— Ты хорошо устроился, — говорил Лукьяненко Горскому, сидевшему в кресле напротив. — И ты и я по должности — советники, но только мне приходится ворочать всей резидентурой, а ты занимаешься своими дочками. А деньги получаем одинаково.
— Но вы сами понимаете, что у меня еще слабый английский, чтобы заводить высокие связи. Дайте мне хотя бы полгода, я же только месяц как приехал… Надо же изучить Лондон, освоить прессу. А сейчас я полдня трачу на чтение газет из-за плохого знания языка… — оправдывался Горский.
— Да на фига они нужны, их дурацкие газеты? — специально подкалывал его Лукьяненко. — Я их вообще не читаю, но прекрасно представляю, что происходит в Англии.
— Но меня специально послали для сбора политической информации… — Горский нервничал и с трудом подавлял ненависть к шефу. — Я пойду, у меня дела… — он встал и двинулся к двери.
— Прежде чем уходить, ты должен спросить у меня разрешения. У нас тут не либеральный клуб!
— Разрешите идти? — Горский дрожал от ненависти.
— Говно-интеллигент, — сказал Лукьяненко Снегиреву, когда дверь закрылась. — Политическая информация! Мы и без него тут управлялись. Ни фига не понимает в Англии и хочет еще о ней что-то писать…
Снегирев кивал головой и поддакивал.
Горскому и впрямь приходилось трудно с освоением Англии, в свободное время он сидел, обложенный газетами, с постоянно включенным телевизором. Лидия и две маленькие дочки отрывали его от дела.
— Лидочка, пойми, эта сука Лукьяненко хочет меня съесть, он требует от меня невозможного: разве реально освоить этот участок в два месяца? Еще хорошо, что в Москве его считают полным дерьмом и собираются отзывать. Какое счастье, что в свое время я съездил с Убожко в Ютландию, — иначе не имел бы я в Москве поддержки!
Лидию все это слабо успокаивало, но она твердо решила целиком отдать несколько лет воспитанию детей, которых она обожала.
Горский вышел из дома, уселся в свой «форд» и медленно выехал на улицу Кенсингтон. Город он еще знал плохо, к левой стороне не привык и вел машину крайне осторожно. Вскоре он запарковался в районе Челси и прошел к афишам театра «Ройал Корт». Часы показывали ровно полдень. Справа медленно приближался Питер Данн, казалось, не замечавший ничего вокруг, кроме дымка своей сигареты. Взгляды их встретились, Питер прошел мимо, Игорь немного выждал и последовал за ним. Наконец Данн вошел в подъезд многоэтажного дома, Горский ускорил шаг, и партнеры встретились в подъезде.
— Это будет наша новая конспиративная квартира, чувствуйте себя как дома! — и он пропустил Горского в довольно просторные апартаменты, обставленные в современном стиле. Данн открыл бар, достал виски, воду в графине, орешки и чипсы.
— Ну, как идет процесс вашей адаптации?
— Пока тяжело. Позиции у меня тут слабые, я же аутсайдер, а мои коллеги собаку съели на Англии, — грустно сказал Горский. — К тому же фактически я — на рядовой работе, и надо мною много начальников…
— Ничего, мы вас дотянем до должности резидента, Игорь, — засмеялся Данн. — И пойдем тем же путем. Раньше мы не давали визы русским, и наконец они вынуждены были послать вас. А теперь мы будем выбивать отсюда все ваше начальство пинком под зад. Мы оставим вакуум, и тогда Москве останется только заполнить его вами…
— Ну, на резидента они будут толкать кого-нибудь из Москвы… — усомнился Горский.
— Пусть толкают, но получат кукиш! Визы не будет! Мы прекрасно понимаем, что, чем выше ваша должность, тем больше у вас доступ к секретной информации…
— Но только делайте это медленно и осторожно. Мои начальники безумно подозрительны.
— Надеюсь, вы не даете для этого оснований? — насторожился Питер.
— Нет, это просто такие гнусные личности, они меня не переваривают — вот и все! Я принес пленку с секретными документами… — он протянул ее Данну.
— Ну что ж, не буду вас задерживать! До следующей недели на этой квартире! — и они деловито распрощались.
Розанов жил и не тужил со своей Ольгой в маленькой квартирке рядом с Патриаршими прудами. С утра он сидел за пишущей машинкой, потом продумывал гениальные сюжеты во время прогулок по старой Москве, потом снова садился за машинку. К приходу с работы Ольги покупал пару бутылок красного вина, и они мирно ужинали.
— Сегодня получил письмо из Лондона от Горского, — заметил Розанов, отхлебнув из бокала.
— Единственный порядочный человек, не порвавший с тобой отношения после отставки… И Трохин, и все другие в рот тебе смотрели, когда ты был начальником, а потом…
— Такова жизнь, Оля… Все люди предают. В конце концов, и я предал Ларису…
— Ну, милый, тебя повело. Уж лучше спроси у себя, как вообще ты мог жить с нею? — Ольга вспыхнула, Лариса для нее была, как красный плащ для тореадора. — А сколько Горский уже живет в Англии? Год? — Ольге не хотелось говорить о Ларисе.
— Время летит: уже почти три года! Подумать только, я уже пять лет в отставке! За это время умерли и Брежнев, и Андропов, и Черненко! Пять лет! И только одну пьесу поставили, гады! — Розанов опрокинул бокал и вытер рот рукой. Ольга нежно обняла его и поцеловала.
— Ты, главное, пиши, успех придет сам собой. Случай движет нашими судьбами. Разве мечтал Горский, когда разводился и женился, что попадет в Англию?
— Не просто попадет. Его собираются сделать резидентом. Большая карьера, он станет генералом! Опять же случай: англичане выгнали всех его потенциальных соперников. Хотели туда самого Трохина, но ему не дали визы! Вот суки!
— Я очень рада. Твой Трохин — полное дерьмо! Даже не звонит тебе, как стал начальником! — возмущалась Ольга.
— И Убожко не звонит, никто не звонит. Хорошо, что хоть трубку не бросают, когда я им звоню.
— А зачем ты это делаешь? Тебе же от них ничего не надо! — сердилась Ольга.
— Понимаешь, Ольга, хочется с кем-то поговорить. Иногда вспоминаешь прошлое, и они выплывают оттуда, как приятные говорливые призраки… Ведь все они были частью моей жизни, правда?
— Ты просто уникален: тебе нужно тащить на себе, словно котомку с тяжелыми камнями, и бывших друзей, и бывших жен, и даже бывших врагов! — ноздри у Ольги раздувались, ревность мучила ее.
Генерал Убожко находился с инспекционной поездкой в Париже. Когда после представления в варьете на Монмартре он уселся за рюмкой перно в кафе прямо на улице, к нему подсел сотрудник ЦРУ Роджер Пик.
— Извините, господин Убожко, меня зовут Роджер Пик, и я являюсь начальником русского отдела ЦРУ. Вам известна моя фамилия?
— Допустим, что известна. Правда, я работаю в МИДе… — ответил осторожный Убожко.
— Я знаю, что вы специально приехали в Париж по линии КГБ. У меня есть предложение: я хочу сотрудничать с вами. Конкретно: у меня есть список некоторых западных агентов в КГБ. Но за это мне нужны большие деньги… много денег.
— Но вы сами понимаете, что сначала мы должны просмотреть список. Или часть списка.
— В Англии работает Игорь Горский, это агент СИС, — быстро сказал Пик. — Но это только один в длинном списке.
— У вас есть документы, подтверждающие это?
— У меня есть документы о наших агентах в СССР. Но об этом позже. О Горском я догадался, когда вел переговоры с английской разведкой в Копенгагене еще в 1977 году. Тогда я даже и не думал о сотрудничестве с вами. Итак, если вы согласны, то ваш человек должен выйти на это место ровно через неделю. «Фигаро» в правой руке. Пароль: «Вы не знаете, как лучше добраться до музея Родена?» Отзыв: «По-моему, это на улице Шарье».
Пик встал и, мило улыбнувшись, пошел дальше по улице.
В тот же вечер Убожко срочно вылетел в Москву. Трохин, встречавший его в Шереметьево, никогда не видел своего шефа в таком нервном возбуждении. Уже на пути к автомобилю Убожко сообщил Трохину сенсацию, переданную Пиком.
— Не провокация ли это? — ошеломленно спросил Трохин. — Не думаю. Зачем? Затевать такое дело… ради чего?
Компрометации Горского? Но ведь он предлагает целый список! Я завтра же утром буду докладывать об этом председателю КГБ! — Убожко говорил отрывисто и нервно, волнение его передалось Трохину.
— Что будем делать с Горским? Пока не трогать?
— Да ты что? Я сам его выдвигал, и если он сбежит… Немедленно телеграмму и хороший предлог! Через три дня он должен быть в Москве! Тщательно продумай, как будем вести его допрос, это нужно сделать тонко, использовать психотропные средства, чтобы он раскололся.
— А может, сразу его арестовать и препроводить в тюрьму? — Трохин любил простые решения.
— На каком основании? У нас же нет никаких формальных поводов для его ареста! Его не сможет судить военный трибунал!
— Да плевали мы на прокурора и военный трибунал! — возразил Трохин. — Разве КГБ уже не сила?
— Попробуй только заикнись об этом в ЦК партии! Горбачев там крутит новую политику, сейчас только и болтают о социалистической законности! — перебил его Убожко.
Питер Данн внимательно смотрел, как Горский меряет шагами гостиную конспиративной квартиры. За время жизни в Англии агент стал солиднее и увереннее в себе, став фактически шефом резидентуры и раскидав с помощью СИС своих соперников, он уже не осторожничал в суждениях (естественно, не в политических), когда общался с послом и другими советскими гражданами. Сравнительно недавно, еще до смерти Черненко, Лондон посетил Горбачев, он был принят мадам Тэтчер, разглядевшей в нем будущего реформатора. Горский докладывал секретарю ЦК информацию о положении в Англии, Горбачев слушал внимательно, иногда задавал вопросы. После визита политика, которого в Москве прочили на место генсека, роль Англии в советской внешней политике автоматически возросла и соответственно больше веса получила резидентура КГБ.
— Когда вы вылетаете в Москву? — спросил Данн.
— Послезавтра. Они пишут, что вызывают меня для окончательного утверждения шефом резидентуры. Это займет несколько дней, придется посетить главных идиотов в кадрах, наверняка меня примет сам председатель КГБ и даст несколько банальных напутствий… — Горский говорил снисходительно, Москва уже давно ему казалась враждебной крепостью, населенной придурками.