Тем временем король купил своей фаворитке дворец, в одной из комнат которого она нашла еще один подарок короля – ларец с драгоценностями. Она продает бриллианты и на вырученные деньги основывает два госпиталя: для бедных стариков и для воспитания бедных сирот.
Две недели она никуда не выходила из своего нового дворца, привыкая к своему новому состоянию. А когда вышла после этого добровольного заточения, двор был у ее ног. Ее признали своей новой повелительницей, и весь двор считал за честь раболепно ей прислуживать.
Началась официальная эпоха фаворитизма. Людовик любил ее, но, как король и мужчина, он все же ревнует ее к ее характеру (Сен-Симон писал: «Полюбив его первая, стыдилась своей любви, а еще более того, что плоды их любви были признаны и возвеличены против ее воли»), ее постоянным печалям, ее раздумьям о ее неизбывном грехе. О каком грехе она смела рассуждать, если он слышал постоянно от того же духовенства: «О короли, вы – как Боги!» А сам он сформулирует позднее (но чувствовал эту мысль в себе уже сейчас): «Бог бесконечно ревнив к своей славе. Он, может быть, нас сделал столь великими только затем, чтобы воздаваемое нами (т. е. им самим. – Примеч. авт.) ему почтение, оказывали Ему больше чести».
Поэтому он пребывал в твердой уверенности, что, любя его, ла Вальер должна отринуть все свои мрачные думы и предаваться беспечальному счастью. Луиза молчаливо сопротивлялась. Тем не менее, возвращаясь к словам Сен-Симона о плодах любви, их неофициальная семья неуклонно пополнялась. У Луизы и Людовика будет четверо детей, из которых выживут двое – дочь, мадемуазель Нант, будущая принцесса Конти (она будет первой, кто откроет собой традицию, согласно которой Людовик своих незаконных детей всеми силами сближал со всеми знатнейшими родами Франции, с принцами крови. В дальнейшем, любя своих незаконных детей больше, он даже уравняет их с законными родственниками, дав им право на возможность занятия французского престола). И ее младший брат – граф Вермандуа, который станет адмиралом Франции.
Луиза пребывала по-прежнему в плену своих дум. Собственно, это и понятно, ибо никаких других особых страстей и забот у нее не было. Политикой она не интересовалась, гипертрофированным честолюбием не страдала. Особым корыстолюбием тоже, всецело полагалась на щедрость Людовика, которая, надо сказать, ее не обманывала.
Деньги ей поступали через главного финансиста короля Людовика. Она получала от него крупные суммы, тратила их быстро и не особенно задумываясь. Видимо, в память о том ларце с бриллиантами, Луиза полюбила собирать драгоценные камни и скупала их в большом количестве у герцогини Мазарини.
Ее детьми также занимался Кольбер. Почти сразу же после рождения их отдавали ему, и он вместе с женой воспитывал их в строгости и послушании перед законами.
Такое положение дел объясняется еще и тем, что у Людовика не было опыта легитимации незаконнорожденных своих отпрысков, и что сама Луиза не желала признавать своих детей законными, чтобы впоследствии они не возгордились и им не пришлось в дальнейшем испытывать разочарований и уж тем более чтобы ее связь не приобрела уж слишком официального оттенка.
Но все же Людовик решительно не хотел менять свою точку зрения, и мадемуазель Нант, родившаяся в 1666 году, на следующий год была узаконена парламентом и получила патент на свое узаконенное происхождение: «Зная в точности высокие совершенства г-жи де ла Вальер и желая возблагодарить ее за ее совершенства и выказывая естественные родительские чувства к нашей натуральной дочери Марии Анне мы делаем г-жу ла Вальер герцогиней, а для дочери ее создаем имение, обладание которым связано с потомственным званием герцогини и перией».
Патент был довольно неудачно сформулирован – по точному смыслу слов герцогиней оказывалась лишь дочь, а король хотел и Луизу сделать герцогиней. Поэтому выпустили специальное разъяснение о том, что и Луиза де ла Вальер имеет отныне титул герцогини и права на перию. Ведь это именно ей Кольбер купил по поручению Людовика имение Вожур в Ренси в департаменте Сен-Сен-Дени за 800 тыс. ливров и дал ему статус герцогства. Поэтому отныне Луиза стала герцогиней Вожур.
Но состояние души новой герцогини не изменилось; как писала маркиза де Савиньи: «Эта маленькая фиалка, прятавшаяся под травой, стыдилась быть любовницей, быть матерью, быть герцогиней».
Луиза стыдилась, мучаясь оттого, что мужчина, которого она на свою судьбу полюбила – женат и к тому же король, а Людовику уже с трудом удавалось терпеть меланхолию своей возлюбленной.
Луиза де ла Вальер и её дети. Художник П. Миньяр
Впрочем, монарх давно уже воспитывал свою волю в отношении характера Луизы не в гордом одиночестве.
Он купил ла Вальер Вожур 13 мая 1667 года, в этом же году узаконил свою дочь, но еще с прошлого, 1666 года стали заметны его признаки охлаждения к Луизе, ибо на его любовном горизонте начала восходить новая звезда – маркиза Франсуаза Атенаис де Монтеспан.
Двор принял эту новость спокойно, ибо здесь Луизу не любили: она постоянно грустила, стало быть, никаких празднеств не хотела и не просила о них короля, вечно насупленная, она порождала своим видом всякие ненужные мысли у окружающих о бренности всего земного. И самое главное – она не слишком интенсивно протежировала своим друзьям и сторонникам. Фаворитам подобного не прощают, и ее партия при дворе свелась к нескольким ее платоническим поклонникам и преданным по-настоящему друзьям…
Началу романа короля с Монтеспан предшествовал пролог, в ходе которого умная, честолюбивая, проницательная Франсуаза сумела подружиться с ла Вальер, быстро определив ее характер и сделав вид, что разделяет все ее взгляды и воззрения.
Луиза, истомленная отсутствием родственной души, все доверчиво рассказывала новой подруге. Включая и всякие подробности о Людовике как о человеке. Тем самым Монтеспан, идя на завоевание королевской крепости, была вооружена знанием привычек и пристрастий Людовика и, исходя из этого, могла моделировать свое поведение.
К тому же поначалу Луиза хвалила королю Монтеспан. Как и принцесса Генриетта, вновь примирившаяся с королем. Именно на балу у принцессы и произошло объяснение Людовика и Франсуазы.
Умная женщина не стала особенно рассказывать подноготную своей начинающей уходить в тень соперницы. Она ее даже хвалила. Правда, сказала, что Луиза никогда не любила его по-настоящему, ибо сохранила угрызения совести, т. е. думала в данном случае не о нем, а прежде всего о себе. И что если бы ее чувство было полным, то она забыла бы обо всем. Как, например, сама Монтеспан, готовая ради короля бросить мужа.
Людовик запомнил данную аргументацию холодности Луизы и спустя некоторое время повторит ее матери своих детей и многолетней фаворитке. Повторит перед окончательным разрывом.
В оправдание, даже не в оправдание, а чтобы лучше понять характер преемницы Луизы, заметим, что поначалу Монтеспан, знакомясь с Луизой, не думала взлетать так высоко. Она хотела лишь воспользоваться дружбой с влиятельной любовницей короля, чтобы поправить свои дела, но аппетит приходит во время еды. И кто отказывается от удачи, которая сама идет в руки? Герцог Сен-Симон так писал в своих мемуарах: «Потом он (т. е. король. – Примеч. авт.) увлекся редкой красотой маркизы де Монтеспан (еще раз перебьем мемуариста – по сегодняшним канонам Луиза гораздо симпатичнее, у Франсуазы – избыток роскошной плоти, но на вкус и цвет… – Примеч. авт.), обратившей на себя его внимание еще во время царствования г-жи де ла Вальер. Г-жа де Монтеспан скоро это заметила. Напрасно убеждала она мужа увезти ее в Гиенну; в своем безумном доверии он не внял ей. Она говорила с ним тогда вполне чистосердечно. Наконец, король склонил ее к взаимности, похитил ее у мужа со страшным скандалом, который привел в ужас все народы, и явил миру невиданное зрелище двух любовниц одновременно. Он катал их обеих вместе в карете королевы вдоль границ, по лагерям, иногда посещая армии. Народ, сбегаясь со всех сторон, смотрел на трех королев, и всякий в простоте душевной спрашивал у соседа, видел ли он их?»
Портрет Франсуаза-Атенаис де Рошешуар де Мортемар. Неизвестный художник
Все это будет немного позднее. Пока же Людовик уехал на войну во Фландрию, и жена его как-то невольно сблизилась с Луизой, мучимая тем же страхом за жизнь короля. Вскоре Франция одержала победу, и дружба соперниц кончилась.
Весь двор поехал в Амьен навстречу победителям. Луиза, снедаемая нетерпением, обогнала всех, включая и королеву, поехав по боковой дороге. Ее карета опрокинулась, она поранилась, но ничего не замечая, женщина рвалась навстречу со своим возлюбленным. Но первые слова Людовика были не слова любви, не слова тревоги по поводу ее ран, а: «Как! Впереди королевы?»
Если монарх вспомнил об этикете, Луиза поняла, что любовь прошла. Скоро доброхоты сказали ей имя соперницы (которое не знали только она и королева). И Луиза вновь уезжает в Шальотский монастырь, надеясь, что вновь король приедет за ней сюда.
Но чуда дважды не бывает: только наутро за ней приехали. И не король, а принц Конде. Встретив его, Луиза сказала: «Прежде он сам приезжал за мной». Она поняла – к жизни ее звал не любовник, а всего лишь друг.
Она вернулась, пережив минуту триумфа чуть-чуть позднее: Людовик, встав на колени перед ней и поставив рядом дочь, сказал: «Не оставляйте нас более». Двор – чуткий барометр, к тому же раздраженный надменностью и гордыней Монтеспан, которые она пока только начала проявлять, переметнулся к Луизе.
Но король уже любил Франсуазу, а ла Вальер была лишь привычкой. И он обещал Монтеспан помирить ее с Луизой. Та согласилась принять обидчицу – из-за желания доставить удовольствие любимому, но король увидел в этом лишь ее слабость.
Франсуаза начала активно дружить, т. е. полностью осуществив свой план, заключавшийся в осуждении данного жеста, в конце концов и королем, и высшим светом. Но тонкость ее замыслов все оценили – и дискредитация соперницы, и использование е