На самом деле Бристольский залив – это еще не Арктика, а субарктический пояс, да и находится он отнюдь не за Полярным кругом. Лето там теплое, хоть и короткое, а вот зимой случаются и сорокаградусные морозы. Южанам там, конечно, неуютно, зато природными ресурсами этот край весьма богат. Реки, впадающие в этот залив, – крупнейшие в мире нерестилища нерки, о чем еще капитан Джеймс Кук догадывался, тщетно ища там в 1778 году вожделенный северо-западный проход в Атлантику. Окинув взглядом устье одной из этих рек, он сразу же представил себе: «Должно быть, лосося там в изобилии, потому как множество их скакало в море на подходе; да и в неводы наши они среди трески попадались»[232]. В море нерка, а на суше – медведи, лоси и северные олени. Юпики – самое оседлое племя среди коренных аляскинцев, а все потому, что кочевать им было ни к чему: все нужное и так сразу за порогом. Именно это в сочетании с природной изолированностью ареала их обитания и являлось причиной крайне редких контактов юпиков с инородцами.
Тысячелетиями их жизнь следовала за круговоротом времен года. В октябре с первым снегом юпики собирались на зимовку в своих деревнях и до весны проедали заготовленные летом и осенью припасы. В апреле–мае, как потеплеет, мужчины выходили охотиться на зверя и птицу, живя в шалашах или (позже) палатках, к июню возвращались в свои деревни на лов лосося, а в августе снова отправлялись на охоту, которая продолжалась до первого снега.
Жилища в юпикских деревнях назывались барабара[233] и представляли собой ямы в земле с возвышающимся над поверхностью сводом двускатной крыши из дерна, настеленного поверх стропил. Женщины и дети жили в меньших барабарах, окружавших главную, которая называлась касгик, где хозяйничали исключительно мужчины, а холостые там же и ночевали. Однако зимой, особенно в морозы, касгик частенько превращался в место всеобщего сбора всей деревни, в своеобразную коммуну, о которой антрополог Маргарет Лантис[234] писала в 1950 году, что темные дни и ночи они там проводят, «ублажая звериных духов богатыми угощениями и плясками в масках»[235]. Юпики вообще обитали в мире, густо населенном духами и людей, и животных. Как объяснял один их старейшина: «Когда юпики выходили в тундру пешком или на каяках на реку или в Берингово море, они вступали в царство духов»[236].
Первыми в этот диковинный духовный мир юпиков вторглись русские. В 1818 году на западном берегу губы при впадении реки Нушагак в залив ими был поставлен Новоалександровский редут со складами пушнины на месте современного городка Диллингхем. В 1867 году Америка выкупила Аляску у России, а ближе к концу XIX века в заливе развернулось промысловое рыболовство, и по всему побережью были построены рыбоконсервные заводы компании Alaska Packers’ Association (APA) со штаб-квартирой в Сан-Франциско. Русские привезли с собой православие, американцы – протестантизм, но и те и другие – еще и ряд опустошительных эпидемий, кульминацией которых стала самая гибельная из всех двойная эпидемия гриппа и кори 1900 года, выкосившая от четверти до половины коренного населения западной Аляски и прозванная эскимосами «Великой болезнью».
В 1919 году юпикский народ как раз переживал переходный период. Занимались и кормились юпики по-прежнему преимущественно охотой и рыболовством, за советами относительно того, как истолковать то, что им говорят духи, особенно когда духи насылают порчу, обращались к своим шаманам, а не к белым докторам, – но вот жили многие из них уже не в барабарах, а в современных домах, одевались в купленную в местных лавках одежду фабричного пошива, а в окрестностях Нушагака еще и были крещены в православную веру. Летом 1918 года нерест лосося не задался – по мнению местного рыбнадзора, из-за избыточного лова годом ранее, – а для юпиков это означало скудные запасы на зиму и свирепей обычного голод ближе к весне.
Грипп проник на Аляску через остров Уналашка, ближайший к полуострову пригодный для приема морских судов остров Алеутского архипелага, служивший остановочным пунктом на пути с юга на север. История же проникновения инфекции с острова далее на северо-восток, в Бристольский залив, стала на Аляске настоящей легендой. Русский священник, протоиерей Димитрий Хотовицкий[237], которого местная паства, дабы не ломать язык, звала «батюшкой Хот-Виски», как раз тогда возвращался в Бристольский залив с Большой земли транзитом через Уналашку, поспешая к православной Пасхе, а потом все, кто побывал на его пасхальной службе, якобы вскоре дружно и заболели[238]. Исключать того, что инфекцию в залив занес именно он, нельзя, однако вероятность этого не слишком высока. Инкубационный период гриппа, в течение которого человек является бессимптомным носителем вируса, обычно не превышает четырех дней. Православная Пасха в 1919 году пришлась на 20 апреля и совпала с «западной» (так бывает раз в несколько лет[239]). Первые же случаи гриппа в Бристольском заливе были зафиксированы лишь 12 мая, то есть, тремя неделями позже. Даже допуская, что первые случаи заболевания прошли незамеченными или неучтенными, три недели – слишком долгий срок при четырехдневном инкубационном периоде для латентного развития эпидемии, и массовая заболеваемость, скорее всего, была бы отмечена намного раньше. Так что инфекцию в залив завез кто-то из прибывших с Уналашки позже отца Хот-Виски.
Штатом Аляска станет лишь через сорок лет, а в 1919 году она имела статус территории и представительства в Конгрессе не имела, а потому губернатору Аляски Томасу Риггсу[240] трудно было бы перекричать имеющих в отличие от него право голоса представителей сорока восьми штатов. Риггс каким-то образом извернулся и сумел убедить федеральное правительство выделить средства на введение карантина на всей своей территории, и это уберегло Аляску от осенней волны гриппа 1918 года, однако в марте карантин сняли, а когда в апреле эпидемия возобновилась, все его просьбы возобновить и финансирование карантинных мероприятий оказались тщетными. Что показательно, в сорока восьми штатах, где население в основном переболело во время второй волны, третья, весенняя волна прошла на удивление мягко. Все бремя борьбы с последствиями вспыхнувшей эпидемии, таким образом, легло на плечи врачей рыбоконсервных заводов APA, разбросанных по берегу залива, и государственной больницы в Диллингхеме.
Заведовал этой больницей доктор Лайнус Хайрам Френч, прекрасно знавший и любивший эту часть Аляски, поскольку проработал на заливе более двадцати лет – сначала в амбулатории при одном из консервных заводов, а затем на государственной службе, на которую поступил в 1911 году. Возглавив диллингхемскую больницу, Френч первым делом отправился обследовать прикрепленную к ней обширную территорию[241], и всю зиму пропутешествовал по тундре на собачьих и оленьих упряжках, а кое-где и пешком на лыжах-снегоступах. По возвращении в городок летом 1912 года он отчитался перед чиновниками администрации, что в домах, где ему довелось побывать, в целом достаточно тепло, но сыро и темно, «поскольку уроженцы здешних мест держат весь теплый воздух внутри, чтобы пореже добывать и рубить дрова», и делят жилые помещения с собаками. Широко распространены среди них были туберкулез, сифилис и трахома (инфекционная глазная болезнь, возбудителем которой являются хламидии). Часть больных Френч вылечил, часть отправил в больницу, а остальным оставил четкие инструкции по предупреждению заболеваний, поддающихся профилактике. Что его особенно поразило, так это тот факт, что множество местных жителей было до сих пор не в курсе, что Аляска вот уже полвека как отошла от России к Америке: «В каждом доме по стенам – портреты русских священников или царя, и даты все по-прежнему отсчитывают по российскому календарю»[242].
После первых же случаев гриппа Френч тут же ввел карантинные ограничения на подведомственной ему территории. Из-за этого те из юпикских мужчин, кто не успел вернуться с весенней охоты в свои деревни к началу летней рыбалки, оказались отрезаны от родных мест, а всякие попытки прорваться или прокрасться к берегу через закрытую на карантин территорию карались «карантинным арестом» на десять суток с кормежкой за свой счет. Поддержали почин бывшего сослуживца и врачи APA, объявившие все поселения отдельными карантинными зонами, правда, удерживаемых там аляскинцев все-таки кормили и снабжали топливом и медикаментами за счет компании. Вопреки всем этим усилиям и больница в Диллингхеме, и импровизированные стационары на базе медпунктов APA вскоре оказались переполнены, и врачам пришлось срочно заняться установкой брезентовых палаток на деревянных настилах для размещения все прибывавших пациентов. В конце мая на самом пике эпидемии слегли и сам доктор Френч, и две медсестры, имевшиеся в его распоряжении, и Френчу ничего не оставалось, кроме как в лихорадочном ознобе запрашивать по телеграфу экстренную помощь, и хорошо еще, что этот отчаянный сигнал SOS был услышан и правильно понят катером береговой охраны «Уналга».
«Уналга» вышла из Сан-Франциско за месяц до описываемых событий в обычный патрульный рейд вдоль западного побережья, по пути подхватывая пассажиров, почту и грузы. Капитан судна Фредерик Додж знал Аляску прекрасно, в отличие от впервые пустившихся в плавание в этих водах нового кока «Уналги» и вахтенного офицера Юджина Коффина, чья фамилия задним числом звучит как дурная шутка с потугами на черный юмор