— Понял.
— Гут. Юннаты, идете строго в затылок за Геной, Алекс в замыкании. Слушать его как маму. Скажет есть землю: есть и не спрашивать зачем. Вы поняли?
— Поняли, — кивнул один из пленников — очевидно, старший в паре. — Мы, в общем-то, уже ужинали, но… Мы будем слушать.
— Гут. После взрыва сюда сбежится вся группировка. Но у вас будет фора: вы побежите по тропе, а вся толпа будет топать по полю. А это значительная разница в скорости. Вот тут масса небольших овражков и две балки, и это нас очень здорово выручает. Обычная техника по прямой не пройдет, придется выписывать неслабого крюка, а «броня» выпадает: одну «броню» мы заберем, вторую положим. Спартак?
— Десять секунд, — кивнул инженер. — Мне надо будет только нырнуть «в трюм», восстанавливать будут минимум пару часов.
— Гут. Алекс, прибор заберем мы, так что сразу после «выброса» вас будет сопровождать «воздух». Бояться не надо, до границы зоны контроля долбить по вам не станут ни с воздуха, ни с земли. Ну, разве что, над головами пальнут для острастки. Так что ваша задача: намотать на себя всю группировку, отвлечь всех от нас и продержаться десять-пятнадцать минут. За это время мы постараемся управиться и подберем вас.
— Где кончается зона контроля? — уточнил я.
— БМП,[14] — Степа пожал плечами. — Но не ближе дальнего рубежа, это сто пудов.
— Приборы, фонари…
— Никаких приборов, — Степа покачал головой и хмыкнул. — Будет светло, гарантирую. Еще вопросы?
— А ес-сли вы не ус-спеете уп-правиться? — спросил младший пленник.
— Тогда мы все умрем, — простецки ответил Степа. — Только мы почти сразу, а вы значительно позже: вас будут пытать и долго допрашивать. Еще вопросы?
Вопросов больше не было.
— Ну все, отходим. Спартак, займись люком.
Инженер занялся люком, а мы отошли по трубе на почтительное удаление. Через несколько минут инженер присоединился к нам и стал загибать пальцы. На счете семь раздался взрыв.
— Неплохая цифра, — суеверно отметил Юра, поспешно направляясь вслед за Степой и Спартаком к последнему колодцу. — Алекс, смотри, детей не обижай. Удачи…
Я предполагал, что при «выбросе» возникнет небольшая пауза, вызванная эффектом неожиданности и всеобщим замешательством, и у нас будет время, чтобы осмотреться, оценить обстановку и спокойно добраться до тропинки.
Я не угадал. Выбравшись на поверхность, мы увидели, что от ближнего рубежа к нам топает немаленькая такая массовка, фонарей этак в двадцать. Топает вроде бы неспешно, но неотвратимо, разноголосо переговариваясь и обсуждая тему свежего взрыва. Кроме того, в нашу сторону были повернуты два прожектора, которые хищно шарили лучами в опасной близости от нас.
Наших товарищей видно не было: то ли они залегли где-то неподалеку, пережидая оживление, то ли успели убраться достаточно далеко, в общем, мы никого не видели, кроме вот этой массовки с фонарями.
Несколько секунд мы впитывали обстановку, затем Гена истеричным шепотом скомандовал:
— Валим отсюда!
… и мы во всю прыть побежали к заветной тропе.
Вот тут я как командир дал маху. Надо было поправить Гену и скомандовать «шагом» — бойцы от рубежа шли к нам шагом и правильно делали. За ту неполную стометровку, что мы добирались до тропы, пленники раз десять упали, основательно расшиблись и выдохлись так, что еле волочили ноги. Я сам дважды упал и постоянно спотыкался, а для пленников ситуация усугублялась закономерным выбросом гормонов, к которому они оказались не готовы. У них не гнулись ноги, они задыхались и чуть ли ни плакали. Очень знакомое состояние!
Сообразив, наконец, что если мы будет продолжать в том же темпе, то нам придется их тащить, я дал команду «шагом».
— Какой, на хрен, «шагом»?! — возмутился легконогий Гена, бежавший впереди. — Бегом, бегом, бегом — сейчас уже выйдем!
— Шагом, я сказал! — повторил я. — Иначе потащишь обоих.
Гена застонал от отчаяния, но темп все-таки сбавил, высказавшись при этом по существу вопроса:
— Б…, понарожают рахитов, и е…сь потом с ними! Лучше бы вас ЭТИ до нас взяли, никаких проблем бы сейчас не было…
К тому моменту, когда мы добрались до тропы, нас обнаружили буквально все, кто только мог.
Рассказываю обстановку. Прожектора держали нас в фокусе, «вертушки» барражировали чуть ли ни над нашими головами, от ближнего рубежа за нами двигалась вопящая и улюлюкающая толпа, фонарей, наверное, в сотню.
Степа угадал: было светло. Группировка вывесила в небе над нами, наверное, весь свой запас «светильников».
Был момент, когда я подумал: ну все, конец, сейчас догонят и схватят. Однако мы благополучно добрались до тропы, пленники на ходу немного отдышались и пришли в себя, и мы неспешной трусцой припустили вслед за Геной.
Тропа нас выручила. Или Гена на тропе выручил? В общем, Гена вел нас по тропе, как матерый лоцман ведет судно среди рифов и отмелей: наши преследователи, обуянные охотничьим азартом, тоже пробовали бежать и регулярно падали — позади часто слышались вопли и проклятия. А поскольку тропу как-то забыли пометить люминесцентной краской, кроме Гены ее никто не видел (я, например, ее точно не видел, просто бежал след в след за предпоследним в группе), мы двигались раза в три быстрее тех, кто следовал за нами по полю и постепенно отдалялись от них.
Минут через пять мы вошли в ритм и я почти успокоился, несмотря на громкий рокот близко летевших «вертушек». Отстающая армада меня уже не волновала, и единственное, что напрягало: мы потихоньку приближались к дальнему рубежу. Если наши не успеют, вскоре нам навстречу вывалится такая же армада, что ковыляет сейчас сзади.
Еще минут через пять позади нас послышался гул мотора.
Оглянувшись, я увидел, что от ближнего рубежа к нам, наискосок через поле, движется какой-то транспорт с тремя фарами.
Других вариантов не было: через оставленные позади овражки мог переехать только БТР.
В этот раз обошлось без приступа малодушия, была просто оценка ситуации: если это не наши — нам конец.
Спустя минуту БТР догнал нас и резко притормозил.
— Эй, «приманки» — бегом на броню! — раздался Степин голос.
— Вы сделали это! — не сдержавшись, радостно заорал Гена.
— Не ори, — поправил Степа. — Рано радоваться. Бегом на броню, нельзя стоять…
Я горжусь отечественной военной техникой.
Да, говорят, что в последнее время наша оборонка окончательно скурвилась и производит черт знает что, но все, что сделано в Совке, — сделано на совесть и с умом.
Доводилось ли вам мчаться в ночной тьме на БТР через дикую равнину, переполосованную рытвинами, ложбинами и прочими буедобинами и колдораками? Если нет, то вы очень много потеряли. Потому что это можно без всяких скидок назвать квинтэссенцией первобытного драйва и жизненного тонуса. Я не мог справиться с эмоциями, в голос выл от восторга, и никто из коллег меня не поправил: очевидно, сами испытывали примерно те же чувства.
Черной птицей перемахнув поле, мы вылетели на шоссе, развернулись и помчались в сторону города. Вертолетная пара неотступно следовала за нами — увы, БТР не мог развить такую скорость, чтобы потягаться с «ночными охотниками». Спартак рулил, Юра сидел за пулеметами, Степа разговаривал по телефону с нашими эвакуаторами, уточнял задачи. Остальные, вцепившись кто во что мог, тряслись на броне и ждали команды «к машине!».
Отговорив с «эвакуаторами», Степа уточнил задачи: раньше границы зоны контроля атаковать нас не будут, разве что попугают слегка, но надо быть в готовности в любой момент спрыгнуть с брони и разбежаться в разные стороны. Граница, предположительно, за Павловской эстакадой: за ней начинается собственно пригород, дальше работать с воздуха очень неудобно, так что там будет последний «блок». Дальше нас просто не выпустят.
Впереди были видны сполохи проблесковых маяков и свет множества фар — специально для нас добрые люди в форме устроили первый «блок».
Я не понимал, зачем нам к эстакаде, тем более, если там все перекрыто. Не проще ли свернуть на ближайший проселок, махнуть до темнеющего невдалеке леса и там разбежаться?
— Нам нужно к эстакаде, — упрямо заявил Степа. — Доберемся — выживем…
Мы стремительно приближались к «блоку» на шоссе: уже были видны очертания нескольких машин и силуэты людей на обочинах, кто-то орал в мегафон, но рокот «вертушек» глушил слова, слышно было только «стой» «огонь» и «первый». Далеко позади нас тоже были видны огни, очевидно, за нами по шоссе двигалась колонна.
— Борт «полета первый», приказываю остановиться! — я чуть с брони не свалился — громогласный призыв зазвучал прямо с неба, перекрывая «рокот винтов». — Сопротивление бессмысленно, есть команда работать «на поражение»! Борт «полета первый», ты меня понял, нет?
— Я тебя понял! — крикнул в небо Степа, и, посунувшись в люк, озадачил пулеметчика Юру. — А ну, сделай нам «пошли все в ж…», и «разделительную полосу»!
Когда до «блока» оставалось не более ста метров, Юра дал предупредительную очередь поверх голов. От «блока» тотчас же побежали во все стороны люди, после этого Юра влупил сразу из двух пулеметов точно по «сплошной», и мы пулей просвистели дальше, с легкостью расшвыривая покореженные машины.
— Ту-ту-ту! Ту-ту-ту! Ту-ту-тухх! — небо озлилось на нас и сыпануло спереди по курсу из вертолетных пушек.
Было неприятно, но предсказуемо: Степа предупреждал, что будут стращать.
— «Полста первый»! Вы чё творите, идиоты?! — гневно неслось с небес. — За сто метров до эстакады — огонь на поражение!!! «Полста первый», вынь вафли из ушей, ты меня слышишь? Не остановитесь — сдохнете!!!
Впереди маячила эстакада. Шоссе было перекрыто: на нем не было ни одной транспортной единицы, кроме нашего БТР. За эстакадой, с той стороны, был «блок», очевидно тот самый, последний: блики проблесковых маячков и изрядное скопление фар, гораздо больше, чем на первом «блоке».