Целую тетю Люду в мягкую теплую щеку и выхожу с тяжелым сердцем на улицу.
Лизина квартира оказалась в ничем не примечательной новостройке. Лифт не работал. Я еле поднялась на четырнадцатый этаж, последний. Наконец, нужная квартира. Внутри меня все ухает. Звоню. За дверью долго возятся с ключом. Наконец открывают. Не Лиза, а какой-то мужчина. Говорит, что прежняя хозяйка уже лет пять как продала им эту квартиру и уехала, кажется, в Москву. Адреса не знает.
Спускаюсь и не могу отдышаться. Звонит Мишка с Казанского вокзала. Пытаюсь осознать услышанное и не могу.
Катя — хозяйка салона красоты! В следственном комитете установили, что Алексей в последние годы работал у Кати телохранителем. В стакане было снотворное, его передоз вызывает агонию. Но Алексей умер от препарата, который ему вкололи значительно раньше. Он успел остыть к тому моменту, когда меня к нему подложили. Разбираются.
Катя — женщина в леопарде?
Пытаюсь разложить все по полкам. Зачем Лизе меня так подставлять: давать заказ и убивать бывшего жениха? Однажды я заступилась за нее. Да и вообще, непохоже на Лизу. А если это не она мне звонила, ведь я говорила с заказчицей только по телефону, а потом сразу сорвалась в Иволгу на удачный проект?
Маринка? Кишка тонка.
Есть еще блондинка-портье, которая волшебным образом испарилась. Где ее искать?
Снова Катя. Она всегда была красотка. Алексей с ней знатно погулял после школы. Все на районе обсуждали кипевшие тогда меж ними страсти. Может, Катя — не только владелица салона, но и настоящая хозяйка гостиницы? Может, Алексей начал что-то подозревать про ее «бизнес», так что его пришлось убрать? Завлекла Алексея и убила?
Маринка наверняка что-то знает про Катю с Лизой и может мне помочь. Нужно разговорить ее. Она всегда ко мне относилась по-особенному…
Нахожу Маринку в ее старом дворе среди хрущевок. Она возилась с цветами в палисаднике. Посмотрела на меня, заслонив глаза ладонью от солнца. Как будто даже сразу узнала, удивилась. С лязгом сняла перчатки. Замечаю ее ухоженные руки.
Пока шли с Маринкой к пристани, та рассказывала о Кате. Катя вся в мужиках и шоколаде, у нее свой особняк. Сегодня к нему проще добраться рекой. Центральная улица перекрыта из-за соревнований.
Попадаем в толпу болельщиков. Все стремятся подойти поближе к реке. Вижу с высокого берега, как внизу с пристани один за другим ныряют пловцы. Гребут, а за ними светятся на солнце оранжевые буйки. Красивое зрелище! Зависла на пару минут. Оглядываюсь и не вижу Маринку. Железным хватом меня берут с обеих сторон за руки. «Не рыпайся, а то твою тетку пришьем», — слышу я у самого уха перегарный шепот.
Очнулась… Кажется, я нахожусь в хижине. Закатные лучи пробиваются через щели и окрашивают стены в алый цвет. Снаружи щебечут птицы. Лежу на чем-то колючем. Пахнет соломой и пылью. Тело затекло, и мне понадобилось несколько минут, чтобы вернуть его в привычное положение, а потом встать. Хижина в одну комнату, сколоченная из разнокалиберных досок, была пуста. Тут угас последний свет, и разом затихли птицы.
Память вернула последние минуты моего сознания. Меня засунули в легковушку, а потом я провалилась.
Толкнула дверь, которая распахнулась с гнусавым скрипом. Вышла наружу. Впереди простиралась река, за ней чернел лес, подсвеченный с краев багровым закатом. Обернулась. Сзади поднимались непроходимые заросли кустарника.
Бурная вода несла мимо меня щепки и всякий мусор. Я двинулась вдоль реки вверх по течению и вскоре вернулась на прежнее место. Берег был пустынный, дикий. Или кто-то прячется в кустарнике?
Окончательно стемнело, потянуло холодом и сыростью. Я вернулась в хижину. Спичек нет, костер не развести. Укрыться нечем, свернулась калачиком.
Поднялся ветер, шуршали листья, ветки бились о стены хижины, одна беспрестанно скрежетала по крыше как пила. Я не могла спать. Что с тетей Людой? Как моя Маняша? Я боялась даже думать, что с ними могла случиться беда. Как связаться с Мишей? Он уже наверняка меня ищет. Но как ему здесь меня найти? И где я?
Жуткий вопль в ночи почти разорвал меня на тысячу кусков. «Это птица, птица. Такая речная птица», — успокаивала я себя.
Едва забрезжил рассвет, поднялась, растерла заледеневшие руки и ноги, стала заглядывать в затянутые пылью и паутиной жестяные и стеклянные банки на полках. Везде пусто. Лишь в углу валяются рыболовные сети и пластиковые поплавки. Перебрала их, поднялась и застыла. На стене были наколоты ржавым ножом две фотографии.
Вчера вечером их не было. Кажется…
На верхнем черно-белом снимке в школьной форме, в белых передничках, стояли и улыбались Лиза, Маринка, Катя и я. Катя на полшага вперед, руки на поясе, улыбка кинозвезды. Да, женщина в леопарде — это Катя. Та же всепоглощающая уверенность в себе.
Какой это класс? Девятый. Еще вроде дружили. Это в десятом случилась та жуткая история. Мымра выставила четверные двойки по алгебре Катьке с Маринкой. Катька предложила всем писать одинокой Мымре письма от лица разных мужчин. Лиза отказалась, назвав это подлостью. Выяснялово проходило на берегу реки, в таком же неприглядном месте. Катька собрала целую кодлу девчонок. Встали в круг и толкали Лизу друг другу. А я молчала в стороне. Катя вцепилась Лизе в волосы и повалила на песок. Тут уже они с Маринкой стали бить ее вначале руками, а потом ногами. Лиза только закрывала голову руками и тоненько всхлипывала. А я трусила и молчала. Я словно оцепенела. Потом они схватили Лизу за руки и ноги и бросили в реку, а она не умела плавать, и вода уже была ледяная. Я тоже еще не умела плавать. Только тогда я сорвалась и побежала за помощью. Первый попался мне Алексей, который сразу помчался к реке.
На следующий день я рассказала всю правду на школьном собрании. Лизы не было. Родители ее увезли к бабушке. Катя нагло ухмылялась. Маринка стояла — бледное пугало. Кажется, их поставили на учет в детскую комнату милиции. Лиза доучивалась в другой школе. Ее до самого последнего звонка провожала и встречала приехавшая в город бабушка.
Я отодвинула в сторону верхнюю фотографию и заплакала. На нижней улыбалась Маняша, мое пятилетнее чудо. Они взяли фото из аккаунта в соцсети.
Судя по течению, я где-то в верховьях. Значит, это мало судоходные места, значит, здесь меня никто не найдет. Или найдут, когда я умру от голода. Маняша. Тетя Люда. Мама моя…
Ножом отодрала доски, связала их рыболовными снастями: шесть вдоль, две — поперек. Нашла пластиковые бутылки, застрявшие в зарослях, закрутила на них крышки. Прикрепила бутылки симметрично к доскам. Перевернула и спустила плот на воду. Река стремительно меня понесла. Все время вертелась и подруливала веслом-доской. Все же пропустила гребок, попала в струю, и меня вынесло на «расческу». Распласталась на досках, закрыла лицо руками. Дерево висело низко над водой, и сухие ветки разодрали руки до крови и вырвали клок волос.
Было, наверное, около трех часов, когда река вышла на равнину. Течение стало совсем слабым. Веревки разболтались, и мой плот ходил подо мной ходуном. Я продолжала грести на полную катушку, чтобы двигаться вперед. Потом доски совсем разошлись, и я соскользнула в воду. Вначале плыла, держась за доску, но она тормозила меня, и я ее отпустила. В какой-то момент хлебнула воды и почувствовала вкус бензина. По воде пошли масляные пятна. И я стала грести еще отчаянней.
Рыбаки на моторной лодке появились, когда уже не осталось сил. Накормили, напоили чаем, обработали зеленкой мой руки, дали мужские рубашку и штаны взамен порванной одежды и посадили на фуру до Иволги.
Солнце уже спряталось, когда я подошла к дому тети Люды. Света нет! Тишина. Сердце мое провалилось. Высокая темная фигура заслонила свет фонаря и преградила мне дорогу.
Я висела на Мишкиных руках.
— Чуть с ума не сошел, когда исчезла с радаров. Только добрался, а тут сразу ты, — шептал он и гладил меня по голове.
— Маняша, мама… Они до Маняши добрались.
Дверь тетиной квартиры оказалась незапертой. На кухне и в зале все вещи лежали на прежних местах. Я вошла в свою комнату. Все в ней было перевернуто вверх дном. Пух из разрезанной подушки уже осел. Мое единственное платье, взятое в командировку, было разрезано на полоски и аккуратно подвешено на плечиках за люстру.
Тети Люды нигде не было. Лекарства от давления, которые она принимает каждый день, лежали в коробочке на столе. Она их не взяла. Или ей не дали их взять!
Мы поймали у дома такси и полетели к Катиному дому. Если Маринка сказала правду, то… в Затоне всего один особняк. И он на отшибе. Михаил прошептал, что смерть Алексея наступила от инъекции препарата, который используется в медицинских целях, а передозировка смертельна.
Я знала, что Катя после школы работала медсестрой в городской поликлинике. Заметила, как таксист внимательно посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Я сжала Мишину руку и глазами показала на водителя.
Мы бросили машину перед поворотом на проселочную дорогу и пошли пешком. Особняк в два этажа за глухим забором. Тихо. Миша нашел доску, приставил к забору, поднялся и спрыгнул во двор. Следом полезла я. Вскарабкалась, соскользнула вниз прямо в Мишкины руки. Он осторожно опустил на землю.
Света в доме не было. Михаил столько раз выезжал с оперативниками на задание, а потом писал свои блистательные репортажи «с места событий», расходившиеся в газетных выпусках как горячие пирожки. А теперь сам как преступник открыл отмычкой дверь. Наши шаги в холле звучат как набат. Или это толчки сердца отдаются в уши? Похоже, в доме никого нет.
Михаил включает на мобильном фонарик. Мы осматриваем первый этаж, подвал. Никого. Поднимаемся на второй этаж. В кабинете современная мебель с восточными ковром и светильниками. На стенах развешаны фотографии Кати. На одн