дорогой Бруно! – страшно обрадовалась Лили, протягивая сквозь решетку свою маленькую ручку. – Ты пришел.
– Я был здесь в часы ваших прогулок уже раза два, Лили, но меня не пускали к тебе. По крайней мере, не позволяли с тобой говорить.
– Ты был здесь?
– А разве ты думала, что я забыл тебя?
– Нет, нет, прости меня, милый Бруно. Этого я не думала, я знала, что ты меня любишь.
– И вот сегодня я имею счастье увидеть тебя здесь. Мы можем с тобой переговорить, хоть и через решетку.
– О как я хотела тебя видеть!
– Я не спрашиваю, как ты себя чувствуешь, моя дорогая. Я знаю, как ты страдаешь. Но утешься, я надеюсь, что скоро все кончится благополучно… – И он добавил: – Сестра Губерта умерла, а сам он бежал в Америку.
– Губерт бежал?
– Да, и его не поймали.
– Это хорошо, Бруно. Он тоже страдал безвинно.
– Он найдет себе там новое отечество, и я желаю ему всего хорошего. Здесь же он не оставил ничего, о чем мог бы жалеть. Сколько же ты должна выстрадать, бедная Лили!
– О Боже мой! Я не в состоянии вспоминать об этом.
– Я понимаю и знаю, как ужасно жить тебе в этом доме.
– Ужасно, Бруно! – эхом откликнулась Лили.
– Ты живешь в постоянном страхе и беспокойстве?
– О, если это только в твоей власти, Бруно, освободи меня скорее отсюда, – попросила Лили умоляющим голосом, глубокой болью отозвавшимся в душе Бруно. – Если только есть какое-нибудь средство, какая-нибудь возможность освободить меня отсюда, то сделай это, Бруно. Я чувствую, что умираю.
– Я надеюсь, что, наконец, случится нечто решительное, – отвечал Бруно. – Мария Рихтер найдена.
– Найдена? Не может быть, Бруно. Это ошибка.
– Но полицейский инспектор Нейман нашел ее в Нью-Йорке.
– В таком случае, это другая Мария Рихтер.
– Гаген сам поехал в Нью-Йорк, чтобы привезти Марию Рихтер.
– Оставь эту надежду, Бруно. Ты говоришь о невозможном. Мария умерла.
– Ты могла ошибиться, Лили.
– Никогда. Поверь мне, Мария умерла, она не вернется, и все, что делает доктор Гаген в связи с этим, совершенно бессмысленно. Марии нет на этом свете.
Страх охватил Бруно при этих словах Лили, поколебавших его последнюю надежду.
– Тогда все погибло, – прошептал он.
– Спаси меня, освободи отсюда любыми способами. Мне не нужны деньги, мне нужны только свобода и ты. Пусть мои враги оставят мне только жизнь, и я буду вполне счастлива. Поезжай в замок, скажи это.
– Теперь это не поможет, дорогая Лили. Просьбы моей матери, чтобы тебя отдали ей на попечение, также остались неуслышанными.
– Значит, я погибла. Я чувствую, что умру здесь.
Бруно задумался. Слова Лили глубоко проникли ему в душу, ради нее он готов был на все.
– Есть одно средство освободить тебя, – тихо сказал он наконец.
– Говори! Назови мне его. Сжалься! Мне здесь не только тяжело, но и опасно оставаться. Я во что бы то ни стало должна выйти отсюда. Я готова быть нищей, бросить все, жить вдали от родины, лишь бы ты был со мною.
– Дорогая моя! Верь мне, я буду верен тебе до гроба, – взволнованно прошептал Бруно.
– Ты говоришь, что есть средство освободить меня?
– Да, освободить и бежать с тобою.
В первую минуту Лили испугалась, но затем лицо ее приняло решительное выражение.
– Да, бежим, – сказала она. – С тобой и под твоей защитой я готова хоть на край света. Но твоя старая мать, твое положение…
– Все это придется оставить.
– Так тяжело… – в нерешительности прошептала Лили.
– Мне жаль только мать, – отвечал Бруно.
– А что если взять ее с нами?
– Она слишком стара и слаба.
– Тогда я должна остаться здесь, – с отчаянием сказала Лили. – Для меня нет больше спасения.
– Подождем возвращения Гагена.
– Не жди Марию, это напрасно.
– А если так, то я освобожу тебя, ты не должна больше мучиться здесь, – решительно сказал Бруно. – Я не могу видеть твоих страданий. Ты права, здесь дольше невозможно оставаться.
В эту минуту раздался звон колокола, призывающего больных обратно в палаты.
– Мы должны проститься, Бруно, – шепнула Лили.
– Одно слово! – остановил ее Бруно. – Когда мне понадобится что-нибудь передать тебе, я принесу записку и положу сюда, в беседку, так что ты можешь взять ее незаметно.
– Отлично. Так мы сможем поддерживать связь.
– Частые мои посещения могут вызвать подозрения, но письма не найдет никто, кроме тебя. Я буду класть их под эту перекладину, – показал Бруно место внизу решетки.
– Благодарю. Прощай… – еще раз шепнула Лили и поспешила из беседки через двор за остальными больными.
Бруно в отчаянье посмотрел ей вслед и дал себе слово сделать все, пожертвовать всем, чтобы спасти ее от ужасной участи.
Но прежде он все-таки хотел дождаться возвращения Гагена или каких-либо вестей от него.
Когда Лили исчезла в доме, Бруно повернулся и пошел к экипажу, ожидавшему его в некотором отдалении.
Хотя влюбленные и думали, что им удалось переговорить незаметно, тем не менее один свидетель их свидания был. Гедеон Самсон стоял у окна своей комнаты во флигеле и видел их сквозь голые, не успевшие покрыться листвой ветви акаций вокруг решетчатой беседки. Первым его порывом было броситься вниз и помешать свиданию пленившей его девушки с любимым ею человеком, но он сдержался. Какое-то шестое чувство говорило ему, что он может извлечь из их свидания выгоду для себя, поэтому Самсон остался у окна наблюдать за беседкой.
V. НЕГР БОБ
В темный дождливый вечер из одного богатого дома в Нью-Йорке, на Бродвее, вышел человек, закутанный в плащ, в шляпе с большими полями.
Пройдя несколько улиц, он вышел наконец на четырехугольную площадь Томпкинс, где никогда не прекращается оживление от экипажей и пешеходов. Проходя мимо газового фонаря, незнакомец взглянул на часы. Было почти десять вечера. Движение по улицам усилилось. Если в Европе в этот час лучшие магазины уже запирают, в Нью-Йорке, наоборот, начинается самая усиленная торговля, и большинство публики в это время отправляется в театры или в гости.
Незнакомец в черном плаще вошел в открытую стеклянную галерею, которая вела внутрь дома, и начал медленно прохаживаться по ней, явно кого-то ожидая.
Пробило десять часов, и к стеклянной галерее подошел еще один человек.
Это был негр, которых уйма в Нью-Йорке, одетый очень бедно и грязно. Он был высок и широкоплеч, имел круглое, с широким приплюснутым носом и толстыми губами лицо. В зубах у него была зажата короткая глиняная трубка.
По виду ему было около сорока. Судя по костюму, дела у негра шли далеко не блестяще.
Он заглянул в галерею и тут же заметил господина в плаще и шляпе с широкими полями. Он подошел к этому человеку.
– Добрый вечер, сэр! – поздоровался он, стараясь разглядеть лицо незнакомца. – Здесь дорога на рынок?
– Вы Боб? – вполголоса отрывисто спросил незнакомец.
– К вашим услугам, сэр. Я – Боб.
Незнакомец внимательно оглядел негра.
– Вы мне кажетесь не совсем годным для приличной работы, – заметил он.
– Не совсем годным? Ну да, вид у меня, конечно, может быть, несколько потрепанный, но ведь и дела нынче плохи. Не могу же я одеваться так же, как вы, сэр. Слава Богу, если не умираешь с голоду, а уж о покупке одежды и думать не приходится.
– Кто прислал вас сюда?
– Один важный господин. Ирландец, как я понял по его произношению.
– А за кого вы меня принимаете?
– За еще более важного иностранца.
– Мне кажется, вы – отчаянная голова?
– Вы не ошиблись, сэр.
– Вам известно, в чем дело?
– Пока нет, сэр, но надеюсь, что сейчас станет известно. Я горю нетерпением на деле доказать, чего я стою.
– Вы получите за свою работу столько денег, что сможете купить себе лучшее платье.
– Слава Богу, что я, наконец, встретился с таким достойным господином! – с воодушевлением воскликнул Боб, почтительно приподнимая шапку.
– Пойдемте отсюда. Здесь ходит слишком много народу, – пробормотал господин в плаще и прошел в маленький двор, где никого не было.
– Значит, дело важное и тайное? – спросил Боб.
– Во всяком случае, такое, которое должно оставаться между нами.
– О, Боб молчалив, как могила, и, что самое главное, не болтает, даже когда выпьет.
– Вы часто пьете?
– Что вы, сэр, редко. Но если кто-нибудь из моих собратьев сказал бы, что он не пьет совсем, знайте – он лжец и негодяй.
– Хорошо. Для начала вам надо купить себе приличный костюм, поскольку вы должны выдавать себя за моего секретаря. Поэтому я сегодня же дам немного вперед…
– И этим вы еще вернее будете держать меня в руках…
– Вот вам пятьдесят долларов…
– Я не знаю, можно ли приобрести что-нибудь стоящее за такие деньги, – засомневался Боб, почесывая у себя за ухом.
– Ну, тогда шестьдесят, только я сам проверю, как вы оделись. Приходите завтра в Кэстль-Гарден.
– Отлично, сэр, благодарю за деньги. Все будет исполнено.
– Из Ливерпуля придет пароход «Звезда».
– «Звезда»? Я его знаю, сэр. Мой приятель Джон служит там грузчиком.
– На этом пароходе приплывет один господин, по имени доктор Гаген. Запомните хорошенько это имя, чтобы тотчас же узнать его, когда будут вызывать.
– Запомню, сэр. Доктор Гаген.
– Подойдете к нему и представитесь как мистер Боб, мой уполномоченный.
– Мистер Боб. Хорошо, но…
– Вы хотите сказать, что не знаете имени того, чьим уполномоченным представитесь? Запомните тогда еще одно имя – мистер Кингбурн.
– Значит, сэр, вы зоветесь мистер Кингбурн, – сказал Боб, снова приподнимая шапку.
– Вы встретите доктора Гагена и проводите в гостиницу. Я не хочу видеть его.