Я притормозил и остановился в миле от дома. Улица хорошо освещалась, он мог заметить меня издалека. Прежде чем вылезти из машины, я снял куртку, галстук и рубашку — в одной нижней майке будет удобнее бежать. Я начал осторожно пробираться к себе по чужим дворам, стараясь держаться в тени и постоянно оглядываясь и петляя на случай, если он следит за мной, что, при моем состоянии, было не так уж трудно.
Пробегав от преследований большую часть своей жизни, я привык прятаться и скрываться. Но теперь я спасался от моего главного преследователя, отца- убийцы.
Добравшись до своего квартала, я проскользнул во двор к соседям напротив и распластался на траве, высматривая отца. Становилось прохладно, но весь день была жара, и земля еще оставалась теплой. Спустя полчаса я поднялся на ноги и прокрался к дому. Поднявшись на цыпочки, заглянул в окно гостиной. Внутри было тихо и темно, никаких признаков чужого присутствия, но если он притаился и дожидался меня, то именно этого впечатления постарался бы добиться.
Я сгорбился и перебежал к задней двери, ведущей в кухню. Трясущимися руками вставил ключ в замочную скважину, проклиная себя за шум, который мог насторожить отца, если тот находился внутри. Едва дыша, я отпер дверь и включил свет.
На кухонном столе высилась пирамида из консервных банок.
Утром, когда я уходил на работу, ее там не было.
Предупреждение от отца.
Я отскочил, наткнувшись спиной на заднюю дверь, и упал на крыльцо. Боясь, что отец может выскочить из темноты и застрелить меня или зарезать, я поспешно вскочил на ноги и бросился к машине.
Руки у меня тряслись так, что я не сразу смог открыть дверцу. Забравшись в «Мустанг» и запершись изнутри, я ощутил себя в относительной безопасности. Я выжал педаль газа, и машина сорвалась с места. Колеса отчаянно заскрипели, когда я влетел в поворот, едва не задев другие машины, припаркованные у тротуара. Проехав несколько миль, я свернул в незнакомый район и остановился в темноте, подальше от уличных фонарей.
О чем я только думал, когда решил вернуться домой! Это была громадная ошибка — и она могла стать фатальной. И зачем я потом летел по дороге, словно маньяк? Нет, так дальше нельзя. Надо успокоиться и как следует все обдумать.
Я откинул спинку сиденья, лег, закрыл глаза и скрестил на груди руки, чтобы унять дрожь. Я вспоминал издевательства, которым подвергался в Болотном поселке — красных муравьев, бутылки от кока-колы, петарды, — и они казались мне детской игрой по сравнению с моей нынешней ситуацией. Потом я подумал о Гилберте — как отец учил меня драться, чтобы дать ему отпор.
Я выпрямил спину. Отец, скорее всего, подумал, что я помчусь прямиком в Хаттерас, чтобы подкараулить его там. Что я слишком испугаюсь, обнаружив следы его вторжения в мой дом. Интуиция подсказывала мне, что он в Бетесде и до пятницы в Хаттерас не поедет.
За полчаса я добрался до Бетесде и припарковался в полумиле от отцовского дома, где и сам жил, когда заканчивал старшую школу. Я находился на знакомой территории. Я знал все про другие дома, стоявшие в том же проулке, помнил про фонарь в конце подъездной дорожки и, что самое главное, хорошо ориентировался в тропах, уходивших далеко в лес.
Я забежал в соседский двор и прокрался к отцовскому участку. В тени старых дубов и сосен я лег на живот и пополз к границе его территории, чтобы заглянуть в гараж.
Я был прав. Отцовский «Форд Капри» оказался на месте. Машина Моны отсутствовала, и это означало, что она, вероятнее всего, в Хаттерасе — больше она никуда не ездила.
Уже перевалило за полночь, а отец планировал убить Мону в субботу, поэтому у меня оставалось всего двадцать четыре часа, чтобы его остановить. От этой мысли меня вырвало, в точности как тогда, в резервации, когда я увидел обезглавленное тело, и при виде трупа в Западной Виргинии.
Отец наверняка не ожидает, что я сделаю первый шаг.
Глава 53
Убравшись с отцовского участка, я почувствовал страшную усталость и решил найти безопасное место для ночлега. Час спустя я въехал в Харрингтон в округе Колумбия и заселился в дешевый мотель, где отцу никогда не пришло бы в голову меня искать. Я поставил машину на подземную парковку, чтобы не оставлять ее на улице.
Я спал урывками, терзаемый необыкновенно яркими сновидениями. Во сне я задыхался, метался, убегал от невидимой погони, в то же время сознавая, что это мой отец. Я натыкался на заборы и попадал в тупики. Мне не хватало воздуха. Я обливался по́том — все простыни были мокрые.
Проснувшись рывком в четвертый или пятый раз, я подумал, все ли убийцы грозят своим сыновьям расправой, если те не следуют их примеру. Мысль показалась мне ужасной, но в то же время был ли у меня другой путь? Нет. Я ведь Кроу, а значит, на мне с самого рождения стоит клеймо.
Ты предал меня — и это после всего, что я для тебя сделал, — гремел отец, возвышаясь надо мной с ломом в одной руке и пистолетом в другой. — Я породил тебя, вырастил, превратил в свое подобие, но ты меня подвел. И за это ты должен умереть.
Глаза мои широко распахнулись. Сердце колотилось в груди. Я бросил взгляд на часы — половина пятого утра.
Когда в окно заглянуло солнце, я встал и позвонил на работу. Отпросившись по болезни, я наскоро позавтракал в гостиничной столовой. Там было полно шумных ребятишек, приехавших в столицу на пасхальные каникулы, которые мешали мне сосредоточиться. Купив себе белье и беговую форму в местном спортивном магазине, я отправился на пятимильную пробежку, чтобы проветрить мозги и придумать план. Возвращаясь в отель, я знал, что буду делать.
Прошлым вечером, уходя с работы, я затолкал в портфель несколько блокнотов с государственной символикой и таких же ручек. Теперь я вытащил их, уселся за столом у себя в номере и стал писать.
Первые письма были адресованы моим начальникам: я сообщал, что решил уволиться, так как мои семейные проблемы являются помехой для продолжения работы.
Потом я написал письмо в полицию Хаттераса, изложив отцовский замысел — местоположение болота, инструменты, которыми он хотел воспользоваться для убийства, и алиби в лице Салли. Я четко дал понять, что она — его заложница, а не сообщник. Похожие письма я составил для газеты «Костленд таймс», главы полицейского управления Северной Каролины и трех главных сплетников в Хаттерасе, включая местного священника, которого отец люто ненавидел.
Два последних письма были адресованы моим товарищам из братства Сигма-Ки, один из которых работал в ФБР, а второй, коп под прикрытием, занимался расследованиями в сфере наркоторговли. Отец ненавидел и братство, и ФБР, но, главное, мои товарищи гарантировали правосудие в случае моей смерти.
Проверив, нет ли ошибок, я собрал все письма и отправился в ближайший канцелярский магазин. Воспользовавшись там ксероксом, я сделал с них несколько копий, а потом купил красный маркер и конверты, большие и маленькие. На обратном пути я заглянул на почту и обзавелся марками.
У себя в номере я разложил это все на кровати и распределил сделанные копии по четырем пакетам. Первый был предназначен для Фрэна, моего коллеги по работе. Я вложил туда записку с просьбой разослать мои письма, а снаружи пометил, что пакет надо распечатать, если я не появлюсь на работе в понедельник. Поскольку мы с Фрэном виделись каждый день, он должен был сразу заметить мое отсутствие.
Следующий пакет был адресован отцу, два остальных я сделал про запас. Я проверил все адреса по справочнику и убедился, что написал их разборчиво и четко. На всякий случай на каждый конверт я наклеил лишнюю марку.
Это заняло у меня все время до обеда. Надо было действовать очень аккуратно. Письма являлись моей страховкой на случай, если отцу удастся осуществить его кошмарный план и он убьет меня, Мону или Салли — а то и всех нас вместе.
Около четырех часов я завез пакет на работу и оставил охраннику, попросив передать Фрэну. Отъезжая, я в первый раз после звонка Салли смог вздохнуть полной грудью, сознавая, что отец понесет наказание, если реализует свой замысел. Но у меня оставалась еще куча дел. Я остановился у продуктового магазина, а потом у хозяйственного, чтобы запастись всем необходимым на будущую ночь, и заправил машину под за- вязку.
Вернувшись в отель, я взялся за последнее письмо.
Я подделал признание отца в убийстве Моны Талли Кроу, его жены, из Хаттераса, Северная Каролина. Он сообщал, что принудил свою дочь Салли помочь ему под угрозой смерти. Далее подробно описывалось, как он пытался убить маму в Гэллапе, повредив ей тормоза, как проломил череп Клео, как обманул Джорджа, как избил человека в Новом Орлеане, во время военной службы, как спрятал труп в Уилинге, Западная Виргиния, и как планировал разделаться с сенатором. Письмо заканчивалось следующим пассажем: «Я — жалкое существо, и я намеренно делал все, чтобы разрушить жизни своих собственных детей, а также других людей, кого считал для себя угрозой, из-за своего глубинного комплекса неполноценности».
Я написал его красным маркером, отчего текст выглядел еще более драматично. На это письмо у меня были особые планы.
Покончив с приготовлениями, я позвонил Салли.
— Элли говорит, я могу оставаться у нее сколько надо, — сказала она, глотая слезы. Я услышал, как где-то рядом залаяла собака. — У тебя уже есть план?
— Да, я знаю, как его остановить.
Я с такой силой надавил на ручку, которой черкал в блокноте, что прорвал в бумаге дыру.
— Напугать его у тебя не получится.
Голос ее дрогнул.
— Он умней и сильнее всех нас, даже тебя.
— Мой план сработает. После этого он больше не потревожит ни Мону, ни тебя.
Я повесил трубку и, закрыв глаза, минуту передохнул перед следующим шагом. Я весь дрожал — видимо, так же, как остальные отцовские жертвы, когда он загонял их в угол. Минуты бежали, и я начал бояться, что уступлю и брошу свою затею. Но в таком случае я могу погибнуть, а со мной Салли и Мона.