льство по делу «Младенца с наганом» пропадало на глазах! На фильтре же осталась слюна преступника, а по ней, как известно, определяют группу крови. Блинков-младший дернулся к банке, но сержант держал его крепко.
– Вы сами не понимаете, что наделали! – простонал Митек. – Позвоните маме.
– Ну вот, мой маленький друг, ты и потек. Говори настоящий телефон, – довольным голосом сказал лейтенант.
Он действительно не понимал, что наделал, но прекрасно видел: Блинков-младший готов выдать женщину, с которой был в музее.
– Телефон за окурок, – быстро сказал Блинков-младший.
Лейтенант пожал плечами. Истолковав это как знак согласия, Блинков-младший быстренько выловил окурок из банки и снова завернул его в бумажку. А потом назвал телефон контрразведки, только не мамин, а дежурного в приемной. Когда звонишь в приемную, дежурный не алекает, как штатские, а представляется по званию: «майор Иванов». Это должно произвести впечатление на Гуськова.
Лейтенант накрутил на диске две первые цифры, остановился, присвистнул и положил трубку.
– Знакомый телефончик. Ты бы еще «01» сказал, – осуждающе заметил он. – Ты хоть знаешь, что это за номер?
– Знаю, раз говорю. А моя мама там подполковник, – кивнул Блинков-младший. Говорить при сержанте слово «контрразведка» не хотелось, а Гуськов должен был понять его и так.
– Если она подполковник, то я Чебурашка, – съехидничал сержант.
Гуськов махнул на него рукой – помолчи! – и задумался. Лицо его мрачнело на глазах.
Блинков-младший уже не сомневался, что райотдельские Холмсы влезли не в свое дело. Никто им не поручал расследование кражи в музее. Но ж очень легко и соблазнительно все выглядело: припугнуть мальчишку, тот выдаст самозваную «миллионершу», а она должна знать, кто похитил картины…
За раскрытие такого скандального дела обязательно должны наградить. Наверное, Гуськов уже мысленно сверлил дырочку для ордена. И вдруг мальчишка называет телефон контрразведки! Позвонить, проверить его? Но контрразведчики в ответ поинтересуются, что это за Гуськов такой и по какому праву он вмешивается в их операцию. Не звонить? Но как отпустить мальчишку без проверки? Телефон приемной контрразведки не такой уж секретный. Он для свидетелей по уголовным делам, журналистов и вообще штатских людей. Преступник мог знать его и подучить мальчишку: «Будут приставать менты – дай им этот телефон, они сразу отвяжутся».
– Откуда ты знаешь этот номер? – севшим голосом спросил Гуськов.
– Я правду сказал. Позвоните, если не верите, – пожал плечами Блинков-младший.
– И позвоню! – повысил голос Гуськов. Было видно, что он так и разрывается на части.
Позвонишь – и заработаешь то ли орден (если Митек связан с преступниками), то ли нахлобучку (если он говорит правду). Не позвонишь – ничего не заработаешь. Будешь и дальше ловить пьянчуг и сажать в «обезьянник».
Гуськов тяжело вздохнул и торопливо, чтобы не передумать, приказал сержанту:
– Сережа, сейчас ты проводишь мальчика до метро и вернешься на пост.
– Его будут расспрашивать, – подсказал Блинков- младший.
– И никому ничего не скажешь. Отвечай, что вышла ошибка, и все тут.
– Что ты, Володя?! – изумился сержант. Он так ничего и не понял. – Ты бы видел эту «под-полковничиху»! Юбка до пупа и кило брюликов. Воровка она!
– Делай, что говорят! – прикрикнул Гуськов.
Ворча, как большая обиженная собака, сержант за руку поднял Блинкова-младшего со стула и повел к выходу.
– Без фокусов, Сережа! – вдогонку предупредил его лейтенант.
Сержант, не прощаясь, с силой захлопнул дверь и повел Блинкова-младшего по коридору. Проходя мимо камеры, он с большим сожалением поглядел на оборванцев. Судя по всему, у него так и чесались руки подсадить к ним Блинкова-младшего.
Глава X
ИСТОРИЯ С МОНОЙ ЛИЗОЙ
Конечно, до метро сержант его не проводил, а только вывел на улицу и ушел, пригрозив напоследок: – Чтоб я тебя больше не видел в музее! Блинков-младший побрел к метро. На душе скребли кошки.
Улики по делу «Младенца с наганом» в плачевном состоянии. Окурок намок, следы почти затоптаны, замок на дверях чулана захватан его, Блинкова-младшего, руками. Операция контрразведки выдана Гуськову, да и болтливый сержант может о многом догадаться.
Мало того, скрывать сегодняшние приключения от мамы нельзя. А то вдруг она, ничего не зная, решит еще раз приехать в музей под видом Демидовой?
Словом, Блинкова-младшего ждали большие неприятности. Причем он сам решил сунуть голову в пасть льву, то есть одному подполковнику контрразведки. Потому что любил этого подполковника и не хотел подводить.
У метро с лотка продавали книжку «Как обокрасть музей» из серии «Сделай сам». Блинков-младший удивился только тому, что это ценное пособие вовремя попалось ему на глаза. Рядом на лотке лежала «Поваренная книга анархиста» с рецептами самодельной взрывчатки. По сравнению с ней советы «Как обокрасть музей» выглядели невинно, как «Курочка Ряба».
Он купил увесистый томик и стал читать, как только сел в вагон.
На самом деле книжка не давала советов типа «перережьте красный проводок, и сигнализация отключится». Но там очень подробно рассказывалось об удавшихся подделках картин, о кражах, а то и об убийствах из-за музейных ценностей. Блинков-младший начал, понятно, с краж. И почти сразу же наткнулся на историю, поразительно напоминавшую ту, что случилась в музее имени Юрия Ремизова.
Картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза» – самая известная в мире. Скорее всего она и самая дорогая. Только никто не знает ее сегодняшней цены. Половину тысячелетия «Мона Лиза» украшает королевские дворцы и музеи Франции.
Известность защищает такие картины от кражи лучше всякой охраны. Ведь если найдется наглый и удачливый вор, который сумеет похитить «Мону Лизу», то кому он ее продаст? Ни один коллекционер не захочет покупать краденую картину даже по дешевке, миллиона за два долларов. Ее нельзя ни на стену повесить, ни показать знакомым. На краденый шедевр и смотреть придется по-воровски, заперев двери и занавесив окна, а кому это нужно?
Так считал весь мир до 22 августа 1911 года. В тот день стало известно, что накануне, в понедельник 21 августа, «Мона Лиза» была похищена из зала № 47 знаменитого музея Лувр.
Разразился международный скандал!
Французские газеты стали валить все на кайзера Германии. Будто бы он приказал украсть картину, чтобы унизить Францию. Немецкие газеты ответили в том духе, что сами вы дураки.
Ну и, конечно, все подозревали богатейших людей планеты. А кто, как не миллиардер, мог бы выкупить у вора самую дорогую картину в мире?
Как только стало известно о похищении, в Лувр примчались высокие полицейские чины Франции во главе с министром внутренних дел. На боковой лестнице нашли раму от картины. Этой лестницей пользовались только служители Лувра…
Понедельник, когда произошла кража, был выходным, но в музее работали уборщики, реставраторы, фотографы, сторожа и смотрители. Картина была написана не на полотне, а на тополевой доске. Ее не обмотаешь вокруг тела, чтобы обмануть сторожей. Как же вор (или воры?) смогли вынести «Мону Лизу» у всех на глазах?!
Криминалисты заметили, что на одной из дверей нет ручки, но не придали этому значения. А на следующий день в уголовную полицию пришел случайный свидетель, кассир Букэ. В день кражи он шел по Луврской набережной и видел, как незнакомый прохожий что-то выбросил в ров. Прохожий нес под одеждой какую-то доску… Прочитав в газетах о похищении «Моны Лизы», Букэ обыскал ров, нашел ту самую пропавшую из Лувра дверную ручку и принес в полицию.
Стало ясно, что кражу в Лувре совершил вор-одиночка, и не профессиональный преступник, а жалкий лох. Он даже не позаботился о карете, чтобы увезти похищенное. Так и шел по городу с бесценной картиной под полой!
Увы, это лишь осложняло расследование. Легче найти профессионального вора, ведь у полиции всегда есть осведомители в преступном мире. А похититель картины ничем не отличался от миллионов других людей… Расследование увязло на месте.
Пока секретные службы разыскивали «Мону Лизу», она лежала в сундучке под кроватью безработного художника Винченцо Перруджиа. Только двадцать восемь месяцев спустя он предложил купить «Мону Лизу» одному антиквару и, конечно, попался. Тогда-то Перруджиа рассказал полицейским, как было дело.
Несколько недель художник работал в Лувре и успел изучить все музейные порядки.
В день кражи он дождался у входа в галерею маляров. Они работали по выходным, чтобы не мешать посетителям. Сторож не заметил, что маляров стало на одного больше, и вместе с ними пропустил в музей вора.
А Перруджиа, отстав от маляров, превратился в «стекольщика». Он бродил по залу с веревочкой, измеряя картины, которые якобы собирался застеклить. А сам дожидался, когда уйдет единственный свидетель – фотограф.
Наконец похититель остался совсем один. Он снял со стены картину, вытащил ее на боковую лестницу и там избавился от тяжелой рамы. Тополевая доска с «Моной Лизой» поместилась под полой рабочего халата…
Оставалось выйти из музея. Но дверь черного хода была заперта.
Перруджиа складным ножом отвинтил с двери ручку, спрятал ее в карман и начал дальше разбирать замок, чтобы вытащить язычок. И вдруг он услышал шаги по ту сторону двери! Не смутившись, вор дождался, пока человек с той стороны откроет дверь, поблагодарил его и был таков.
Потом, уже на Луврской набережной, он выбросил ручку, которая оттопыривала карман и мешала придерживать картину под халатом.
Блинков-младший сидел в несущемся сквозь темный тоннель вагоне метро и мрачно улыбался.
Ясно, что Монтер знал историю похищения «Мо-ны Лизы». Он действовал почти как Перруджиа. Тот изображал то маляра, то стекольщика, а Монтер – телефонного мастера. А с ручкой все совпадало зеркально! Может быть, Монтер прочел ту же книжку, которая сейчас лежала на коленях у Блинкова-младшего?