ать. Через пару дней его выпишут домой, но он останется прикован к постели. Ты возомнил себя слишком важной птицей, чтобы поговорить с ним на работе, но, думаю, когда ему станет лучше, ты должен позвонить и извиниться за свое поведение.
— Извиниться? — закричал я в трубку. — Да вы шутите!
Голос Моны звучал как-то странно. Неужели отец на самом деле серьезно пострадал?
После того как его привезли домой из госпиталя, я звонил каждый день, но Мона всегда отвечала: «Он сидит в инвалидном кресле, весь согнувшись, не может ходить и не хочет разговаривать с тобой».
Наконец в субботу, в середине марта, любопытство взяло надо мной верх. Если отец действительно в таком тяжелом состоянии, как описывает Мона, я должен это знать. Я поехал к ним домой и вошел в дверь. Они ее никогда не запирали. Отец смотрел телевизор и пил пиво. Он был одет, как обычно, и выглядел вполне здоровым.
— Какого черта тебе тут надо? — рявкнул он. — Тебе на меня плевать! А ну, убирайся из моего дома.
— Мне не наплевать на тебя, отец. Я рад, что травмы не такие серьезные, как мы думали.
— Я теперь калека. У меня сломана спина. В детстве я перенес полиомиелит, у меня все кости погнуты. Я могу ходить и обслуживать себя, да. Я покрепче многих, потому что я чероки. Но у меня больше ни на что нет сил. Я начал работать в четыре года, на хлопковом поле, и родители избивали меня. Правительство должно дать мне инвалидность.
Полиомиелит? Еще одна ложь. Отец продолжал нести какую-то бессмыслицу. Он упал специально — теперь я был в этом уверен. Мне стало тошно. Решив, что с ним, похоже, все в порядке, я извинился и ушел.
30 марта на президента Рейгана было совершено покушение. Мы все сидели перед телевизором, боясь, что он может умереть. Город притих. Когда я собирался домой после крайне напряженных десяти часов работы, Энн сказала:
— Твой отец звонит. Ему надо срочно с тобой поговорить.
— Будь проклят Рейган! — заорал он в телефон. — Надеюсь, этот недоделанный актеришка сдохнет, и вас всех поувольняют! Рейган получил по заслугам. Вас всех, чертовых республиканцев, надо перестрелять!
— Ты мерзкий ублюдок. Оставь меня в покое!
Я бросил трубку.
Неделю спустя Мона опять позвонила.
— Твой отец официально вышел на пенсию. Правительство пыталось заставить его вернуться на работу, потому что он может ходить, но они не понимают, что он перенес. По крайней мере, теперь ему не придется сталкиваться с тобой.
Но я знал, что отец со мной не закончил.
Глава 52
В следующую среду я вернулся в офис лишь к вечеру, после того как несколько часов выслушивал жалобы конгрессменов. Один из них накричал на меня за то, что я не договорился о приеме его сына в кредитную комиссию по сельскому хозяйству, и потребовал, чтобы Блок до утра разобрался с этим вопросом. Мне нравилась моя работа, хотя порой и складывалось впечатление, что наши усилия никто не ценит.
Судя по нахмуренным бровям Энн, что-то произошло. Плечи мои закостенели. Я слишком вымотался, чтобы конфликтовать сейчас с отцом.
— Энн, все в порядке?
— Твоя сестра Салли ждет на линии уже больше двадцати минут. Она так плакала, я едва разобрала, что она говорит — вроде как только ты можешь ее спасти.
Что отец опять натворил?
— Хорошо, Энн, я разберусь. Ты можешь идти. Спасибо тебе за все.
Я постарался притвориться спокойным, чтобы не тревожить Энн, но лоб у меня взмок от пота.
Все мои коллеги уже разошлись, и в большом зале было до странности пусто и тихо. Сев за свой стол, я посмотрел на мигающую желтую лампочку на телефоне. Дрожащей рукой я нажал на нее и поднял трубку.
— Привет, Салли, что случилось?
— Дэвид, слава богу! — воскликнула она. — Помоги мне!
— Хорошо, хорошо. Постарайся успокоиться.
Она судорожно хватала ртом воздух.
— Отец только что позвонил… Он сказал, что я должна отвезти их с Моной на заболоченную часть ее земельного участка утром в субботу. Он хочет ей сказать, что там надо вырубить кусты и я буду им помогать, как обычно. Когда Мона повернется к нему спиной, он ударит ее лопатой по голове и разрубит, как он выразился, «на мелкие кусочки». Дэвид, я поверить не могу, что это правда происходит!
Голос у нее сорвался.
— Он хочет, чтобы я помогла ему ее закопать, а потом собирается спрятаться на заднем сиденье моей машины. Я отвезу его к себе в трейлер… как будто мы провели вместе весь день… и он даже не виделся с Моной.
В истерике она всхлипывала после каждого слова.
— Если я откажусь… он меня тоже убьет!
Меня охватил безудержный гнев. Отец мог вытворять со мной что угодно, но как ему пришло в голову принуждать мою младшую сестру стать сообщницей в убийстве нашей мачехи?!
— У нас есть два дня, — заговорил я, пытаясь придать голосу уверенности. — Ты не знаешь, где он сейчас — в Хаттерасе или в Бетесде?
— Нет. Они с Моной постоянно ездят туда-сюда. Я не поняла, откуда он звонил. Может, он уже в Хаттерасе. Он велел мне заехать за ними в семь утра, они будут дома у Моны.
— Немедленно уезжай к подруге и не возвращайся домой, пока я не разрешу.
— Я могу пожить у Элли, учительницы из моей школы. У нее трейлер в паре миль от моего.
Салли продиктовала мне телефонный номер.
— Отец знает, кто такая Элли или где она живет?
— Нет, она новенькая. Мы познакомились только в этом году.
— Отлично. Я свяжусь с тобой завтра, когда решу, что нам делать.
— Он заставил меня пообещать, что я никому не проболтаюсь. Сказал, что иначе и меня убьет. Но я не знала, что еще сделать. Прошу, Дэвид, останови его!
— Обязательно, но тебе надо сейчас же уехать.
Я намотал телефонный провод на палец и начал раскачиваться взад-вперед в своем кресле.
— За ночь я что-нибудь придумаю.
— Да уж, придумай.
От ужаса в ее голосе у меня заныло сердце.
— Завтра поговорим.
Салли всегда была более чувствительной и эмоциональной, чем все мы, но такое потрясло бы любого.
Мне требовался стопроцентно надежный план. Но что я должен делать? Как мне остановить его?
Раскачиваясь в кресле, я начинал сознавать, что к этому давно шло. Вот он, результат насилия, побоев и лжи.
С какой стати я решил, что меня ждет нормальная, счастливая жизнь? Да мне повезло, что я продержался эти двадцать восемь лет! Я давно должен был заставить его остановиться. Но, шла ли речь о маме, или о воровстве, или о трупе в Западной Виргинии, я всегда трусливо уступал его настойчивости.
Нет, только не в этот раз!
Логика отца была проста: он знал, что, если попытается втянуть Салли в свой заговор, пригрозив убить Мону, она обратится ко мне за помощью, несмотря на клятву хранить молчание. И знал, что я не допущу, чтобы с сестрой что-нибудь случилось. Получалось, что он опять пытался манипулировать мной в своих целях.
Но подождите — а не использовал ли он Салли, чтобы заманить меня в ловушку? Мона могла служить просто наживкой, хотя он без колебаний убил бы ее. Отец всегда привлекал к своим преступлениям сообщников — Джорджа, тех мужчин в Западной Виргинии, меня, а теперь Салли. А потом выезжал за их счет.
Отец ненавидел меня еще больше, чем Мону, потому что я якобы обладал теперь большой властью. Может, он рассчитывал убить нас обоих, завладеть собственностью Моны и ее деньгами и забрать себе Салли.
Исчезновение Моны нелегко было бы скрыть или объяснить. Она принадлежала к одной из самых старинных и известных семей в Хаттерасе. Несмотря на свой интеллект, отец, когда злился, совсем не заботился о последствиях — а может, был уверен, что в любом случае сумеет выкрутиться.
Он с легкостью мог придумать оправдание даже убийству, если видел в нем выгоду. Боже ты мой! Вместо того чтобы забирать себе Салли, он может убить ее тоже. Никаких свидетелей. Идеальное преступление. Сколько раз он мне об этом говорил!
Ребенком я жалел его, когда он рассказывал, как попал в тюрьму. Но на самом деле отец заслуживал гораздо более сурового приговора. На месте судьи я упек бы его в тюрьму на несколько десятилетий, если не на всю жизнь.
Что скажут мои лощеные коллеги-политики, если узнают, что мой отец планирует перебить всю семью?
Я истерически расхохотался, вспоминая, как боялся, что даже намек на скандал разрушит мою будущую карьеру. Какая карьера! Какое будущее! Теперь мне надо думать лишь о том, как спасти мачеху, сестру — и самого себя.
Той ночью, возвращаясь домой, я паниковал, как никогда в жизни. Я не представлял, где находится отец. Если я — его главная мишень, он может сейчас за мной следить. Что, если он преследует меня на машине? Я посмотрел в зеркало заднего вида, ощущая, как вспотевшие ладони скользят на руле. Я вытер их о брюки, но они тут же взмокли снова.
Голову словно сжимало в тисках, в глазах плыло, я с трудом ориентировался и думал только о том, что отец может убить меня еще до наступления субботы.
Сумею ли я его перехитрить? Или напугать? Расставить собственную ловушку? С тех самых пор, как он впервые мне сказал, что хочет избавиться от мамы, я все время старался понять, что происходит у него в голове. Но как напугать человека, считавшего жизнь в Сан-Квентине чуть ли не праздником? Человека, который обожал убивать «гадов, которые этого заслуживают»? Нет, я не смогу. Он знает все мои слабости и страхи. Он сам их породил.
Предупреждать Мону не имеет смысла. Она будет защищать отца, пока он не разрубит ее на куски и не побросает их в болото. Обращаться в полицию — пустая трата времени. Глава полицейского управления в Хаттерасе — отцовский приятель. Он верит во все его россказни: что мой отец чероки, герой войны, чемпион по боксу и образцовый отец, спасший четверых детей от сумасшедшей матери. Хаттерас для отца — идеальное убежище.
Подъезжая к дому, я подумал, что он может подкарауливать меня там. Почему это раньше не пришло мне в голову? А может, я просто параноик? Нет. В ярости отец способен на что угодно.