Уже подходя к лагерю, Фолько увидел, что его ждут двое мужчин. Видно было, что они только что прибыли и сильно устали. Их измученные кони стояли, низко опустив головы, – значит, скакали всю ночь. Плохой знак. Эти люди приехали из дома, он знал обоих, они были из числа стражников Катерины.
Вот так, подойдя к ним, Фолько узнал о том, что случилось в Мачере, о мятеже и о тех, кто там погиб. Особенно об одном человеке. И у него в голове – или, может быть, в сердце – колоколом зазвенело ее имя.
Глава 13
Вспомогательная армия из Фиренты под командованием Ариберти Борифорте и в сопровождении наблюдателя от городской администрации, которым оказался (неожиданно для всех, в том числе и для него самого) младший сын Пьеро Сарди, медленно двигалась на юг. При наличии хороших лошадей до Бискио было всего несколько дней пути, но у них этот путь должен был занять больше времени.
Задерживала артиллерия, которую везло с собой их немногочисленное войско. Для перевозки самых тяжелых орудий требовалось от шестнадцати до двадцати четырех быков, даже по сухим дорогам, а дороги весной редко бывают сухими. Кроме того, быки, тянущие орудия, никогда не отличались скоростью.
Тем не менее орудия были необходимы для взятия городов. Одно дело – вести длительную осаду, бесконечно решая проблемы питания и обеспечения армии и ожидая, когда же противник в стенах города умрет от голода, и совсем другое – разрушить эти стены с помощью пушек и колоссальных каменных шаров, которые они также везли с собой, но для которых тоже нужны повозки, быки, люди, чтобы ими управлять.
В этом аспекте военных действий нет ничего интересного. Войско ползет по дорогам, кавалерия скучает и теряет терпение, инженеры и пушкари беспокойны и вспыльчивы. Даже если весна мягкая, люди редко бывают в хорошем настроении, и уж тем более никто не радуется, если предстоит встреча с армией под командованием Теобальдо Монтиколы, обороняющей Бискио.
Было неясно, как Бискио удалось заплатить ту сумму, которую Монтикола несомненно запросил за свои услуги. Ходили всякие слухи, но слухи всегда ходят.
В один свежий, ветреный день армия под командованием Борифорте численностью двенадцать сотен человек достигла того места на дороге, ведущей на юг, где ответвлялась на запад дорога поменьше, ведущая к расположенному неподалеку городку Донди.
Близился вечер. День выдался трудный. Трудности, как обычно, создавали пушечные повозки, животные и дорога, которая была не лучше большинства дорог в Батиаре.
Командир должен уметь с этим справляться, и Борифорте поздравлял себя с тем, что справляется не хуже других… но он ненавидел эту работу.
Ему хотелось совершать вылазки на своем лучшем коне и вместе со своей кавалерией. Рубить врагов, поджигать дома и овины, захватывать вещи и еду – и женщин. Делать то, ради чего ты стал солдатом, и не забывать, что командир имеет право первым выбирать из добычи свою долю, что совершенно справедливо!
Они же пока не совершили ни одной вылазки и ничего не сожгли, поскольку войско все еще находилось на землях, подчиняющихся Фиренте. Только сейчас, возле Донди, началась сельская местность, на которую предъявлял права Бискио. Большая часть территории, которая платила налоги Бискио, лежала к югу и к западу от него, со стороны Фиренты.
Другими словами, пока у них не было ни удовольствий, ни наград, а когда они соединятся с Фолько и основной частью армии, возможность Борифорте принимать решения, предъявлять права хоть на что-то будет… ну, ее не будет, она исчезнет. Она перестанет существовать. Это способно разозлить сильного духом человека и вынудить его искать неприятностей ближе к вечеру в весенний день.
В тот же день в Донди (где теперь все время дежурили стражники на стенах) Елена закончила дневной прием больных в своем доме. Накинув плащ, она отправилась на прогулку, подставляя лицо солнцу и легкому ветерку. Она была из тех людей, которые чувствуют себя подавленными и скованными, если в течение дня не выйдут хоть ненадолго на свежий воздух, а весной вообще всегда становилась беспокойной.
Донди был совсем небольшим городком – далеко не уйдешь, а когда возникала угроза войны, его не полагалось покидать вовсе. Конечно, кое-кто все равно выходил за крепостные стены, и Елена была одной из них. К тому же о приближении войска из Фиренты пока было не слышно.
На западной окраине города имелись небольшие ворота; по утрам через них входили фермеры с товарами для рынка. С этой же стороны находился второй рынок. Донди открывал западные ворота на короткое время с утра, запирал их до закрытия рынка, потом снова открывал, чтобы выпустить торговцев наружу. На стене дежурила охрана. Все надеялись, что войско из Фиренты пройдет мимо города, но не были в этом уверены.
Елена вышла из города вместе с последними фермерами и их повозками и направилась в сторону заходящего солнца. Она знала, как вернуться назад после того, как ворота закроют, ей рассказал об этом один из ее больных (она вылечила у него сыпь). Почти всегда существовали способы войти и выйти из любого города.
При выходе за ворота Елену всегда охватывало чудесное чувство свободы, даже когда все вокруг боялись.
Она никогда прежде не жила в огороженном стенами городе. Ей было важно иметь возможность самой выбирать, когда ей уходить и возвращаться, но и страх тоже был.
Елена понятия не имела, дошли ли до адресатов письма, которые она отправила со своим другом-киндатом. Из Бискио прибыл посыльный с ободряющими словами, но солдат не прислали. Это означало, что, если на Донди нападут, город падет. Все было очень просто и смертельно опасно, если они не сдадутся. Им оставалось только сдаться и надеяться.
Ей следовало уехать с семейством киндатов и их повозками. Она прожила здесь не так долго, чтобы чувствовать особую преданность Донди. Елена сама не знала, почему осталась.
Может быть, потому что ей не нравится убегать. Ей нравится двигаться по собственному выбору. Снова выбор, это важное слово в ее жизни, но она понимала, что границы могут быть размытыми. В жизни люди чертят резкие линии, думала Елена, даже когда они ничем не оправданы.
Немного южнее, в стороне от сельской дороги, стояло заброшенное святилище. Его построили еще в то время, когда Донди был всего лишь деревней, лет двести назад, если не больше. Последние священнослужители, жившие рядом с ним, перебрались в город или совсем уехали. Святилище превратилось в развалины, пустые и тихие. Елена любила приходить в это место. Туда могли заглянуть дикие животные, существовала угроза волков, но не в это время года и в любом случае только после наступления сумерек. Однажды Елена видела издалека очень крупного кабана, но она знала достаточно, чтобы держаться от этих животных подальше.
Позади святилища находилось кладбище; низкая, осыпающаяся каменная стена окружала могилы и надгробия, некоторые из них еще стояли вертикально, а некоторые уже повалились. Елена пошла в ту сторону. День стоял теплый, хоть и ветреный, уже раскрылись полевые цветы. Со всех сторон ее окружали светло-голубые цветы льна, от них мир становился ярче. С корзинкой в руках она сошла с тропы и направилась прямиком через поле, высматривая лекарственные травы. Целительница знала, что ищет. Эти поиски составляли большую часть ее работы.
В этот день Елена не нашла ничего полезного, зато нарвала анемонов для дома. Это были ее любимые цветы, они вызывали воспоминания, уходящие далеко в прошлое. Они были связаны с кабанами, между прочим, и с богиней, и со смертью возлюбленного богини. Когда-то некоторые джаддиты связывали этот цветок с Геладикосом, сыном Джада, который упал с неба в солнечной колеснице отца и разбился насмерть. Красный цвет некоторых анемонов – его кровь.
Теперь вера в Геладикоса считалась ересью. Елена была еретичкой, если уж на то пошло, и рисковала. А кто в жизни не рискует?
Говорили, что на Востоке, за морем, ближе к Сарантию, есть святилища с изображениями сына бога на стенах или на своде купола. Интересно, увидит ли она когда-нибудь такое святилище? Мир так велик, и большую его часть она никогда не посетит. Так уж устроена жизнь. Лично можно испытать очень немногое.
Елена увидела сокола, он охотился, освещенный сзади солнцем. Она некоторое время следила за ним, потом обошла вокруг разрушенных стен святилища. Крыши у него уже давно не было, оно стояло открытое небесам. Но каменный алтарь сохранился и стоял сейчас, освещенный солнцем.
Елена вошла на кладбище чрез отверстие в стене, где когда-то была калитка. Стало прохладнее, день заканчивался, но сумерки пока не наступили – ей надо было вернуться в Донди до темноты. Ветер немного утих. На кладбище стояла каменная скамья, на которой целительница любила сидеть, глядя на холмы и поля на западе и на юге. Приблизившись, Елена с большим удивлением обнаружила, что там уже сидит другая женщина. А ведь целительница никогда прежде никого здесь не встречала.
У женщины были длинные каштановые волосы, свободно спадающие по спине, как и у Елены, и накидка с капюшоном почти того же цвета, что и ее волосы. Сандалии, серебряное ожерелье, крупные серебряные серьги. Глупо носить украшения за пределами города, подумала Елена, но и находиться здесь безрассудство, так что…
Она сказала:
– Приветствую вас. Вижу, вы любите ту же скамью, что и я.
Женщина повернула голову и слегка улыбнулась. У нее было продолговатое лицо, светлые глаза и длинные пальцы, украшенные тремя перстнями. Еще больше ценностей, которые могут соблазнить преступника.
– Да, люблю, – ответила незнакомка. – Особенно в это время дня, в это время года.
– Я вас раньше не видела, хотя часто сюда прихожу.
– Я вас видела. Просто не мешала вашим размышлениям.
– Я не против беседы.
– Наверное, я против. Всегда была против. Поэтому-то мне здесь и нравится.
Елена не позволила себе нахмуриться. Ей давали понять, что лучше уйти.