т в том, что он ввел себе плазму крови больных, прошедшую фильтрацию и, следовательно, очищенную от бактерий. Значит, возбудителем гриппа, вероятно, является некий вирус[300].
Что тогда подразумевал под «вирусом» сам Дюжаррик? Да он, вероятно, и сам этого толком не знал. Все, что он реально мог сказать, что это нечто много меньшее по размерам, нежели известные науки бактерии, и тем не менее способное передаваться от человека к человеку и вызывать заболевание. Вероятно, он даже и не стал бы описывать вирус как «микроорганизм», который есть пусть и примитивная, но все-таки форма жизни (тем более что споры о том, живы или мертвы вирусы, продолжаются до сих пор, ведь у них отсутствует способность к самовоспроизводству вне пораженных ими клеток: разве это жизнь?), а потому не исключено даже, что он полагал, что просто вводит себе нечто вроде яда в надежде на выработку собственным организмом антитоксина.
Так совпало, что на том же заседании академии был заслушан доклад двух других представителей пастеровской школы – Шарля Николя[301] и Шарля Лебайи, – пришедших к похожему, да не совсем заключению. Эти двое работали в выездной лаборатории Института Пастера в Тунисе и в начале октября привили там грипп с мокротой больного обезьяне и двум добровольцам из местных: обезьяне – нефильтрованную, а людям – чистый фильтрат без бактерий. Обезьяна, которой инфекцию занесли с неочищенной мокротой под веки и ноздри (имитируя тем самым воздушно-капельный путь распространения инфекции), начала подавать первые признаки заболевания (температура, потеря аппетита, вялость) через несколько дней. Человек, получивший фильтрат подкожно, заболел в тот же день, а вот человек, которому тот же фильтрат ввели внутривенно, остался в добром здравии. Из этого Николь и Лебайи сделали заключение, что болезнь вызывается фильтруемым вирусом, передающимся воздушно-капельным путем, но не через кровь.
Таким образом, Дюжаррик де ля Ривьер и два Шарля – Николь и Лебайи – честно делят между собой лавры первенства независимой и одновременной публикации открытия о, вероятно, вирусной природе гриппа. До конца 1918 года аналогичные опыты поставили немецкие, японские и британские ученые – и пришли к тем же выводам. Немец Хуго Зельтер[302] из Кенигсбергского университета так же, как и Дюжаррик во Франции, все опыты проводил на самом себе. Первая половина XX века в целом была эпохой экспериментов над собой (Мечников, так тот вообще прививал себе с риском до жизни все подряд, вплоть до холеры), но, вероятно, в годы войны, когда все вокруг рискуют своими жизнями, смертельные опыты над собой давались психологически проще. С другой стороны, группа британских исследователей гриппа, опубликовавшая первые результаты в декабре 1918 года, себя щадила, а потерь не избежала: Грэм Гибсон, готовивший итоговый отчет из армейской лаборатории в Абвиле, к югу от Этапля, подхватил грипп и до его мартовской публикации не дожил.
Отважные были люди, однако с научной точки зрения достоверность полученных этими исследователями результатов вызывает сомнения. Все опыты проводились ими на фоне пандемии, когда было абсолютно невозможно гарантировать чистоту эксперимента в силу того, что всепроникающий вирус мог спокойно разгуливать по любой лаборатории, а потому и неизвестно, действительно ли подопытные инфицировались в результате экспериментов или безотносительно к ним. Любой внимательный читатель не мог не обратить внимания, что опыты Дюжаррика и Николя с Лебайи привели их к прямо противоположным выводам: Дюжаррик был уверен, что занес себе инфекцию с фильтратом крови больного гриппом, а в Тунисе два Шарля исключили возможность заражения через кровь. Сегодня известно, что правы были Николь и Лебайи: вирус гриппа через кровь не передается, так что Дюжаррик заболел не в результате инъекции, сделанной ему Лакассанем. Скорее всего, он заразился обычным воздушно-капельным путем как раз при собственноручном заборе крови для приготовления фильтрата у четырех больных солдат, поскольку симптомы начали развиваться у него на третий день, а это стандартный инкубационный период гриппа. Иными словами, как это часто бывает в науке, Дюжаррик сделал логически верный вывод, но только из неверных посылок.
В Бостоне Розенау и его коллега Джон Киган в разгар осенней волны также пытались продемонстрировать, что возбудитель гриппа фильтруем, но у них фокус с передачей заболевания через кровь не прошел, как и у ряда других ученых, однако их результаты, как и аналогичный результат их французских коллег ничего не доказывали по причине их шаткости. Мало ли почему добровольцы не заболели? Может, они переболели весной и приобрели иммунитет. Вообще в научно-медицинском сообществе того времени многие грешили интерпретацией результатов любых экспериментов сообразно своей излюбленной теории. Сам «Geheimrat» Рихард Пфайффер, к примеру, до конца оставался совершенно убежден в том, что его «именная» бацилла как была, так и остается главным, если не единственным кандидатом в возбудители. И все представители и последователи его школы искренне считали, что раз Розенау и многие другие никакого вируса путем фильтрации не выявили, значит, и нет в природе никакого вируса, и сам Розенау с его безоговорочной верой в экспериментальные данные придерживался того же мнения (а это уже пример обратного рода ошибки – неверного вывода из верных посылок). Однако, когда доходило до объяснений причины по неприятному вопросу об отсутствии палочки Пфайффера в части образцов легочных тканей, взятых у жертв гриппа, из его лагеря на голубом глазу отвечали, что, вероятно, ее плохо искали или использовали негодные средства и методы лабораторной диагностики. Не способствовала рассеиванию тумана вокруг вопроса о природе болезни и определенная эффективность противобактериальных вакцин как средства борьбы с тяжелыми последствиями гриппа, хотя, как мы теперь знаем, обусловлена она была тем, что помогала предупредить не сам грипп, а смертельно опасные вторичные инфекции.
Лишь в 1930-х годах туман начал рассеиваться. Один из весьма специфических аспектов пандемии 1918 года состоял в том, что она разворачивалась на фоне эпизоотии очень похожего вирусного заболевания у домашних свиней – настолько похожего, что именно тогда и появилось впервые устойчивое словосочетание «свиной грипп». В то время ветеринары сочли его за совершенно новую болезнь, однако с тех пор его вспышки среди поголовья домашних свиней периодически повторяются. В 1931 году после одной из них американский вирусолог Ричард Шоуп[303] как раз однозначно установил то, чего не удалось в свое время в более сложной обстановке доказать Дюжаррику, Зельтеру и прочим сторонникам вирусной теории гриппа: болезнь вызывается именно фильтруемым вирусом. Через два года ученым лондонского Национального института медицинских исследований удалось доказать то же самое и в отношении возбудителя человеческого гриппа. Подопытный хорек чихнул прямо в лицо одному из них, а на третий день Уилсон Смит (так звали неосторожного ученого) свалился с гриппом. Ученые за эту находку ухватились и вскоре показали, что фильтруемый возбудитель гриппа передается не только от хорька человеку, но и в обратном направлении (микроорганизм это или токсин, было еще не ясно, хотя к 1950 году лондонские исследователи склонялись к правильной версии – микроорганизм).
Скромно начав с чиха хорька, вирусология гриппа стала быстро превращаться в обширную и сложную область на стыке микробиологии и этиологии инфекционных заболеваний. В организме заболевшего иммунная система реагирует на вирус секрецией белково-молекулярных цепочек – так называемых антител, – которые цепляются к вирусу и обезвреживают его. Эти антитела сохраняются в крови долгие годы после инфекции, обеспечивая человеку иммунитет от рецидивов. А к 1930-м годам ученые как раз научились расшифровывать «записи» о ранее перенесенных инфекционных заболеваниях по антителам, выявляемым в сыворотке крови (плазме, полностью очищенной от всех взвешенных компонентов надмолекулярного уровня). Убедившись, что антитела, выработанные организмом человека при предыдущем заболевании гриппом, не гарантируют защиты от заболевания при следующей вспышке, ученые осознали, что возбудитель гриппа от вспышки к вспышке варьируется. Со временем выделили три основных вида вирусов – A, B и C (недавно к ним добавился и четвертый – D[304]). Эпидемии вызываются вирусами гриппа A и B, но до пандемии может разрастись только эпидемия гриппа A. Грипп C протекает в самой легкой форме и менее заразен, чем два первых. Нет нужды говорить, что возбудителем испанского гриппа был вирус вида A.
Одна из причин, по которым ученым так трудно верилось в вирусную природу гриппа, заключалась в том, что в отличие от всяческих бактерий – возбудителей сопутствующих воспалений, массово поражавших легкие ослабленных гриппом пациентов, вирусы упорно не поддавались культивированию в чашках Петри с агаром. Под «культивированием» понималось выращивание колоний микроорганизмов, размножающихся делением. Но вирусы-то, как нам известно, неспособны к репликации вне клетки-хозяина. Чтобы проникнуть внутрь нее, вирусу нужно сначала зацепиться своими белковыми отростками (т. н. антигенами) за белки-рецепторы на поверхности клеточной мембраны. Для этого антиген вируса должен сочетаться с рецептором клетки, как ключ с замком, но как только сцепление происходит, сразу же запускается целый каскад событий на молекулярном уровне, результатом которого становится проникновение вируса внутрь взломанной клетки (воспрепятствовать же этому могут антитела, работающие по принципу перехвата этих самых антигенов вируса на себя до того, как вирус успеет зацепиться за рецепторы клетки). Проникнув внутрь, вирус, выражаясь по-простому, производит рейдерский захват ядра клетки и с помощью его репродуктивного механизма массово воспроизводит свои компоненты. Свежесобранные из них новые экземпляры («реплики») вируса затем буквально взрывают клетку изнутри и, убив ее, отправляются на охоту за следующими клетками-хозяевами, которым суждено стать жертвами этих незваных гостей. В человеческий организм вирус гриппа проникает через дыхательные пути и поражает клетки их слизистой оболочки, в результате чего и развиваются всем известные симптомы гриппа как типичной ОРВИ.