– Я чувствую умиротворение, когда бываю здесь, – продолжала Софи. – Глядя на лицо бедной миссис Дженсон, слушающей мое чтение и получающей от этого огромное удовольствие, я ощущаю Божью благодать, и поэтому я счастлива, что могу приехать и сделать что-нибудь для нее – это дает мне силы и покой.
Слушая жену, глядя в ее ясные синие глаза, Джеймс почувствовал, что и к нему приходят мир и спокойствие. Никогда раньше он не испытывал подобных ощущений.
– Тебе все-таки следовало бы брать с собой горничную, – проговорил Джеймс, просто потому, что не знал, что еще сказать.
– Кстати, о горничной. Мне бы хотелось заменить Милдред.
– Заменить? – был искренне удивлен. – Но Милдред ведь весьма опытна, и у нее прекрасные рекомендации. Она всегда была...
– Да, я знаю. Только это выбор твоей матери, а не мой. Я совсем не такая, как твоя мать.
Она права. С каждым днем это становилось ему все яснее.
– Мне хочется выбрать самой, – продолжала Софи, – потому что я хочу иметь рядом такого человека, с которым буду чувствовать себя комфортно. Возможно, тогда я смогу отказаться от выполнения тех обязанностей, которые положено исполнять горничной. Комфортно?
Джеймс пожал плечами:
– Почему бы тебе не поговорить об этом с домоправительницей? Я уверен, она сможет помочь.
– Я уже говорила с ней. Вчера вечером я объяснила все Милдред, она согласилась уйти на пенсию раньше срока. По-моему, она была даже довольна. Думаю, мое поведение не один раз... как это лучше сказать... доставляло ей неприятности и сбивало ее с толку.
Джеймс не мог сдержать улыбку при мысли о том, что его жена, вероятно, и в самом деле шокировала педантичную Милдред.
– Это меня совсем не удивляет. – Он покачал головой, словно подтверждая сомнения жены.
Софи с радостью ответила на его улыбку.
– Так ты не против?
– Конечно, нет. Если это поможет тебе привыкнуть к здешним обычаям...
В этот момент Джеймс с удивлением осознал, что впервые обсуждаете женой простые семейные проблемы. Возможно, им все-таки удастся наладить приемлемые отношения, забыв о том, кем они были друг для друга во время медового месяца. Тогда они без конца целовались, держались за руки и касались друг друга коленями под покрытыми скатертями столами.
Со стороны Софи он чувствовал сегодня какое-то равнодушие, как будто она согласилась жить с ним в браке, не требуя от него любви. Казалось, его жена преодолела ту злость, с которой она прежде реагировала на его жестокие слова.
И еще казалось, что она стала сильнее, так что, возможно, он и не ошибся, выбрав ее в жены.
Постучав по дверце экипажа и дав этим знак кучеру, что он может трогаться, Джеймс, уже сидя в седле, еще долго смотрел вслед удаляющемуся по извилистой каменной дороге кабриолету.
Софи так и не позволила себе обернуться и посмотреть на мужа – она опасалась, что его красота и обаяние слишком тронут ее, ведь до сих пор она любила его гораздо сильнее, чем следовало. Чтобы подавить свое желание, она заставила себя смотреть вверх на ясное синее небо. Боже, и сколько же за последний месяц ей пришлось пережить противоречивых эмоций! В какой-то момент она даже хотела бросить вазу в голову мужа, который был непростительно груб и жесток с ней в ужасную ночь, когда так и не смог разумно объяснить причину того, что заставило его измениться. Мало этого, он оставил ее в этом мрачном замке без всякой поддержки, бросил ее, как бросают в воду котенка, надеясь на то, что он либо утонет, либо научится плавать.
Такие дни, как сегодня, когда он любезно разговаривал и улыбался ей, были довольно редки.
И все же она мечтала о том, чтобы он вернулся; надежда и уверенность в том, что Джеймс снова окажется с ней в постели, когда она будет готова для зачатия наследника, являлись теперь ее главным утешением. Софи не оставляла надежда на то, что их близкие отношения восстановятся и она вновь обретет необходимый ей душевный контакт с мужем. Без этого она просто не представляла себе дальнейшей жизни.
Ее посещения семей арендаторов частично восполняли недостаток сердечного общения, но заменить те отношения с мужем, на которые она надеялась, они, разумеется, не могли.
Стягивая с рук перчатки, Софи почувствовала боль в сердце и в сотый раз подумала, что, покинув мать, отца, любимых сестер, она надеялась на то, что муж заменит ей всех. Глубоко вздохнув, она попросила Бога о том, чтобы в один прекрасный день их отношения наладились и чтобы она, наконец, сумела понять, почему он не хочет допустить ее в свое сердце.
Глава 18
Устав после продолжительных бесед с претендентками на должность горничной, Софи забралась в постель, надеясь, что ей удастся быстро заснуть. Ей нужна была женщина с опытом, потому что Софи намеревалась узнать все правила аристократического этикета; однако ей не хотелось, чтобы она была такой же педантичной, как Милдред.
Потушив лампу, Софи укрылась одеялом, и в это время в дверь осторожно постучали.
Софи быстро села в кровати.
– Входите!
Когда дверь открылась, она увидела своего мужа в черном шелковом халате с подсвечником в руках. Халат застегнут не был, и она могла видеть его мускулистую грудь и живот.
Софи вздрогнула и поспешно убрала локоны за ухо. Ей казалось, что она никогда в жизни не видела более красивого мужчину.
– Я разбудил тебя? – негромко спросил Джеймс.
Софи постаралась, чтобы голос ее звучал ровно:
– Нет, я погасила свет только что. Заходи.
Наконец-то он пришел к ней в спальню после всего, что наговорил ей в ту ужасную ночь! Может быть, он все забыл?
Желание вспыхнуло в ней с невероятной силой. Несмотря на всю ее злость и решимость не думать о нем, Софи беспрерывно вспоминала о том, как Джеймс ласкал се, представляла себе те ощущения, которые она испытывала, когда его горячая рука оказывалась под ее рубашкой или когда, обнаженный, он придавливал ее к постели.
Войдя в комнату, Джеймс поставил подсвечник на комод. Вероятно, также, как и Софи, он считал дни...
Она должна была возмущаться и негодовать, поскольку он ясно дал ей понять, что их занятия любовью имеют одну-единственную цель – рождение ребенка, они же при этом исполняют свой долг, и ничего больше. Именно так Джеймс сказал ей перед тем, как уехать в Лондон. Однако какая-то часть ее души, менее подвластная разуму, существование которой Софи пыталась отрицать, совершенно не хотела интересоваться мотивами, которые побуждали его приходить к ней. Для нее имело значение только то, что он был здесь, и она готова была наслаждаться каждой греховной минутой этой ночи. При этом Софи надеялась, что, наслаждаясь, она не потеряет самообладание и не станет опять допытываться у мужа, почему он не хочет любить ее, не покажет ему, как больно он ее обидел. Она твердо решила быть сильной и терпеливой, хорошо понимая, что не может заставить герцога полюбить себя.
Джеймс запер дверь и медленно приблизился к кровати.
– Есть успехи в поисках новой горничной? – Голос его был тихим и хриплым.
– Пока нет. – Несмотря на сильное сердцебиение, Софи старалась, чтобы голос ее звучал спокойно. – Завтра должны прийти еще две претендентки.
– Отлично. Надеюсь, домоправительница оказывает тебе помощь?
– Да, конечно. – Софи не сомневалась, что Джеймс сам беседовал с домоправительницей и просил ее помочь.
Джеймс присел на край кровати.
– А как дела со всем остальным?
Софи поежилась.
– Думаю, мне еще многому предстоит научиться...
– Не сомневаюсь, что у тебя все получится, даже если ты будешь действовать по-своему.
– По-своему? – удивленно переспросила Софи. – Не думаю, что твоя мать одобрит это.
Джеймс усмехнулся:
– Я совсем не рассчитываю, что ты будешь такой же, как моя мать. На самом деле я предпочел бы, чтобы ты была совсем другой.
Странный блеск в его глазах заставил Софи задрожать. Она еще пыталась сохранить самообладание, чтобы понять смысл того, что он говорил, но на самом деле ей хотелось только смотреть на него.
– Ты хочешь сказать, что я могу поступать так, как считаю нужным?
– Если это не слишком утомительно для тебя.
– Что ты имеешь в виду?
– Я наблюдал за тобой на прошлой неделе и знаю, что ты посещаешь наших арендаторов, знаю, что ты отправила больную посудомойку отдохнуть.
Щеки Софи покраснели.
– Могу только догадываться, какое сопротивление тебе пришлось преодолеть, чтобы все это стало возможным, – добавил он.
– Ты прав, это произвело не слишком хорошее впечатление на домоправительницу и на твою мать.
Джеймс громко рассмеялся:
– Я и не думал, что ей это может понравиться, но для матушки весьма полезно встретить сопротивление. Ты поступила смело, дав ей понять, что не собираешься походить на бесформенную медузу. Если бы не сделала это, ты не успела бы и глазом моргнуть, как к твоим суставам оказались привязаны пружинки, за которые мать дергала беспрерывно, а слуги продолжали бы выполнять только ее распоряжения.
– Так оно и есть. Даже сейчас они слушают меня, только когда я одна, но если в комнате старая герцогиня, они смотрят на нее и ждут ее одобрения.
Джеймс коснулся пальцем ее щеки.
– Они привыкли к этому, Софи, и думают, что так будет продолжаться всегда. Нужно время, чтобы вы приспособились друг к другу.
Ощущение его теплых пальцев на щеке успокаивало Софи. Впервые за последние недели она почувствовала облегчение оттого, что кто-то понял, с какими трудностями ей пришлось столкнуться, и попытался ободрить ее. О, как ей хотелось сохранить это ощущение близости и понимания, возникшее между ними! Вот только возможно ли это? Этого она не знала.
Если бы только Джеймс мог приходить к ней каждую ночь и беседовал с ней, как сейчас, ей было бы гораздо легче приспособиться к новой для нее жизни. Ей нужно было, чтобы кто-то родной был рядом. Ей нужен был он.
Взяв руку Джеймса, Софи поцеловала ее.
– Я так благодарна тебе. До твоего прихода я чувствовала себя такой одинокой и...