— Мистер Кроу, вы должны прочитать письмо от адвоката Тельмы-Лу, — сказала мамина подруга. — У нее есть законное право навещать детей. Вы не можете ей помешать. Иначе она подаст на вас жалобу.
Отец широко распахнул дверь. Мамина подруга протянула ему письмо.
— Понятия не имею, кто вы такая, но заботьтесь лучше о чьих-нибудь еще детях, например, ваших собственных.
Отец вырвал письмо у нее из рук и захлопнул дверь обратно. Глазами он быстро пробежал по странице.
Я снова выглянул в окно: обе женщины стояли, скрестив руки на груди, и ждали ответа.
Закончив читать, отец вышел на крыльцо.
— Это полная чушь, но ты можешь навещать их раз в месяц, на несколько часов. Не смей увозить их дальше Гэллапа. Лонни ездить не обязательно, и она не будет.
— Увидимся в следующую субботу, — с грустной улыбкой попрощалась мама.
Она направилась к пассажирской двери ярко-синего «Шевроле» 58-го года, а ее подруга села за руль.
Я смотрел им вслед, пока машина не скрылась из виду.
В следующие выходные мама приехала с мужчиной, у которого были такие же большие голубые глаза, коротко стриженные светлые волосы и белозубая улыбка, как у знаменитого бейсболиста Роджера Мэриса из нью-йоркских «Янки», но она звала его Тедом. Оказалось, что ему не нравится бейсбол и он даже не знает, кто такой Роджер Мэрис, но когда мы поехали в кино, Тед купил мне все крекеры и газировку, какие я попросил, так что оказался навеки занесенным в мой список «хороших парней».
По дороге в кинотеатр мама развернулась на пассажирском сиденье «Форда», принадлежавшего Теду, чтобы посмотреть на нас. Она задавала Сэму и Салли вопросы, стараясь их разговорить, но они или пожимали плечами, или отвечали односложно, а потом отводили взгляд.
— Дэвид, расскажи, как ты поживаешь? — спросила мама с натянутой улыбкой.
— По-прежнему люблю играть в бейсбол и читать газеты, прежде чем развозить их, — ответил я.
Мамины зеленые глаза заблестели.
— А учителя знают, что у тебя дислексия? Они хорошо с тобой обращаются? Если нет, ты можешь переехать к нам с Тедом, в Альбукерке, школы там лучше.
— Оценки у меня так себе, и друзей удалось завести не сразу, но теперь они есть, очень хорошие.
Улыбка сошла у мамы с лица, она помрачнела.
— Ваш отец пытался меня убить.
Сердце у меня сжалось. Я не хотел говорить об отце.
— Когда я вернулась домой в тот день и нашла ту жуткую записку на двери, то побежала домой к твоему приятелю Джоуи. Его мама разрешила мне остаться и сказала, что поможет отыскать вас, ребята. Каждый день я ходила к нашему дому в надежде, что вы вернетесь. На следующее утро после того, как вы с отцом приезжали, мне захотелось убраться из этого тоскливого места, так что я села в машину и поехала очень медленно, потому что много плакала и совсем не спала. Перед знаком «Стоп» я нажала на тормоза, но ничего не произошло. Они не работали. Совсем. Мне повезло, что я выбрала длинный маршрут, потому что иначе скатилась бы с холма и разбилась.
Если бы мама поехала по короткой дороге, через Элефант-Хилл, то без тормозов наверняка бы погибла. Ее машина столкнулась бы с другой на перекрестке, и последствия были бы куда серьезней, чем в тот раз, когда мы с Сэмом запустили с холма шину в «Фольксваген»-«жук». Только мама могла проехать лишних четыре мили, лишь бы не взбираться на холм, но это спасло ей жизнь.
— Я дошла до ближайшей заправки, — продолжала она. — Симпатичный механик проводил меня назад к машине и сказал: «Леди, я не могу починить ее на месте, не буксируя в сервис. Кто-то намеренно перерезал вам тормозные шланги. Вас хотели убить. Это не несчастный случай».
В ту ночь, когда мы переехали в Болотный поселок, отец куда-то пропал на несколько часов. Наверняка поехал в Гэллап и повредил ей тормоза. Когда мы с ним явились домой в тот ужасный вечер, я заметил небольшую лужицу возле заднего колеса маминой машины, но она не привлекла моего внимания. Зато теперь я знал — это была тормозная жидкость.
Вот почему в тот день отец так нервничал и злился. Наверное, рассчитывал узнать про аварию со смертельным исходом или прочитать о ней в газете. Но дни шли, новостей не было, и он понял, что его план не сработал. Мама, хоть и неосознанно, перехитрила его.
У меня разболелась голова. Я снова ощутил всепоглощающее чувство вины за то, что мы когда-то оставили ее.
Мама развернулась на сиденье и попыталась взять Салли за руку, но та отдернула пальцы.
— Вы меня слышите?
Мама попробовала проделать то же с Сэмом, но он скрестил руки на груди, чтобы она до него не дотянулась.
— Ваш отец пытался меня убить. Я не выдумываю!
Оба они смотрели в окно. Как дети в зонах военных конфликтов, мои брат и сестра стали равнодушны к взрослым людям, появляющимся и исчезающим из их жизни.
Тед въехал на парковку кинотеатра «Вождь» в Гэллапе. За весь путь он не произнес ни слова, как будто был просто наемным шофером. Мама с Тедом посадили нас между собой, и я оказался к ней ближе всех. Весь фильм она ворочалась и пыталась уцепиться за мою руку. Я позволял ей подержаться за меня пару минут, а потом выдергивал у нее ладонь, но она тянулась за ней снова. В конце концов я подоткнул ладони под себя. Хоть мне и было ее жаль, я не собирался позволять маме испортить мне удовольствие от просмотра «Аламо» с Джоном Уэйном и Ричардом Уидмарком.
Когда фильм закончился, я снова задумался о том, что она нам сказала. Ясно было, что отец перерезал ей тормоза, решив, что это легкий способ избавиться от нее. Он рассчитывал, что она разобьется, выехав на красный свет и врезавшись в грузовик или поезд.
По дороге домой, словно прочитав мои мысли, мама обернулась ко мне и продолжила свой рассказ:
— У меня почти не осталось денег после починки тормозов. Мало того, машину пришлось заправить и долить масло. Так что я поехала в сторону Альбукерке, остановилась на обочине и заночевала прямо в кабине. У меня было всего сорок долларов. Какой-то полицейский остановился и дал мне одеяло. «Благослови вас Бог, леди, — сказал он. — Надеюсь, у вас есть куда пойти».
Мама попыталась снова привлечь внимание Сэма и Салли, но они продолжали игнорировать ее, тихонько перешептываясь и обсуждая фильм. Я же смотрел ей в глаза и внимательно слушал. Мне хотелось узнать всю историю до конца.
— Я позвонила бывшему начальнику вашего отца в «Вудман-страховании». В свободное время он занимается тем, что помогает разным людям. Но каждый раз, когда я звонила, его не было на месте, так что какое-то время мне пришлось жить в машине. Когда я наконец дозвонилась до него, он нашел мне комнату, дал немного денег и устроил официанткой в «Медном быке», это такой ресторан для дальнобойщиков. А потом нашел адвоката, чтобы я могла видеться с вами, детки.
Это был самый подходящий момент, чтобы сделать выбор между матерью и отцом. Но маму я выбрать никак не мог. Она до сих пор была больше ребенком, чем любой из нас. И взрослее за это время не стала.
Кроме того, я не смог бы прожить без Лонни, Сэма и Салли. Они — все, что есть у меня в этом мире. Отважься кто-нибудь из нас переселиться к матери — как бы безумно это ни звучало, — и отец совершенно точно ее бы убил.
Я горел желанием ей помочь, но ничто не могло ее спасти, а от постоянного пребывания рядом с ней и выслушивания бесконечных жалоб, похожих на заезженную пластинку, я очень скоро сошел бы с ума.
После шестого ежемесячного визита Тед остался в машине, а Сэм с Салли побежали впереди нас с мамой к дому. Она вцепилась в мой локоть своей костлявой рукой.
— Дэвид, я должна тебе что-то сказать!
Я остановился и поглядел на нее. Как обычно, ее печальные глаза блестели от слез.
— Ты должен поехать со мной, — начала мама, повысив голос. — Если ты скажешь адвокату, что выбираешь меня, мы сможем жить на пособие в трейлере в Альбукерке. Ты будешь помогать — развозить газеты и заниматься домашними делами, а летом косить газоны, чтобы еще подзаработать. Сэм и Салли тебя поймут. Ты единственный, кто может противостоять вашему отцу.
Я покачал головой и вырвал у нее руку.
— Почему тебе просто не навещать нас вместе с Тедом?
— Я не могу. Меня уволили с работы, а Тед переезжает в Айову, работать плотником. Если ты ко мне не переедешь, я уеду с ним.
Слезы потекли у нее по лицу.
— Ты меня не любишь, иначе стал бы жить со мной. Как ты можешь оставаться с отцом? Я же тебя родила! Ты в долгу передо мной — я твоя мать!
— Это не поможет, мама, — мягко ответил я. — Ты не сможешь растить нас.
Она поняла, что меня не переубедить. Мы с ней обнялись и постояли так какое-то время, а потом она села в машину, и они с Тедом уехали.
Два года прошло, прежде чем мы увиделись снова.
Часть четвертая. Вашингдуун, 1966
Тренер Форд (слева) и я (справа от центра) на стадионе старшей школы имени Уолтера Джонсона. Бетесда, Мериленд, 1970.
Глава 37
Прожив в Форт-Дефайнс больше трех лет, я уже не мог представить себя где-то в другом месте. Я полюбил индейцев навахо, а резервация стала для меня домом. Каждый день я старался превзойти себя, смеша одноклассников, и им никогда это не надоедало.
Я продолжал играть в детской лиге, хоть мне и исполнилось тринадцать. Мистер Кониц обнаружил регламент, по которому допускались исключения, если в команде недоставало игрока. Без меня у нас оставалось всего восемь человек. В ночь перед играми они с миссис Кониц разбивали для нас лагерь у себя на заднем дворе. Рано утром мы набивались в кузов его большого старого пикапа, и он вез нас на бейсбольное поле, порой аж за пятьдесят миль. На бензин мы скидывались по двадцать пять центов.
Томас Кониц, старший брат Ричарда, покупал нам кока-колу, если мы побеждали. После игры мы ездили смотреть кино в культурном центре Уиндоу-Рок, по пять центов за сеанс. Благодаря бейсбольной форме нам давали скидку на хот-доги и леденцы. У нас с Сэмом появилась компания друзей, и мы стали такой же неотъемлемой частью команды, как и мальчишки-навахо. В краях, некогда казавшихся мне столь враждебными, семья Кониц, Генри, Джим, Томми и другие мои друзья-навахо по-настоящему приняли меня, каким бы невероятным это ни казалось на момент нашего переезда в Болотный поселок.