– Я постараюсь, – промямлил он.
Джек заново раскрыл виртуальную панель, подключился к дрону Эла и поднял его в воздух на высоту человеческого роста.
– Качка – это не страшно. Главное – не уронить груз.
Дрон кувыркался в воздухе, стеклянный бокал пускал блеклых солнечных зайчиков, потом машина резко спикировала и зависла в нескольких сантиметрах от земли.
– И не пережать.
Звук, который издал бокал перед смертью, был похож на хруст ломающихся шейных позвонков. Вряд ли кто-то из операторов знал об этом. Осколки брызнули на землю, смешавшись с другим мусором. Теперь все смотрели на дрон. Джек улыбнулся.
– Мда-а-а, – протянул самый старший из ребят. – Не переживай, Джек, мы не облажаемся.
Они познакомились в Сети: каждому из них было за что ненавидеть «Ваттана Груп», и Джек дал им возможность отомстить. Он старался не работать с профессионалами в ходе диверсий: закупать и провозить оружие должны опытные специалисты, а вот использовать его может кто угодно, здесь большого ума не надо. Зачем платить за то, что люди готовы делать бесплатно во имя своих убеждений?
При таком подходе были свои риски: люди, не отягощенные контрактом, могли засомневаться или передумать, когда дойдет до дела. Нужны хорошие навыки, чтобы держать случайных исполнителей под контролем. Джек такие получил, когда, выбравшись из «Байоворкс», попал в специальный лагерь подготовки. Три месяца ада – и ты получаешь все, что нужно знать о функционировании человеческого тела, чтобы эффективно использовать людей.
В этом же лагере обучались комиссары Альянса освобождения животных. НЛП, тактика ведения допросов, боевая подготовка – хорошая школа. Джеку удалось устранить комиссара Альянса в Йоханнесбурге, отделавшись только вывихом плеча, это тешило самолюбие. Обработать идеологически накрученных студентов – любителей животных не составило труда.
В Бангкоке ситуация была посложнее: эти ребятишки прекрасно знали, что их действия нанесут ущерб «Ваттана Груп», и понимали последствия, поэтому основания участвовать должны были быть очень и очень весомыми.
Эл выделялся. У него не было погибших родственников или уничтоженного «Ваттана Груп» дома. Он говорил, что у дзайбацу слишком много власти, что она представляет угрозу для королевской семьи. Эл попал в команду только потому, что Джек нуждался в запасном операторе – пока не убедился, что у основной тройки все получается.
Дружески распрощавшись с ребятами, Джек последовал за Элом. Через час, после беседы на одном из пустырей рядом с огромными колоннами заброшенной линии скайтрейна, Джек уже знал все. Эл вдруг осознал, что диверсия против «Ваттана Груп», болезненный удар с коммерческой точки зрения, никак не изменит политический расклад в стране. Эл боялся человеческих жертв, которые неминуемо возникнут.
В общем, Эл выпал из-под влияния Джека, что случалось, хотя и нечасто.
Через четверть часа Джек был уверен, что Эл никому ничего не рассказал. Наблюдая, как мальчишка тихо скулит в пыли, прижимая к себе искалеченную руку, Джек думал, что его религиозная мамаша была абсолютно права, называя тело худшей из темниц. Лефевр просто боялся этим пользоваться.
Джек достал пистолет, присел на корточки и выстрелил Элу в затылок. Потом, повинуясь армейской привычке, сделал еще два выстрела в корпус, отпуская душу на свободу.
Прятать следы не имело смысла: гигантские генетически модифицированные крысы Бангкока сделают эту работу за него.
12Господин комиссар
Звонок Терренса поставил крест на идее узнать собеседника Стеллы по записям камеры наблюдения в ресторане: его лицо не попало в кадр, а объемная куртка не позволяла судить о фигуре. Парней, следивших за Стеллой, нашли, но все их услуги оплачивались дистанционно, так что ни своих нанимателей, ни целей они не знали, и только суммы и качество защиты платежных каналов подталкивали Ясона к мысли о том, что эта ниточка тянулась в «Гринворлд».
Версандез скинул Ясону информацию, извлеченную с карты памяти от Альбрехта, и после брифинга с инсбрукской командой Ясон засел за чтение. Досье на местных защитников животных у «Гринворлда» оказалось подробное: группировок было несколько, но интерес Альянса освобождения животных вызвала только одна. Как это нередко бывает, во главе ячейки из четырех человек стоял парень из обеспеченной семьи, живущий в элитной части Сэндтона и учащийся в престижном университете, где проводились акции.
Ясон вывел на экран фотографию. Девятнадцать лет, белокожий и темноволосый, с аккуратной стрижкой. Факультет философии, второй курс. В глазах оливкового цвета так и плещется желание изменить мир к лучшему. Привлекательный, бесстрашный – и с командой таких же малолетних придурков.
Ясон нашел решение Стратегического комитета Альянса освобождения животных о направлении в Йоханнесбург комиссара для вербовки и помощи молодым активистам в работе против корпорации «Гринворлд». Комиссаром была женщина около сорока с короткой стрижкой и темными густыми бровями. Ее аристократическая манера сидеть, склонив колени набок и перекрестив лодыжки, напомнила ему мать. Ирэн Ховард, дочь крупного судостроителя, которая предпочла семейному бизнесу карьеру историка и брак с небогатым археологом, а сейчас преподавала в безымянном университете в Австралии, куда Ясон никак не находил время съездить. Стоило хотя бы ей позвонить – у человека, с которым Ирэн жила после смерти отца, в октябре был юбилей, и мать настойчиво намекала, что им пора познакомиться лично.
Перейдя от досье к переписке и протоколам заседаний Альянса, Ясон размышлял, сколько внедренных агентов «Гринворлда» работало внутри этой якобы независимой организации. Женщина-комиссар прибыла в Йоханнесбург в середине октября, сумела избавиться от слежки корпорации и исчезла. Судя по отчету, она все еще находилась в Йоханнесбурге.
Ясон предложил Ксавьеру наведаться в университет во второй половине дня. Для разговора нужен был повод: например, можно было обменяться с молодежью опытом протестной деятельности. Можно рассказать, как пузырится клавиатура компьютера, если на нее полить прозрачной жидкостью, выданной аспиранткой химического факультета. Ясон прекрасно помнил резкий запах, от которого зачесалось в носу: аспирантка забыла сказать, что акцию стоит проводить в респираторе, и еще неделю у него текло из носа.
На вирт-экране замигал значок вызова и появилось лицо Тревиса. Темная кожа фотографа, отмытая от грязи, приобрела оттенок красного дерева и сатиновый блеск.
– Ясон, доброе утро! Не мог бы ты присоединиться ко мне за завтраком?
– Вот так сразу, Тревис?! – ехидно переспросил Ясон. – Только вчера встретились – и теперь завтракаем вместе в час дня после бурной ночи?
– Извращенец чертов, – осклабился фотограф. – С Лефевром заигрывай. Я спасибо тебе сказать хочу. Вчера я злился из-за техники, но я же не совсем идиот, понимаю, что к чему и чем все могло закончиться. Давай, не ломайся, и хватит тренировать на мне свой модный прищур.
Ясон ухмыльнулся:
– Через десять минут спущусь.
– Я долго ждать не буду – жрать хочется страшно.
Ясон надел очередную белую рубашку, на этот раз льняную, положил пачку сигарет и зажигалку в карман джинсов, покрутил в руках темные очки и взглянул в зеркало. На лице имелась двухдневная щетина, и он задумался, не повторить ли подвиг Тревиса и побриться, но потом вспомнил отличное оправдание: Тревис не раз утверждал, что брутальная небрежность Ясона прекрасно оттеняет его собственный рафинированный стиль. Успокоив себя этой мыслью, он вышел из номера.
Очки пригодились: Тревис облюбовал столик в тенистой части маленького внутреннего сада отеля, но в дневные часы здесь все равно было светло и жарко. Художник, в бежевой майке поло и слаксах, любезничал с официанткой с раскрасневшимися то ли от жары, то ли от комплиментов щеками.
– Ясон, вот и ты! Элейн, это Ясон Ховард, мой друг и галерист, о котором я тебе говорил!
Ясон поздоровался, пожал руку Тревису и опустился в плетеное кресло напротив него. Вентилятор, крутившийся между столиками, срывал с увлажнителя мелкодисперсную взвесь влаги и направлял на посетителей.
– Американо, пожалуйста, – сказал Ясон.
Элейн кивнула и воспользовалась паузой, чтобы наконец упорхнуть.
Тревис глубоко вздохнул и вытянул длинные ноги в шлепанцах вдоль стола.
– Чувствую себя живым. Неплохой отельчик, кстати, и район ничего. Ближе к вечеру прогуляюсь с камерой вдоль элитных особнячков.
– Постарайся не перелезать через заборы, – отозвался Ясон.
Тревис подобрался, облокотился на стол и, заглянув в глаза Ясону, произнес:
– Ясон, спасибо, что помог вчера. Я перегнул палку и мог здорово влететь с безопасниками «Гринворлда». Не представляю, как ты смог меня вытащить, но я тебе по гроб благодарен. Если я смогу тебе отплатить… в общем, спасибо.
– Рад помочь, – ответил Ясон, лучезарно улыбаясь. – Эксклюзивные права на все, что ты снял в Йоханнесбурге. Десять процентов от каждой сделки – твои.
В тишине мерно шуршали лопасти вентилятора.
– Что? – переспросил Тревис.
– Ты сможешь мне отплатить, передав эксклюзивные права на все, что ты снял в Йоханнесбурге. Думаю, это адекватная цена за мои старания. Если безопасники «Гринворлда» оставили тебе хотя бы пару хороших кадров.
– Не просто хороших – отличных. Но эксклюзивные права – это ты круто загибаешь. Не думал, что ты настолько меркантилен.
– Я достаточно высоко ценю твою шкуру. А ты?
– Вчера ты назвал меня «довольно неплохим», – надулся фотограф.
– Чтобы сбить цену, Тревис. Сбить цену. Иначе я бы не смог тебя выкупить.
– Ходишь по грани. Проигнорирую твой расистский намек на работорговлю.
– Ничего расистского здесь нет. Кодекс корпораций, статья о промышленном шпионаже. Достаточно неприятно, не так ли?
– Они бы не смогли… – возмутился художник, сжав руку в кулак. Ногти тоже преобразились: похоже, Тревис успел сделать маникюр.