– Да приятного мало, – проворчал Ефимчук. – Он меня сегодня так отделал… И ведь ничего конкретно не предъявил. Сказал только, что через десять дней соберет всех на пресс-конференцию.
– Это у него манера такая, я его давно знаю, еще по Якутску, – пояснил Свиридов. – Хитрая бестия. Сначала доведет человека до белого каления, а потом берет голыми руками. Но я вам вот что скажу. «Севералмаз» его не интересует. «Де Бирс» – да. Твои фирмы, Маргания, тоже. И «Согласие». Это мне сообщил мой информатор. Я её внедрил к Ясеневу.
– Уж так и внедрил! – усмехнулся Правдин. – А если и так, то скоро он и до «Севералмаза» доберется.
– Ребенка у него, что ли, похитить, чтобы покладистей стал? – предложил Эдмонд Тигранян. – Так детей нет. У нас на Кавказе говорят: мужчина без детей – э! Гнилое дерево.
– Это гнилое дерево такие побеги дает – рощу контрразведчиков, и все как на подбор, дубы-великаны, – заметил Березкин. – Вон сколько с собой приволок.
– А тогда жену? – продолжил мысль брата Гамлет. – Говорят, очень красивая женщина. Я бы её в свой гарем взял.
– Тогда он тебя найдет и лично кастрирует, садовым секатором, – усмехнулся Свиридов. – Даже не думай об этом.
– Но времени у нас в запасе еще много, – произнес один из московских гостей. – Я вообще не уверен, что у него что-то получится. Пусть пока ноздрями мух бьет, как говорил Хрущев.
– А мы будем выжидать, – добавил второй москвич. И усмехнулся: – Бодался теленок с дубом! Где ему!
– Как, как? – переспросил Кларк, вытаскивая свой блокнотик. – Это народное выражение?
– Народнее не бывает, – осклабился Березкин. – Означает: не все коту масленица. И на всякого мудреца довольно подлеца.
– Погоди. Запишу. А что там про Хрущева?
– Да выбрось ты свой словарик к чертовой бабушке! Не до пословиц! – возмутился Ефимчук. – На кон поставлено очень многое. Ты-то в свой Лондон укатишь, эти в Армению, а мы?
– Нет, на пустой желудок ничего не придумаем, – сказал Варданян. – Давайте ужинать.
…Еще одним этажом ниже, в номере полулюкс, прямо под ними, собралась другая группа заговорщиков и подельников. Эти были из «цирка уродов» имени Козочко. Енотов, Зверейко, Собакин-Дубов, Нарциссов-Флокс, Бычковский, Банкетов и примкнувший к ним Жогин. Они также решали один вопрос: как обойти на кривой козе Ясенева, обмануть или обхитрить его, нейтрализовать, а лучше всего утилизировать. Слишком большую опасность он для них представлял.
– Да валить его надо – и все тут! – радикально высказался Банкетов.
– Краями съехал? Другого пришлют, – возразил Козочко.
– И другого вальнем.
– Это генерала-то ФСБ? Морда пополам не треснет? Или мозжечок совсем вытек? – выдал свои реплики Бычковский.
– А что, это мысль, – мрачно изрек Жогин. – Ребята у меня есть. Да и дело не хитрое. В Питере вон депутата Старовойтову замочили. И вице-губернатора Маневича. И ничего, сошло. Так что, если подойти с умом, то просто «тьфу и растереть».
– Я лицо официальное, ничего, что вы тут говорите, не слышал и не видел, – трусовато промолвил Зверейко.
– А меня вообще здесь нет, – пожал плечами Енотов. – Я по графику в отпуске, в Турции.
Собакин-Дубов и Нарциссов-Флокс предпочитали помалкивать, забившись в угол, на диванчик.
– Хирург верно мерекает, – произнес Банкетов. – Он авторитет опытный. С Барковым и Барановым у него всё классно вышло. Почему бы и не с Ясенем? Он нам уже много здоровья попортил. А зла причинит еще больше. Так что решим, братья-кролики?
– Валим, – отозвался Бычковский. – Он мне еще в Москве до ливера надоел.
– Мне бы только знать номер его автомобиля, – практично высказался Мориарти.
– Зачем? – поинтересовался Зверейко. – Он по городу пешком ходит. Стреляй – не хочу.
– Нет, надо в машине, так вернее. В городе будет много свидетелей. Всех мочить, что ли? А этот Ясеньпень наверняка на Ломоносовское месторождение отправится, поглядеть, пощупать. Трасса туда одна. Машину ему чекисты дадут. Вот по дороге мы его и подкараулим.
Несколько минут все молчали. Паузу нарушил Козочко.
– Номер машины я разузнаю. У меня в полиции есть свои люди. Мимо них перерегистрация автомобиля на доверенность Ясеневу не проскочит. Тогда я тебе, профессор, и сообщу. А получится, так и время поездки узнаю.
– Что, и в ФСБ у тебя тоже крот завелся? – спросил Енотов.
Козочко не ответил, только выразительно поглядел на него.
– Да он сам крот, – убежденно сказал Зверейко. – Всюду норы прорыл. А с виду козел козлом.
Собакин-Дубов вышел на середину комнаты.
– Внимание! – произнес он. – У меня идея. Надо сделать так, чтобы его уволили с работы. И не надо никого убивать. Это недемократично, а мы теперь живем в цивилизованной стране.
Все над его последними словами засмеялись. Даже Мориарти, мрачный, как тень отца Гамлета, криво усмехнулся.
– Только в бане об этом никому не говори, а то шайками закидают, – сказал он. – В цивилизованной! Недемократично! Нет, только мочить, раз кидалово не вышло.
– А давайте послушаем, что имеет в виду Дуб, – сказал Нарциссов-Флокс.
– Есть действенный прием еще с советских времен. Анонимка. А если их на Ясеня в ФСБ придет целая куча, раз за разом, то его, по крайней мере, на время отстранят от работы. Вот примерно, как это получилось с Тарлановым. Мы с Флоксом состряпали дюжину, купили свидетелей, и полковником занялась Служба собственной безопасности. Я все ждал, когда же его арестуют, да Жогин не доставил мне такую радость. Решил проблему по-своему.
– Бумажной волокиты не люблю, – откликнулся тот. – Я хирург, а не бухгалтер.
Все присутствующие посмотрели на него с опаской. Жогина в городе все побаивались, даже в силовых структурах. У него была целая армия отмороженных убийц и бандитов.
– Ладно, давайте решать конкретно, – сказал Козочко, пересаживаясь на другое место, подальше от Мориарти…
А на первом этаже, в обычном номере рядом с прачечной, сидели два «быка», киллеры Жогина, держа на коленях мотоциклетные шлемы. Они поглощали пиво, не разговаривали, лишь тупо смотрели в одну точку. Точка находилась в телевизоре. Они ждали команды от своего шефа. Наконец, один из них произнес:
– Кого теперь будем валить, не знаешь?
– А тебе какая разница? – отозвался второй. – Дай пива.
И они вновь уставились в ту же точку. Телевизор не работал. В джипе у подъезда ждали еще двое. Если бы Жогин знал, что контрразведчик находится всего двумя этажами выше, он бы уже давно, не раздумывая, отдал приказ своим ликвидаторам. Чего ему было не занимать, так это решительности и напора. Тюрьма научила. И жесткая бескомпромиссность хирурга.
В Архангельске его знали не только как криминального авторитета, но и как профессионала по заказным убийствам. К нему все и обращались, у кого в башмаке мешал камешек, когда надо было кого-либо утилизировать. Работал Мориарти всегда изобретательно, креативно. Ошибок не было, заказы выполнялись четко и в срок.
А вот если бы Ясенев знал, сколько макак и горилл собралось рядом, в «Бристоле», по его душу, он бы сильно удивился. Количеству и разнообразию животного мира. Возможно, даже посмеялся бы. Ну-ну, успеха вам, ребятки. Посмотрим, кто кого. Медоеды и не с такой кучей зверья справлялись. Однако никто ничего не знал.
Пока все эти группы и группировки решали свои задачи по нейтрализации Ясенева, на верхнем этаже в люксовом номере царила любовь, Аня и Александр настолько увлеклись левитацией, что совсем потеряли представление о том, в каком мире они находятся. Им было не до Земли. Млечный Путь выше и слаще.
Тайны и проклятия в духе импровизации на саксе
Под утро Ясенев вернулся в ведомственную гостиницу ФСБ, поспал полчаса, принял душ, вскипятил чайник, а за чашкой кофе полистал подаренную ему Чернобуровой книгу «Тайны “Де Бирс” и проклятые бриллианты». На титульном листе стояла изящная надпись типично женским почерком с завитушками: «Любящему медоеду от любимой лисички». Вначале Ясенев даже не сразу сообразил, в чем кроется лукавый филологический смысл этой фразы.
Просто Анечка перебросила ключевые слова из одного места в другое. Ведь вначале, по всем романтическим канонам, следовало написать «Любимому». А в конце фразы – «От любящей». Здесь же всё получалось шиворот-навыворот. То есть «медоед любит». А лисичка – «его любимая». И так, и так выходит, что он один во всем виноват, то есть в любви. А она лишь хвостом виляет. Хитра, хулиганиста и остроумна, чертовка. Но ему понравилось.
Ясенев наугад открыл книгу где-то посередине и начал читать. Здесь вновь речь шла о любви. И об алмазе «Око Будды».
«…Царица Маха Майя, чудесно родившая принца Гаутаму, умерла через несколько дней после родов. Приглашённый благословить младенца отшельник-провидец Асита, живший в горной обители, обнаружил на его теле 32 признака великого человека. На их основании он заявил, что младенец станет либо могущественным царём, либо великим святым. И Будда стал Буддой.
Отец всячески ограждал сына от религиозных учений или знаний о человеческих страданиях. Для мальчика было специально построено три дворца. В своём развитии он обгонял всех своих сверстников в науках и спорте, но проявлял склонность к размышлениям. Как только сыну исполнилось 16 лет, его отец организовал свадьбу с принцессой, кузиной Гаутамы. Но тут-то он и встретил другую чудесную девушку. Яшодхару. Однако Будда понял, что даже такая неземная красота будет преградой на его пути к просветлению. И, преодолевая искушение земной любви, он оставил свою возлюбленную.
Яшодхара, в отличие от принца, напротив, считала, что любовь – это наивысший уровень существования духа. Вопрос спорный, но бог с ним. Короче, не сумев соединиться с возлюбленным, она покончила с собой. Прыгнула на закате солнца с высокой скалы в океан и утонула. Тело её потом волны вынесли на берег, к ногам Будды. Это случилось на следующий день, тоже на закате. И он, не в силах больше сдерживать себя, заплакал. Слезы Будды падали на песок, каменели, и свет уходящего солнца отражался в них. Так появился пурпурный алмаз, который позже назовут «оком» или «слезой» Будды.