— А с мамой все в порядке? — спросил я сиделку.
— Ее очень хорошо лечат, — ответила та, подводя нас к маминой двери.
— Встреча с вами будет для нее лучшим лекарством.
— Я подожду в холле, — буркнул отец, отворачиваясь. — Не задерживайтесь.
Мама спала, и мы постояли у двери, пока сиделка разбудила ее, ласково прикоснувшись к плечу.
— Тельма-Лу, ваши дети решили сделать вам на Рождество сюрприз!
Мама с трудом разлепила глаза и повернулась на бок, жестом подзывая нас к себе. Я подошел к ней первым.
— Я знаю, что ужасно себя вел.
Я стоял, затолкав обе руки в карманы и упершись глазами в пол.
— Я всегда буду тебя слушаться, только поправляйся.
Голос отца так и гремел у меня в голове, напоминая, чтобы мы не давали маме пустых надежд. Но в тот момент в палате его не было.
— С Рождеством, — сказала Лонни. — Как ты себя чувствуешь?
— Мне все время хочется спать.
Мама поднесла ладонь ко рту и зевнула.
— Я принимаю сильные лекарства. И нервы приходят в норму.
Сэм с Салли тоже подошли и ухватились за мамину протянутую руку. Я положил ей на одеяло открытку и деревянного Санта-Клауса, которого сделал в школе.
Она мне сонно улыбнулась.
— Я очень горжусь своим старшим сыночком, который не забыл обо мне на Рождество.
Ее лицо напряглось.
— Терстон!
Я обернулся и увидел отца, стоявшего в дверном проеме со скрещенными руками и веной, пульсирующей на лбу.
— Мне уже лучше, Терстон.
Мама взяла мою открытку и прочла:
— «Я тебя люблю и жду, когда ты вернешься». Как мило!
Она снова закрыла глаза. Лонни, глядя на меня, покачала головой — снова я нарвался на неприятности.
Отец стиснул пальцами мои плечи.
— Нам пора.
Мы собрались уходить, и мама попыталась приподняться, но без сил свалилась обратно на постель.
— Я вас всех люблю, — пробормотала она. — Очень скоро я снова буду дома.
Я оглянулся и посмотрел на нее. Как мама может мной гордиться? Я же самый настоящий лжец!
В холле отец схватил меня за воротник пальто и прижал к стене.
— Ты что творишь? — прошипел он мне в лицо. — Зачем написал, что ждешь, когда она вернется? Когда ее выпишут, мы давно уже будем в Форт-Дефайнс!
Глава 19
Тянулись серые, холодные январские дни, а мы все никак не переезжали. Однажды я услышал, как отец кричит в телефонную трубку:
— Да не хочу я, чтобы она возвращалась, понятно! Я затем и привез ее к вам. Я прожил с этой сумасшедшей сукой шестнадцать лет — с меня хватит! Заприте ее у себя, в камере с резиновыми стенами!
После того звонка отец стал ходить от стены до стены по гостиной, вопя и чертыхаясь, и мы постарались спрятаться от него подальше. В конце концов он собрал нас на семейный совет. Мы уселись на красном диване, и отец выключил телевизор.
— В этой дурацкой психушке больше не хотят держать вашу мамашу. Моя страховка ее лечение тоже не покроет. Они требуют денег. Очень много. От меня. Я не хочу платить за то, чтобы ее накачивали успокоительными, и не хочу ее забирать, но мне придется. Я рассчитывал, что наш дом в Форт-Дефайнс к этому времени будет готов, но с переездом придется подождать еще несколько недель, а мне сегодня надо забрать ее домой.
Он вышел из дома и уселся в «Рамблер». В госпитале маме нельзя было оставаться, а мы и так уже сделали все, чтобы ее выжить, поэтому я боялся, что отец прибегнет к последнему средству — убьет ее.
Но минивэн вернулся с двумя людьми на передних сиденьях. Мама вылезла из салона в халате, прошлепала по ступенькам и прямиком отправилась в постель. Она практически спала на ходу. Каждые несколько часов она звала меня и просила принести стакан воды, принимала какую-то здоровенную таблетку и снова засыпала. От лекарства у нее успокаиваются нервы, говорила она. Отец называл его «лошадиным снотворным».
Теперь мама не плакала, но сил у нее не прибавилось. Каждый вечер после ужина я подкрадывался к их спальне и подслушивал.
— Тебе надо найти работу, Тельма-Лу, — настаивал отец. — Я больше не могу оплачивать все счета и платить за твои таблетки.
Мама умоляла его не заставлять ее идти работать. По утрам отец оставлял на кухонном столе газету с объявлениями о найме и говорил, чтобы она записалась на собеседование. Примерно месяц спустя она вернулась домой и собрала всех на кухне.
— Я нашла работу в сувенирной лавке «Уинн», на две смены в неделю — с десяти до двух по вторникам и четвергам. Значит, вам придется больше помогать мне с уборкой и готовкой. Вашему отцу вечно мало денег — надеюсь, он будет доволен.
Лонни снова стала помогать маме готовить ужин и следить, чтобы мы мыли посуду и делали уроки. Все шло хорошо — мы больше не кидались друг в друга тарелками, стаканами и ножами. После первой маминой рабочей недели я зашел к ней на кухню, пока она стояла у плиты.
— Как на работе? — поинтересовался я.
— Ужасно. Я хочу уволиться, — простонала мама, открывая консервным ножом банку с бамией и вытряхивая содержимое на сковороду. — У меня только один пятнадцатиминутный перерыв за всю смену. И я больше нужна вам дома, чем там.
— Жаль, что тебе не нравится работа.
Я сделал паузу. У меня кое-что было на уме.
— А ты не могла бы купить для меня на деньги за развоз газет спидометр для велосипеда?
— Конечно, — кивнула она. — Куплю в спортивном магазине в Гэллапе.
Все оказалось на удивление просто. Мама с отцом забирали у меня деньги, которые я зарабатывал, оставляя на карманные расходы только чаевые. Но дни шли за днями, а мама никак не покупала спидометр. Каждый раз, когда я спрашивал про него, она отвечала, что забыла.
— Пожалуйста, купи его завтра! — просил я.
Однажды, вернувшись вечером домой, я обнаружил спидометр на кухонном столе.
— Надеюсь, это тот, который ты хотел, — сказала мама.
— А как же провод и коробка, в которой он продавался?
— Мне продали его в таком виде, милый. А что, он не будет работать?
— Нет, мам. Я съезжу в магазин и заберу все остальное, что ты забыла.
Я схватил спидометр и бросился за дверь.
Мама выбежала за мной на улицу, что-то крича мне вслед, но я не расслышал, потому что уже мчался вперед на велосипеде. В спортивном магазине я сказал подростку за стойкой, что мне нужен менеджер.
Коренастый толстый мексиканец подошел ко мне откуда-то из-за полок.
— Я менеджер. Чем могу помочь?
— Мама купила мне спидометр, — я показал ему прибор. — Но забыла у вас провод.
Мужчина схватил меня за руку и потащил к прилавку.
— Так это ты его украл!
Он ткнул пальцем в коробку со свернутым проводком и круглым отверстием там, где лежал спидометр.
— Ты, мелкий воришка! Я вызываю полицию.
Я выдернул руку, бросил спидометр и выскочил за дверь. Когда мы устраивали разные проделки, ломали вещи или швырялись пистонами, это было одно, но воровство находилось за той гранью, которой я никогда не переступил бы. Слышать, как тебя обзывают вором, просто ужасно.
Ворвавшись в кухню, я закричал:
— Мама, как ты могла взять спидометр, не заплатив?
— Милый, но я же оставила деньги на прилавке!
Она нарезала ростбиф и выкладывала ломтики на тарелку.
— Наверное, тот мужчина их просто не заметил. Завтра я все улажу.
— Но я видел коробку, в которой он продавался, и…
— Никто не любит меня — ни мой муж, ни моя мать, ни даже мои дети!
Глаза ее наполнились слезами.
Бедная мама! Бессмысленно было сердиться на нее. К тому же она в последнее время столько всего пережила, и мне не хотелось делать ей еще хуже.
— Я люблю тебя, — сказал я, крепко ее обнимая. — Все будет хорошо.
Как-то в среду, в начале марта, отец вернулся домой с работы, пока мама была в гостях у подруги — случай крайне редкий. Он опять усадил нас четверых в «Рамблер» и повез в пустыню.
Мы все молчали. Я сидел сзади, за отцом, с пересохшим от ужаса горлом. Судя по всему, у него возник очередной зловещий план.
Отец свернул на обочину и заглушил мотор. Маленькая Салли посмотрела сначала на меня, потом на Сэма, сидевшего справа. Он пожал плечами. Лонни на переднем сиденье не отрывала глаз от своих колен. Похоже, она знала, что будет дальше.
Отец сжимал руками руль и глядел прямо перед собой.
— Мы уезжаем завтра, пока ваша мать на работе. Утром идите в школу, как обычно. Когда я приеду за вами, у вас будет пятнадцать минут на сборы.
Он обернулся и пронзил взглядом нас с Сэмом и Салли.
— И не вздумайте проболтаться!
Желудок у меня сжался, и я почувствовал, что меня сейчас стошнит. Мама придет и увидит пустой дом. Как он может так с ней поступать? Бормоча себе под нос, отец завел машину и развернулся. Глядя на скалы и кактусы на обочинах, я продолжал себе повторять, что отец уже много лет грозит избавиться от мамы, и, возможно, в этот раз тоже ничего не произойдет.
Вечером она подала нам традиционную бамию, ростбиф и ледяной чай. За ужином мама жаловалась на свою работу и наши выходки, пока отец читал газету — как всегда по вечерам. Мы с Сэмом пинали друг друга под столом ногами, а потом сбросили куклу Салли с лестницы. Лонни ее принесла и велела нам оставить сестру в покое.
— А ну тихо, черт вас подери, — пробормотал отец.
— Дети должны больше помогать мне по дому, — сказала ему мама, пока Лонни мыла посуду и расставляла ее на сушилке.
Когда настало время ложиться спать, мы разошлись по комнатам, делая вид, что все в порядке.
— Как думаешь, мы успеем собраться за пятнадцать минут? — прошептал снизу Сэм.
— У нас не так много вещей, — усмехнулся я. — И пяти минут хватит.
Сэм повернулся к стене и заснул. А я — нет.
Я пытался читать братьев Харди, но не мог избавиться от тревожных мыслей. Я лежал, светя фонариком в потолок, испещренный трещинами, и думал, что завтра, возможно, буду спать в другой постели. А может, все это просто дурной сон и утром мы проснемся как ни в чем не бывало?