Фонд Рокфеллера был учрежден в штате Нью-Йорк в мае 1913 года в ходе дробления нефтяной монополии Standard Oil ее владельцем Джоном Д. Рокфеллером (старшим), его советником по благотворительности Фредериком Тейлором Гейтсом и сыном Джоном Д. Рокфеллером (младшим). Образованный шестью неделями позже в рамках фонда Отдел международного здравоохранения стал одним из главных организаторов борьбы с болезнями не только в колониях и недавно обретших независимость странах, но и в Западной Европе в период между двумя мировыми войнами[414]. В 1922 году, например, был заключен договор с правительством Испании, по которому Фонд помог заложить фундамент современной системы здравоохранения в этой стране. Также он оказал содействие и У Ляньдэ в его усилиях по реформе китайской системы медицинского образования, профинансировав, в частности, создание Пекинского объединенного медицинского колледжа.
Конечно же, не один Фонд Рокфеллера работал в этом направлении. Институт Пастера также вновь расправил крылья в период затишья между войнами и в 1922 году открыл представительство в Тегеране (договоренность об этом между Эмилем Ру и персидской делегацией была достигнута в ходе Парижской мирной конференции), что пришлось как нельзя кстати опустошенной испанским гриппом Персии. В первые послевоенные годы, когда Европу нещадно преследовали эпидемии (тифа и туберкулеза, как мы помним, помимо гриппа), доставкой гуманитарной помощи в пострадавшие местности занимались всевозможные религиозные благотворительные организации, а помощью истощенным в результате морской блокады на исходе войны и измученным болезнями детям Австрии и Германии – учрежденный в 1919 году Фонд спасения детей.
В контексте всех этих альтруистически-благонамеренных, но разрозненных усилий и была осознана необходимость создания международной организации здравоохранения нового типа. Международное бюро общественной гигиены со штаб-квартирой в Париже было учреждено с благословения двадцати трех европейских государств еще в 1907 году, но занималось оно главным образом сбором и распространением информации об инфекционных заболеваниях, а не реализацией программ общественного здравоохранения. Требовалось создать нечто более действенное и ориентированное на предупреждение болезней, и в 1919 году в Вене при Международном комитете Красного Креста было учреждено бюро по борьбе с эпидемиями.
И вот тут-то, едва выйдя на международный уровень, борьба с эпидемиями сразу же вылилась в схватку между двумя противоборствующими силами, пытавшимися навязать каждая свой подход к формированию облика общественного здравоохранения, – социализированный или политизированный. Не успело противоэпидемическое бюро открыться, как нации перегрызлись по поводу допуска к участию проигравших войну сторон, а затем антисемитские элементы принялись лоббировать решение о помещении еврейских беженцев, заполонивших страны Восточной Европы, под карантин в концентрационные лагеря[415]. Поднимались и вопросы о судьбе немецких военнопленных, до сих пор остававшихся в России: принимать ли их обратно, заведомо зная, что среди них непременно будет масса большевистских агитаторов?
Эглантайн Джебб, британская основательница Фонда спасения детей, выделялась из общего ряда в ходе этих дебатов тем, что настаивала на безоговорочном приеме всех без исключения возвращающихся из плена, включая большевиков. Международное бюро по борьбе с эпидемиями стало не единственным учреждением, использовавшимся не по назначению, а для достижения политических целей. Тот же Фонд Рокфеллера подозревали в насаждении неоколониализма под видом благотворительности. Уставной миссией Фонда являлось просвещение (в духе американской культуры) «угнетенных и обделенных рас», и он поддерживал тесные связи с западными бизнесменами и миссионерами в тех странах, куда нес это самое просвещение, а в итоге непоправимо запятнал свою репутацию участием в нацистских программах евгеники.
В начале 1920-х годов Лига Наций учредила собственную организацию здравоохранения, которую – наряду с бюро по борьбе с эпидемиями, созданной в самом начале XX века Панамериканской организацией здравоохранения и парижским Международным бюро общественной гигиены – можно считать предтечами современной Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Когда в 1939 году Лига Наций распалась из-за начала Второй мировой войны, ради недопущения которой она, прежде всего, и созывалась, под ее обломками была похоронена и подчиненная ей международная организация здравоохранения, что послужило уроком на будущее архитекторам ВОЗ: выживание дочерней организации не должно зависеть от сохранения организации-учредителя, то есть ООН. Поэтому в 1946 году в представленном на утверждение Международной конференции здравоохранения в Нью-Йорке Уставе (Конституции) ВОЗ она была сразу же позиционирована как независимая, хотя и под эгидой ООН. Евгеника к тому времени впала в немилость и была запрещена, зато в первом же пункте преамбулы к Уставу ВОЗ был закреплен незыблемый принцип равноправия всех людей во всем, что касается их здоровья. Он гласил и, между прочим, до сих пор гласит: «Здоровье является состоянием полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствием болезней или физических дефектов. Обладание наивысшим достижимым уровнем здоровья является одним из основных прав всякого человека без различия расы, религии, политических убеждений, экономического или социального положения».
Глава 5Война и мир
Генерал Эрих Людендорф, начальник немецкого Генштаба, считал, что испанский грипп украл у него и Германии заслуженную победу в Первой мировой войне, спутав все карты в раскладе тщательно спланированной им стратегии решающего наступления. Вопросы из серии «А что, если бы?..» применительно к истории Первой мировой войны можно задавать до бесконечности. А что, если бы правительство либералов во главе с Гербертом Асквитом в 1914 году до конца стояло на своем и удержало бы Британию от вступления в войну? А что, если бы Америка в нее не вступила в 1917 году? А что, если бы Фриц Габер не открыл каталитическую реакцию синтеза аммиака из атмосферного азота и водорода и Германия осталась бы без аммиачной селитры и, как следствие, взрывчатки после начала морской блокады и прекращения поставок природной селитры? Все сложилось так, как оно сложилось, в силу раскручивания в динамике сложнейшего комплекса взаимосвязанных процессов, обусловленных массой причин и привходящих факторов, и, пытаясь размотать этот клубок, потянув за ниточку лишь одного из факторов, мы сильно рискуем сами себя ввести в заблуждение. Тем не менее именно заявление Людендорфа относительно роли испанского гриппа в поражении Германии заслуживает более пристального рассмотрения. Тем более что он в этом мнении не одинок, и с ним согласны многие современные военные историки.
В начале наступательной кампании поздним мартом 1918 года Центральные державы имели серьезный перевес в живой силе и вооружении вследствие прекращения боевых действий на Восточном фронте и прибытия оттуда закаленных в боях войск, прошедших попутно обучение новым тактическим приемам ведения боевых действий, таким как инфильтрация – просачивание в расположение противника мобильных штурмовых отрядов с целью нарушения целостности линий обороны. Хотя из-за блокады с продовольствием у немцев было туго не только в тылу, но и на фронте, германские войска испытывали душевный подъем в предвкушении скорого решающего перелома и в целом были преисполнены оптимизма. В рядах же союзников по Антанте, напротив, боевой дух совсем упал. Солдаты были измотаны сверх всякой меры и физически, и морально после четырех лет окопной войны и провальных попыток прорвать эшелонированную оборону противника. Дошло до того, что осенью 1917 года в Этапле вспыхнул (и был жестоко подавлен) вооруженный мятеж.
Первый этап весеннего наступления немцам удался, и к началу апреля они потеснили союзников в среднем на 60 с лишним километров вдоль всей линии фронта. 9 апреля начался второй этап их наступательной кампании под кодовым названием «операция Жоржетта», и снова увенчался отвоеванными у союзников по Антанте территориями. Пришедший в мрачное расположение духа британский главнокомандующий сэр Дуглас Хейг призвал своих людей «биться до последнего, но отразить наступление». А ближе к концу апреля «Жоржетта» как-то сама собой захлебнулась и была остановлена. На 27 мая немецкий генштаб назначил начало третьего этапа наступательной кампании – «операцию Блюхер», – но с «Блюхером» как-то сразу не задалось, и в июне на фронте ненадолго восстановилось шаткое равновесие. А в июле последовало мощное контрнаступление французов, положившее конец надеждам немцев на победу в «сражении за кайзера». В августе союзники возобновили успешные наступательные операции и полностью вытеснили войска Центральных держав с территории Франции. На этом война и закончилась.
Принято считать, что к июню войска Центральных держав в своем наступательном порыве оторвались от налаженных линий снабжения и стали испытывать острый дефицит провианта и боеприпасов, да и просто выдохлись, – отсюда и последующие результаты. Вот только в хронологические рамки событий это объяснение укладывается плохо, поскольку разваливаться у них все начало на полтора месяца раньше – примерно с середины апреля. Так ведь именно в этих числах до окопов и добрался грипп. Обе стороны начали нести тяжелые небоевые потери, однако участник боев Эрнст Юнгер, вспоминая, как его штурмовой батальон выдвинулся на передовую и закрепился на оборонительных позициях в небольшом леске в двадцати километрах к югу от Арраса («лес Россиньоль» на британских военных картах того времени, «роща 125» на немецких[416]), позже рассказывал, что, по всем ощущениям, болезнь ударила сильнее по их стороне. Об очередной порции вновь заболевших докладывали ежедневно, ряды боеспособного личного состава таяли на глазах, а батальона, который должен был прибыть им на смену, они так и не дождались, потому что он оказался почти полностью «выкошен» еще до начала передислокации. «Хотя мы знали, что болезнь распространяется и среди врага, все равно сами мы из-за скудости рациона были ей более подвержены и страдали сильнее. Молодые бойцы, в частности, иногда и вовсе умирали в первую же ночь. А нам нужно было еще и держать себя в состоянии полной боеготовности все это время, поскольку над нашей рощей 125 безостановочно стелился черный дым, будто мы варимся в каком-то ведьмовском котле»