– Так вышло, – пожал плечами, испытывая очередной приступ мук совести, и, повинуясь необъяснимому порыву выложил: – Маргарита очень маме понравилась. И голос у нее … невероятный.
– Знаю. На Иру как две капли воды … – до этого строгий голос мужчины хрипло надломился при упоминании покойной супруги, и я уже приготовился к экскурсу в наверняка счастливое прошлое. Но в это мгновение мы оба заметили, как плавно текущая беседа Риты с Грацинским старшим постепенно становится ожесточенной, как хмурится ее красивое лицо и сжимаются в кулаки тонкие пальцы. Бельский похлопал меня по плечу, подталкивая: – иди, выручай!
Мне не нужно было повторять дважды, чтобы я сорвался с места, в считанные секунды протиснулся сквозь толпу, прерывая затянувшийся разговор. Накрыл Ритины плечи ладонями, придвинул девушку к себе, а потом и вовсе прижался подбородком к ее виску – и плевать, что обо мне подумает старый хрыч.
– Не обессудьте, Виктор Михайлович, вас, наверное, другие гости заждались, а я без своей спутницы совсем заскучал, – уставился на него нагло, заключил Марго в кольцо рук, желая оградить ее от возможных нападок.
– Еще раз спасибо за пластинки, Рита, заезжай в гости почаще, – намеренно игнорировал мое присутствие Грацинский, стараясь по возможности сохранить иллюзию гостеприимного хозяина.
– Фу, какие же они оба мерзкие, – после его ухода выдохнула по-прежнему окаменевшая от напряжения Марго.
Глава 22
Марго
Женщины могут быть совершенно равнодушны
к кому-то, но один намек на соперничество способен
вмиг разбудить в их душах самые пылкие чувства.
(с) «Ловушка для вершителя судеб, Олег Рой.
Антон успел вовремя.
Как будто на расстоянии почувствовал, что секунда промедления – и я взорвусь. Как ярким снопом взрывается свето-шумовая граната с выдернутой чекой. Как смертоносным импульсом несется в небо приведенная в действие водородная бомба.
Накопилось и накипело. Завязалось в тянущий узел где-то в груди. Перестало иметь значение, что мы находимся на празднике у банкира. Что в сотый раз обо мне будут шептаться люди. Что отец приподнимет одну бровь и посмотрит с укоризной.
Остановили теплые ладони, заботливо опустившиеся на плечи. Прервали обратный отсчет до катастрофы. Притянули к большому надежному телу. Ну и как я раньше без него справлялась? «Не очень», – услужливо подсказало внутреннее «я», а в мозгу запестрели заголовки газет один провокационней другого.
– И правда, не очень, – пробормотала под нос, получив изумленное «что?». Провела пальцами по руке Антона, снова обретая опору под ногами, и тихо попросила: – пойдем отсюда, а?
Серов словно только этих слов и ждал: улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой от уха до уха и стремительно потащил меня к дверям, как набирающий скорость крейсер. Конечно, мы столкнулись у выхода с Эрнестом. Не могли не столкнуться, учитывая теорию вероятности и закон больших чисел, чувство юмора у судьбы, что чернее ночи, и мою завидную способность влипать в разнообразные неприятности.
– И даже на торт не останетесь? – притворно расстроился Грацинский-младший и для пущей убедительности даже развел руками.
– Только если из него выскочит стриптизерша и споет «прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете», – приказавшее долго жить торжество в невыразительных серых глазах уступило место возмущению, а я продолжила пляски на костях извечного оппонента: – не предусмотрена программой? Жаль, очень жаль. Значит, останемся в следующий раз, извини.
Выкатились на ступени стремительно, словно только что обчистившие банк и теперь опасающиеся погони грабители. Оставили за спиной и продолжавших жариться под знойным солнцем мордоворотов, так и не снявших пиджак, и неуютный загородный особняк, и давившую враждебностью атмосферу. Пришлось забраться на пассажирское сиденье и пустить Антона за руль любимого железного коня: мало того, что шампанское еще не успело выветриться из крови, так и недавняя перепалка с Виктором Михайловичем вряд ли способствовала спокойному вождению и концентрации на трассе.
– За что ты так с этим Эрнестом? – полюбопытствовал Серов, рассуждая вслух: – нет, он явно не фунт изюма, но все же?
– За вредность. И я сейчас не про тяжелый характер. Он жестокий, Антон. Помнишь историю про малиновые волосы? – дождалась утвердительного кивка и продолжила: – это после нее Грацинскому пришлось перекраситься из блондина в брюнета. Цвет ядерный оказался, ну да не в этом суть. Он приложил максимум усилий, чтобы испортить жизнь потешавшимся над ним одногруппникам. Не повезло тем, у кого не было влиятельных родителей. С кем-то из преподов Эрнест договорился, декану заплатил, чтобы парней не устроили на практику в хорошие места, чтобы они не получили положительных рекомендаций и не остались там работать. Если б я тогда знала, к чему приведет моя вроде бы невинная шалость, никогда б не стала с ним связываться…
Затихли на какое-то время. Желая, разбавить тишину, дотронулась до магнитолы, которая отозвалась пронзительным голосом Дольниковой: «Это не всерьез, а утром самолет и море слез. Прогноз – зима» *[1]. Засмотрелась на сильные пальцы, уверенно сжимавшие кожаную оплетку, и представила – что, если сейчас ехать не обратно в суетливую столицу с непрестанно движущимся потоком людей и автомобилей. Вот бы забить багажник едой и махнуть в Питер, там как раз белые ночи, и мосты разводные, и фонтаны в Петергофе. Эх, красота.
– Антон, увези меня, в Питер, – попросила больше в шутку, не думая о том, чтобы надолго бросить накопившиеся и не решенные дела. – А еще лучше в Казань. Ты знаешь какой там Кремль? Белокаменный. Загляденье!
– Сейчас не могу, – серьезно проговорил Серов и потянулся за сигаретами. – Проблема одна зависла и требует моего присутствия в городе.
Не стала с боем выцарапывать подробности – придет время, сам все расскажет. Умостилась у Антона на коленях да так и задремала, проспав всю дорогу до самой парковки. Разбудило не мягкое торможение, а трель чужого мобильного – распахнула глаза, не до конца понимая, что происходит и где нахожусь.
– Алло, да, говори, – отрывисто бросал Серов, а я пыталась разобрать, что тараторит взволнованное женское сопрано *[2] на другом конце провода.
Нервно ерзала по кожаному сиденью, извелась от выпустившего когти любопытства – фантазировала, что случилось у таинственной незнакомки и какое отношение ко всему этому имеет Антон. Отметила, как он стукнул свободной рукой по рулю. И как он беззвучно, одними губами выругался, тоже разглядела. Воображение уже нарисовало высокую худосочную блондинку с копной волос до поясницы, у которой где-то на трассе пробило колесо и которой без Серова никак не справиться. Все существо отчаянно, до лихорадочной дрожи требовало попросить его остаться, но гордость как всегда высоко вздернула голову, заставляя сердце замолчать. Смотрела в его карие глаза, наполненные неподдельной тревогой, и искренне завидовала девушке, сумевшей вызвать такую реакцию одним телефонным звонком.
Антон заботливо убрал прядь, упавшую мне на лицо, после чего с сожалением стиснул мои ладони.
– Рит, у меня форс-мажор, – начал он и тут же резко запнулся, раздумывая, что сказать.
– Не нужно, – мотнула головой, добровольно отказываясь от предназначавшихся мне объяснений. – Езжай.
Облокотилась спиной о черный нагревшийся и не успевший остыть металл, взглядом провожая родной силуэт – с ревностью придется справляться в одиночку, нечего парить Серова еще и моими заморочками.
________
*[1] – строки из песни Джигана и Теоны Дольниковой «Это не всерьез».
*[2] – сопрано высокий женский певческий голос.
Глава 23
Марго
Но если бы ты знал, как мне тяжело!
Я мучилась, ожидая тебя! Я не ревнива.
Я верю тебе, когда ты тут, со мной; но когда ты
где-то один ведёшь свою непонятную мне жизнь...
(с) к/ф «Анна Каренина».
Без Антона все было каким-то… неправильным.
Пустым и хмурым виделось обычно уютное жилище. Полотенце в ванной комнате лежало не на своем месте, не молол зерна верой и правдой служивший кофейный аппарат, и не окутывал успевший стать неотлучным спутником аромат пряного парфюма. Выудила из шкафа ту самую черную футболку, в которой возвращалась в пять утра после дикой лесной прогулки, нырнула в охотно прильнувшую к телу ткань – не помогло. По-прежнему неправильно стоял стул у журнального столика, не так тикали часы над кроватью, да и все вокруг выглядело бесцветно-серым и блеклым, навевая безмолвную грусть.
Развесила в гардеробной платья по цветам, расставила книги на полках по алфавиту, почистила пестревшую новыми уведомлениями электронную почту – прошло двадцать минут. Уверовала, что, если просижу на месте еще хотя бы час, точно поеду крышей, поэтому спешно собралась и с чувством невероятного облегчения захлопнула дверь. Дернулась испуганно из-за неведомо как и неизвестно зачем материализовавшегося около моей квартиры швейцара.
– Егор! Так и до могилы довести не долго! Поседеешь тут, – отчитывала парня грубее, чем, возможно, стоило: – когда всякие, как привидения, бродят. Ты зачем здесь?
– Камера внизу барахлит, коридор ваш не видно, – блеяло вихрастое недоразумение, возбужденно теребя лацкан форменного ярко-красного, словно рябина, пиджака. – Вот поднялся, хотел проверить.
– Горе ты луковое, – устало выдохнула, боясь вообразить, что ждет нас с таким консьержем. – И чему вас только учат? У тебя внизу все записано, все телефоны указаны. Свяжись с техниками, оставь заявку.
Шли по безлюдному просторному коридору молча – Егор явно робел в моем присутствии. Пропустил вперед, когда бесшумно разъехались двери зеркального лифта, и встал с краю, в самый угол, чтобы ненароком не зацепить мое драгоценное высочество. Парень избегал встречаться со мной взглядом и то и дело дотрагивался до подбородка с редкими, едва заметными волосками щетины, торчащими в разные стороны.