…Когда ТЭЦ осталась позади, впереди на трассе дорогу «ауди» загородил фургон. Демидов еле успел затормозить и выругался.
– Едва не врезались. Что за идиот там сидит? – произнес он.
Анна не успела ответить, а Демидов больше ничего сказать. Пули в них посыпались смертоносным градом.
Колыбельная для Мориарти
О происшествии на трассе Ясеневу стало известно почти сразу. Он волевым усилием взял себя в руки, собрал в своем кабинете Лоскутова, Пискарева, Ряжского и провел короткое совещание, сутью которого было разобраться немедленно и ответить на главный вопрос: кто?
Уже на следующий день появились результаты. Тот же кабинет, те же лица. Источники в криминальной среде сообщали, что кровавую акцию на дороге в аэропорт организовал и провел лично Жогин. Это же подтвердили информаторы Лоскутова и Пискарева. А также новые источники Ясенева «Цветок» и «Дерево».
А окончательную точку поставила «Сирень». Она предоставила Ясеневу запись разговора Свиридова и Жогина в кабинете своего начальника после расстрела находившихся в «ауди» людей. Беседа была очень эмоциональная и резкая. С постоянным использованием нецензурной лексики. Практически вся состояла из одного только мата.
«– Ты, б… снова, х… моржовый, не тех запорол. Зае… уже. В третий раз, сука, промашку дал. Е… твою мать! Х…, б…, п…
– А эти, б…, в п…, кто?
– Х… через плечо! Демидов и журналючка. Г… штопаный!
– Номер машины, б…, тот же. Е… через колено.
– И что? Засунь его себе в ж… Ясень, б…, не поехал.
– Упс, п…! Ладно. Достану этого х…, е… в рот!
– Зае… уже свои матом, х… Как бы он тебя теперь, б… ё… не достал! П… носец. Прячься в унитаз. Не простит, б…. За друга и любовницу. Придурок!».
И это было самое приличное слово в контексте их разговора.
– Дайте мне эту запись, я приобщу к делу, – сказал Лоскутов. – Доказательств уже достаточно.
– Даже с горкой, пора брать в клещи, – согласился Пискарев.
– Найдешь его теперь, как же! – фыркнул Ряжский. – Я же говорил, надо было еще раньше не только брать, а просто валить при попытке к бегству. Или даже без всякой попытки. Ну? Прав я был или нет? А вы, Александр Петрович, все: «по закону, по закону»… В некоторых случаях, когда закон бессилен, можно применить железный лом. И нужно.
Местные чекисты согласно кивнули. Ясенев молчал. Он стоял у окна, спиной к ним. И думал об Анечке. Представлял её, изрешеченную пулями, в морге. Но видел её все такой же красивой, с переброшенной черной лисьей гривой через плечо. Она просто лежала обнаженной на столе с закрытыми глазами. Спала. Или притворялась, как она это умела делать. Когда было нужно. Но вот сейчас приподнимет голову, откроет глаза и спросит:
«– Саша, где это мы очутились?»
Нет. Не встанет, не спросит. Сейчас возле нее колдуют другие люди в забрызганных кровью белых халатах и фартуках. Патологоанатомы. А на другом столе в морге лежит Валя Демидов. Ему бы жить да жить. В самом расцвете лет. Жена Кунней красавица. Опытный, умный, перспективный чекист. С юмором, всегда с оригинальными и нестандартными идеями. Волевой, решительный. Почти как младший брат.
– Что? – спросил Ясенев, оборачиваясь. – Я прослушал ваше последнее предложение, извините.
– Кровь из носа, но найти и арестовать Жогина, – ответил Лоскутов. – Для этого мы предпримем все усилия.
– Этого мало. Нужны сверхусилия. Максимальные, на грани возможного и невозможного. Это дело чести. Убит столичный контрразведчик, полковник. Талантливая журналистка, мой пресс-секретарь. Это не только вызов лично мне, всем нам, чекистам. Наказание должно последовать неотвратимо. – Помолчав, он спросил: – Желтую папку Тарланова нашли?
– Да, она была в дорожном рюкзачке Чернобуровой, – отозвался Лоскутов. – Я сделал копии, мы попробуем опубликовать здесь, а уж вы в столице, как и задумано.
– Вот она, – сказал Пискарев, вынимая папку из своего кейса и кладя на стол вице-губернатора.
– Тогда все, идите, работайте. Володя, задержись на минутку.
Когда они остались в кабинете вдвоем, Ясенев сказал:
– Ты найдешь Жогина, я знаю. Ты опытный следопыт. Но постарайся сделать это первым. Задействуй все свои связи. Работай параллельно с Лоскутовым и Пискаревым. Но по своему направлению. А когда найдешь, местным чекистам его не отдавай. Это потом. Может быть. Прежде сообщи мне.
Ряжский понял его скрытую мысль. Усмехнулся.
– Правильно, – сказал он. – Решение верное. Как у Александра Македонского с Гордиевым узлом.
– Иди уж, результат должен быть быстрым и четким.
– Вы меня, Александр Петрович, знаете. Из-под земли достану.
Через два дня «результат» таким и оказался. Он доложил Ясеневу:
– Сначала нам слили информацию, что Жогин раз в неделю посещает одну девушку на острове Сомамбала. Думали – он там. Кстати, её дом рядом с домом Тарланова. Там же неподалеку проживает и Тарасова, его бывшая домработница с желтой папкой. Все это наводило на размышления. Не он ли причастен и к убийству Тарланова?
– Покороче, Володя.
– Прибыли, дом оказался пуст. На полу в комнате много крови. Как если бы кому-то перерезали сонную артерию. Стали осматривать тщательно. В оранжерее сразу нашли плохо закопанный, еще «свежий», если можно так сказать, труп хозяйки. Иды Кошутинской. Она учительница из Перми. Нет никаких сомнений, что Жогин её и убил. Его фирменный стиль – горло перерезано скальпелем, он и валялся рядом с телом.
– А ведь с этой Идой встречалась несколько дней назад и Аня, – вспомнил Ясенев. – Продолжай, Володя.
– Стало понятно, что на Сомамбалу Жогин больше не вернется, засаду устраивать бесполезно. И вот – удача. Преступник на несколько минут мелькнул в кабинете Свиридова. Короткий разговор между ними был записан «Сиренью». И хотя матерных слов теперь было произнесено мало, но они имели существенное значение.
– Давай суть, Володя, без обобщений.
– Во-первых, он изменил внешность. Фамилия другая – Жигайло. А во-вторых, сегодня вечером, в девятнадцать часов Свиридов принесет ему в «Бристоль» загранпаспорт и билет на рейс Архангельск – Лондон. Улетит – и поминай, как звали. А арестуем – это тоже не выход. Будет жить в тюрьме припеваючи. Пока не попадет под какую-нибудь амнистию. У нас ведь теперь нет смертной казни. Номер в гостинице 356. Мне пойти с вами?
– Нет. За мной не ходи.
Ясенев стал собираться.
…В пятнадцать часов, отобедав в нижнем ресторане отеля «Бристоль», Жогин-Жигайло, сытый и довольный, поднялся на третий этаж. Открыл магнитным ключом дверь в свой номер, где гремела музыка, и озадаченно пробормотал:
– Радио, что ли, забыл выключить?
Он прошел в комнату и удивился еще больше. В кресле сидел врач. В белом халате, шапочке, медицинской маске, бахилах и хирургических перчатках. На коленях лежал носовой платок. Кончено, в городе началась эпидемия гриппа, но этот-то что тут делает?
– Ты кто, чмо санитарное? – грубо спросил Мориарти-Квазимодо.
– Я – твой приговор, – ответил мужчина. – У тебя плохие медицинские показатели.
– А я в больницу за диагнозом не обращался.
– Он сам к тебе пришел.
– Что за хрень ты несешь, лекарь? Да ты знаешь, с кем разговариваешь?
– Знаю.
Мужчина убрал платок, под ним лежал пистолет. Жогин всмотрелся пристальней и начал узнавать Ясенева.
– Генерал, ты?
– Я.
– Убить меня что ли собрался?
– Угадал, черт, – ответил Ясенев и пустил ему пулю в лоб. Точно над переносицей, в центр. Потом встал, сунул пистолет в карман, перешагнул через труп и вышел из номера. Спускаясь по лестнице, даже не стал снимать свой камуфляж. Мало ли зачем врача вызвали? Может кому-то медицинская помощь потребовалась. Грипп, он ведь бывает и с осложнениями. Если не носить маску.
Его машина была припаркована в соседнем квартале. Он сел за руль и отправился в сторону Северной Двины. Там нашел безлюдное место на берегу, где когда-то много раз встречался со своим источником «Кохинором», а один раз – с Тарлановым. Обоих, скорее всего, убил этот маньяк Мориарти. Ясенев вышел из автомобиля и забросил пистолет майора-провокатора Дедова далеко в воду. Пригодился все-таки. Больше не нужен. Выполнил свое предназначение.
Ясенев вспомнил, как весной прошлого года, вот точно также он зашвырнул далеко в реку смертоносный букет чайных роз для Чернобуровой. Постояв несколько минут, он снял весь свой камуфляж, облил его бензином и сжег. Потом вновь сел в машину и отправился в Дом приема губернатора. Работать. Но горечь на душе все равно не проходила. Она поселилась в ней теперь навсегда.
…Тела Демидова и Чернобуровой на военном транспортном самолете ФСБ перевезли в Москву. Похоронили их рядом, на Троекуровском кладбище. Церемония прощания была скромной, немноголюдной. Только близкие, друзья, подруги. Заплаканная Кунней с родителями, поддерживающие её под руки. Коллеги по работе в ФСБ и в СМИ. Через час стали расходиться. Остались только трое. Ясенев, Гончарова, Трегубов.
– Все-таки она была славная девушка, – вздохнула Лиза, прислонясь к плечу мужа. – Как жаль. Такая красавица и умница. Хотя и делила тебя со мной. Но я не в обиде.
Главред выдал очередную мудрую сентенцию:
– Делить лучше, чем умножать, Умножают скорби, а делятся радостью. Примерно так в Библии и сказано. Ну что, где будем поминать? Едем в какой-нибудь ресторан? Предлагаю Домжур. Аня все-таки была девушка из прессы.
– А Валентин чекист. И у нас тоже есть хорошее заведение, «Элефант», – возразил Ясенев.
– А я предлагаю отправиться к нам домой, – сказала Лиза. – Там уже все приготовлено. Будет вкусно, и даже Бахчисарайский коньяк найдется. Ряжский по моей просьбе специально летал за ним в Ялту. Где он, кстати?
– Уже летит обратно в Архангельск, – отозвался муж. – Должен же кто-то продолжать дело делать, пока мы прощаемся с близкими нам людьми?
Эпилог. Финал алмазной симфонии
2000 год выдался богатым на события. Как общеполитические, т