я сходила туда и посмотрела, там его машина или нет. Машина стояла у этого дома, я рассказала это маме. Оказалось, в том подъезде жила его любовница, твоя родительница. В тот вечер мать выгнала его с вещами, у нее была истерика, она орала так, что соседи вызвали милицию. А когда он уходил, то спросил: «Довольна? Это все ты виновата! Шпионка малолетняя».
— Вера…
— Я… я просто сделала то, о чем просила мама, — вдруг всхлипывает она. — Разве я в чем-то виновата? За что он разлюбил меня?…
Делаю осторожный шаг, но она сразу же вскидывает пистолет.
— Он ушел к вам. Моя мать так жалела себя, что спилась, а я попала в детский дом. Зато вы были счастливы. Я видела, как он раскачивает тебя на качелях. Он был хорошим отцом… Помню, наступил его первый день рождения без нас. Я нарисовала ему открытку, пришла, хотела поздравить. Ты вышел и сказал, чтобы я убиралась. А когда заплакала, ты… Ты толкнул меня, а еще…
— Оторвал твоей кукле голову и швырнул ее на лестницу… Боже, Вера, я был ребенком! Мальчишкой. Я даже не помнил этого…
— Это была моя любимая кукла! Подарок Михаила…
— Ты убила его. Спустя столько лет не простила.
— Бог простит.
— И Макса. Он что-то заподозрил. Наверное, нашел записи отца о тебе. Приехал, а ты вколола ему эту дозу…
Ее глаза полыхают гневом, и я понимаю, что попал в точку. В ярости Вера взмахивает пистолетом:
— Опять твои больные фантазии.
— Я не сумасшедший! Это из-за таблеток. Ты подсовывала мне сильные препараты… Это же ты ударила меня сзади? Тогда, в подъезде…
— Прощай, Леон! Я привязалась к тебе. Если бы ты не стал копаться во всем этом, то возможно…
Одна мысль еще раз переворачивает мое сознание:
— Выходит, между нами никогда ничего не было… Ты оставалась со мной только из желания отомстить? Ты Вера, которой не было…
Резкий порыв ветра скидывает с меня капюшон. Нога Веры проваливается в песок, она припадает на колено в попытке удержать равновесие. Этого мгновения мне хватает, чтобы броситься на нее. Пару секунд борьбы за пистолет. Выстрел ударяет громом, у меня в глазах взрываются кровяные сосуды.
— Вера! — кричу я, но не чувствую боли.
Открывшаяся картина окончательно вышвыривает меня из реальности.
Белоснежные волосы Веры змеями струятся по холодному песку. Глаза цвета бутылочного стекла смотрят в пустоту. Белый пуховик стремительно становится красным в области груди. Она мертва. Серьги-куколки больше никогда не будут раскачиваться.
Боже, ведь я не стрелял. Или стрелял?
— Я просто пытался отнять пистолет…
Прижимаю ладонь ко рту и отступаю. Ноги вязнут в песке, я падаю и не делаю попытки встать. Единственное, чего мне хочется, это замерзнуть и умереть. Уйти в вечность.
Не знаю, сколько прошло времени. Что-то мокрое касается моей щеки. Я поднимаю лицо — так и есть, снег. Крупные равнодушные снежинки умножают тишину, и я все-таки поднимаюсь. Стою в оцепенении, потом подхожу и закрываю ей глаза рукой.
— Я построю часовню на земле Михаила… На своей земле. Ради тебя.
Снегопад быстро сотрет все следы. Нужно спешить в деревню, чтобы вызвать полицию. А что, если всего этого не было в реальности? Вдруг это все произошло только в моей голове?
Прежде чем спуститься с дюны, я оборачиваюсь в последний раз. Все должно было закончиться именно здесь. Именно так… И я шепчу напоследок наше «секретное»:
— Салют, Вера!
Рита Тирас. Кто убил Билла?
Я не успела. Катер давно отвез всех на остров, меня же переправлял угрюмый молчаливый лодочник, облаченный в черный плащ с капюшоном. Вскоре в холодном тумане появились очертания Вороньего острова. На самой его вершине, словно продолжение скалы, возвышался каменный замок. Я смотрела на него снизу, а он наезжал всей своей глыбой, и казалось, что вот-вот бездушный монстр поглотит меня. Я оглянулась: сумерки серой пеленой укрыли берег, и страх, что и остров, и дом, и мы все можем исчезнуть, засаднил как в детстве.
У дубовых дверей, обитых медными пластинами, я остановилась. В Рыцарском зале были слышны голоса. Мы не виделись много лет, и я занервничала. Надо посчитать до пяти, это поможет. Сейчас, сейчас мы встретимся и все случится.
Глубокий вдох. Выдох. Я одернула китель. Пошла!
Стэн, круглый, полысевший, сидел во главе стола; херувимчику Эду возраст только придал взрослости; а красотка Хелен не изменилась. «Хорошо, что я не в платье, — подумалось мне, — с короткой шеей и накачанными плечами рядом с Хелен выглядела бы коровой».
После смерти брата Билла это его место, место главы семьи. Так думает Стэн.
Последний раз в этом кресле я видела тело нашего отца. Его белая рубашка, и домашняя куртка, и скатерть — все-все было пропитано темной кровью. На шее зияла рана, как потом выяснилось, была разрезана яремная вена, значит, умер он за несколько секунд. Я увидела нож Роберта. Но взять его, плавающего в крови отца, не смогла. Так главным подозреваемым стал Роберт, наш нелюбимый брат Боб, ошибка природы. В тот же день он исчез. Спустя какое-то время его тело обнаружили на железной дороге недалеко от города. Вместо головы — кровавое месиво, вызвавшее во мне тошноту и отвращение. Из документов только водительское удостоверение. По нему и опознали.
Сегодня Стэн, Хелен, я и Эд собрались послушать завещание. Адвокат зачитал нам его и удалился.
Много лет назад мы из детдома попали, как нам казалось, в сказочную страну, в волшебный замок. Но из сказочного была только Джейн, что-то между феей и управительницей, а из волшебного — ее сын. Сыночка — так называла его мать — был озорным мальчишкой, мог копировать кого угодно — с ним было весело. Вот и все наши радости. Деспотичная строгость отца и его требования соблюдать традиции нами прощались и воспринимались как неприятное, но неизбежное. Отец не скрывал своего особого отношения к Биллу, родному сыну, а мы, хоть и учились в престижных школах, знали, что по достижении совершеннолетия будем отпущены на вольные хлеба.
— Каждый обязан всего добиться сам, — говорил он, и был прав. Человек должен заниматься своим делом. А легкие деньги большие деньги не делают.
Билл давно жил в Лондоне. Там он учился, там и остался. Теперь навсегда. Хорошо, что я побывала у него незадолго до смерти. Через несколько дней личный самолет брата упал в воды Атлантики и исчез.
Белокурой Хелен идет черный цвет. Дорогое платье в пол, уложенные в высокую прическу волосы придают сестре королевский статус. Хелен повела от холода плечами, накинула пелерину из баргузинского соболя. Кто бы помнил, что она дочь алкоголички и уголовника.
Овальный стол был сервирован на пять персон.
— Нас же четверо. Кого-то ждем?
— П-полковник п-полиции Мэри, как всегда, наблюдательна.
Так, заикаясь и растягивая слова, говорил только один человек.
В дверях стоял Роберт. В руках у него была какая-то коробка.
— О, господи! Роберт?! Но как?! Боб, ты же умер! — закричали мы наперебой.
Он действительно походил на привидение. Бледный, заросший, волосы всклокочены, беспорядочные пряди по плечам, рваное рубище болтается на костлявом теле. Мне показалось, он стал выше. И страшными были его глаза: огромные, они тонули в черных глазницах.
— Кто умер? Я умер? Я подбросил удостоверение тому бедолаге и исчез. Что за похоронные лица? Или вы не рады?!
Мне не понравился его желчный тон. К тому же, внезапное воскрешение Боба рушило мои планы.
— Вы хотели похоронить своих скелетов в шкафу, а тут — surprise! — братец ожил. Какая неприятность!
Хелен брезгливо поморщилась:
— Веди себя прилично, Боб.
А тот уже стоял рядом, глядел в упор безумными глазами.
— «Веди себя прилично, Боб»? Ну-ка, расскажи нам о приличиях, Хелен!
Боб изменился: стал дерзким, стремительным и опасным. Циничным.
Он возвышался над нами — как правосудие.
— Приговорили меня в убийцы, а мою долю — на всех? А я вот живой! Какое огорчение!
Боб, что есть силы стукнул по столу.
— Только я — не убийца! — рявкнул он.
Мы подскочили.
— Кто убил отца?!
— Боб, прошу, избавь нас от этого.
Простота Эд, он так и не понял, что появление Боба не случайно. Боб что-то задумал. Знать бы что. Я мысленно перебирала варианты. Появился ради своей доли в наследстве? Глупо. Обвинение в убийстве отца лишало его этих денег. А если он не убийца? А если он знает, кто убийца, и сможет доказать?
Смена настроений — фишка Боба. И за эти годы ничего не изменилось.
— Хорошо. Не будем ссориться. Мы не для этого собрались. — Боб протянул сиреневую коробку. — Наполни бокалы, Эд. В знак перемирия.
Стэнли прочитал надпись:
— O-о! Stareyshina paradise!
— Винтажный… Самый дорогой коньяк в мире! А я закодировался, — вздохнул Эд.
Я тоже отказалась. На дух не переношу ни водку, ни коньяк, будь они трижды дорогими. Да и подозрительно. С чего вдруг? Но медовый цвет напитка заворожил Стэна. Он вдохнул аромат, пригубил, разомлел от послевкусия.
— Божественно!
Хелен отпила, но ее лицо ничего не выражало:
— Коньяк как коньяк.
— Женщины ничего не понимают, — блаженно улыбался Стэн.
Эд поддакнул, вздохнул и отвел глаза.
Боб, согнувшись как лакей, предложил мне «Негру де Пуркарь»:
— Любимое вино Queen Elizabeth II.
Я смотрела, как темное вино, подобно крови, льется в бокал. Я знала этот напиток на вкус.
— А кстати, Боб, твой вид… Над тобой явно поработал стилист. Брендовая рубаха. Сандалии… Крокодил, да? Грива в лаке. Откуда money?
— А ты помнишь, чем я увлекался? Химия принесла мне… нет, даже не деньги, — возможности. А это больше чем деньги. Мои разработки ядов открыли двери в такие структуры… — Боб указательным пальцем нарисовал в воздухе идущую вверх спираль.
Эд недоверчиво пробормотал:
— Зачем придумывать яды? Разве их мало?
Боб широко улыбнулся.
— Мои яды — стратегическое оружие. Патологоанатомам их не найти, им ничего не остается, как констатировать смерть, ну, например, от инфаркта или инсульта. Это уж смотря какой яд.