Вход в Олений парк. Гравюра XIX в.
И, видимо, чувствуя ее приближение, король решил напоследок тряхнуть стариной: Олений парк поставил ему для развлечения новую курочку. Она оказалась дочерью столяра и доставила королю не только несколько волнительных мгновений, но сверх этого и одарила его оспой. Это был конец.
Дюбарри хотела ухаживать за умирающим королем (лекарства от оспы не было, и ежегодно десятая часть жителей Европы умирала от этой болезни), но ее удалили, и она не могла видеть его последних минут. Остальные могли видеть, но не хотели. Правда, в его комнату постоянно входили посмотреть, жив ли он.
Король умер 10 мая 1774 года. Почти сразу же приказом нового короля ей было назначено пристанищем уединенный монастырь. Она отправилась туда безропотно. Правда, вскоре ее освободили и вернули в ее замок. Людовик XVI назначил ей пенсию.
Дюбарри тихо жила до самой революции, в годы которой она оказывала поддержку тем, с кем связывала ее общность прошлого. Для королевской фамилии она заложила все свои бриллианты; она помогала эмигрантам и поддерживала контакты с приверженцами Брисю, что и привело ее сначала на суд, а потом – на гильотину. На эшафоте ее природа взяла верх – она не сумела умереть, как умирали в эти годы дворяне: твердо и стоически. Она умерла, как сумела. Равно, как и жила.
Не так, как это делали многие из тех аристократов, кого судьба и террор довели до гильотины. Из тех, кого называют опора трона. Общеизвестно, что короля делает свита, что лидер силен своей командой и что ни один самый гениальный правитель не может действовать желаемым образом, если не имеет «приводных ремней» своих планов в лице сторонников, соратников и заинтересованных в их исполнении союзников. В эту же эпоху картина иная – талантливые люди постепенно отходят от кормил власти (или – отстраняются по различным причинам), удерживаются же те, кто в силу природных качеств не всегда может соответствовать потребностям момента. И такая ситуация лишь будет усугубляться. И при следующем царствовании закончится крахом династии, строя и страны…
Вершителям Французской революции повезло, что многие из железной когорты предшествующего царствования не дожили до лет ее свершения. Иначе бы и для вождей, и для энтузиастов социального катаклизма дело бы закончилось быстро и печально. Ибо в эти десятилетия оставались еще люди, помнившие гегемонию своей страны в Европе, а значит – в реалиях тех лет и мира. Одним из этой когорты по праву считается Мориц Саксонский (28.10.1696—30.11.1750). Сын курфюрста Саксонского и короля Польского Августа II и графини Авроры Кёнигсмарк, Мориц двенадцатилетним мальчиком был зачислен в один из пехотных полков своего отца, в составе которого унтер-офицером совершил поход во Фландрию и уже там проявил свою храбрость.
Зиму 1709 года Мориц Саксонский провел в учебных занятиях с генералом Шуленбургом, после которых блестяще проявил себя в 1710 году при осадах нескольких крепостей.
В 1711 году Мориц, получивший титул графа Саксонского, сопровождал отца в походе против шведов, два года спустя был произведен в полковники и назначен командиром кирасирского полка, с которым принял участие в военных действиях, предпринятых с целью возвращения польской короны своему отцу – курфюрсту Саксонскому.
Во время этой войны в январе 1716 года с ним произошел исключительный случай. Застигнутый однажды врасплох большим польским отрядом в селе Краснецы, Мориц с пятью офицерами и двенадцатью людьми из прислуги в течение пяти часов отстреливался от поляков, а ночью, неожиданно выйдя из засады, ускользнул от растерявшихся врагов.
Но вместе со своей легендарной храбростью Мориц, ведший скандальную и развратную жизнь, оказался неисправным полковым командиром и был лишен этой должности.
После этого он отправился в армию принца Евгения Савойского, а затем решил попытать счастья во Франции. Здесь в 1720 году по обычаю того времени он купил патент на командование полком. В это же время в Париже Мориц познакомился с военным теоретиком Фоларом, который был поражен многими полезными нововведениями в полку Морица и в 1725 году печатно предсказал последнему блестящее будущее.
В июне 1726 года Мориц был избран на престол Герцогства Курляндского, но князь А.Д. Меншиков, сам мечтавший о нем, помешал ему его занять.
До 1732 году Мориц странствовал от Варшавы до Парижа, и лишь его подруга Адриенна Лекуврер отвлекла его от беспутного времяпровождения.
Когда началась Война за польское наследство, Мориц, вопреки кровной связи с Саксонией и лишь повинуясь требованиям чести, остался на стороне Франции, поддерживавшей кандидатуру Станислава Лещинского против брата Морица Фридриха Августа, и в двухлетней кампании (1733–1735) в чине генерала проявил себя с самой блестящей стороны.
Наиболее ярко Мориц выразил свои военные дарования в Войне за австрийское наследство, во время которой Франция была союзницей Пруссии.
В то время как Фридрих II захватил Силезию, Мориц в качестве начальника дивизии находился в составе армии, предводимой нерешительным, хотя и честолюбивым баварцем, будущим императором Карлом VII. Только благодаря настоятельным советам Морица Карл вместо долговременной осады Праги решился на ее штурм.
Но и это не спасло кампанию 1742 года, завершившуюся позорным отступлением к французским пределам, и лишь блестящие частные успехи Морица могли сколько-нибудь утешить национальную гордость Франции. Во французском обществе уже звучали призывы назначить Морица маршалом, несмотря на его протестантскую религию.
В 1743 году Морицу пришлось оборонять Эльзас от англичан, а в следующем году он составил план высадки корпуса войск в Англии с целью поднять там восстание в поддержку Стюартов. Однако из-за потерь, которые понес французский флот после бури, а главное, из-за господства на море британского флота план этот был оставлен.
В 1744 году Мориц был наконец назначен командующим Мозельской армией. В то время как Людовик XV и герцог Ноайль с другой армией занимались осадами крепостей, он обеспечивал их действия, преграждая путь войскам Англии и Голландии.
В начале 1745 года Мориц был назначен главнокомандующим и, несмотря на водянку, выступил с армией к Турнэ. На выручку Турнэ уже двигались объединенные союзные войска (Англии, Голландии и Ганновера) под командованием герцога Кумберлендского и генерала Кеннигсегга. Мориц вышел к ним навстречу и занял позицию, усиленную редутами и засеками, у деревни Фонтенуа. 11 мая союзники атаковали французов, но после нескольких частных успехов были остановлены встречным огнем. После этого французы перешли в наступление, в результате которого противник был опрокинут и обращен в бегство.
В сражении при Фонтенуа союзники потеряли до 14 тысяч человек убитыми и ранеными и 32 орудия. Урон французов составил около 5 тысяч человек.
Но вместо того, чтобы окончательно разгромить союзников преследованием, Мориц вновь вернулся к своим траншеям у Турнэ и тем обнаружил в своих действиях отсутствие решительности, что составляло одну из характерных черт почти всех операций того времени.
В последующие годы Мориц одержал еще две победы: в 1746 году – при Року и в 1747 году – при Лауфельде.
После заключения в 1748 году Аахенского мира он жил в пожалованном ему замке Шамбор и занимался составлением разных несбыточных проектов вроде создания израильского царства в Америке и т. п.
Несмотря на то, что Фридрих II Великий говорил о Морице Саксонском, что «этот маршал мог быть профессором всех генералов Европы», позднейшая военно-историческая наука характеризует Морица Саксонского как полководца в высшей, творческой части военного искусства, не выходящего за рамки генералов своего времени, для которых характерны были «медленное ведение кампании, страсть к бесконечным и бесчисленным операциям у крепости, нежелание искать в решительном бою конца войны, отсутствие преследования после победы» (А.К. Пузыревский).
Гораздо большее военно-историческое значение имеют передовые идеи Морица Саксонского, изложенные им в трактате «Мои мечтания». В нем немало мыслей, предупредивших наполеоновскую эпоху, в частности о необходимости всеобщей воинской повинности и необходимости подготовленных военных кадров. Мориц указал на целесообразность предварительной подготовки поля сражения на примере Петра Великого перед Полтавским сражением. Но особенно внимательно Мориц Саксонский подошел к решающей роли на войне нравственного элемента, во взглядах на который он далеко обогнал свое время.
Были иные полководцы, не столь талантливые на полях сражений, но цепкие в обыденной жизни, готовые драться за благосостояние своего слоя до конца. Такие, как Субиз и Ришелье-младший.
При начале Семилетней войны Шарль Роган Субиз (1715–1787) был генерал-лейтенантом и назначен командующим отдельным 30‐тысячным корпусом для освобождения Саксонии.
В 1757 году Субиз перешел Рейн у Дюссельдорфа, а в ноябре этого же года был разбит Фридрихом II у Росбаха. Во Франции на некоторое время имя Субиза сделалось предметом насмешек, однако ему удалось оправдать себя при дворе Людовика XV, свалив вину на вверенные ему войска.
Король Людовик XV приветствует победителя в битве при Фонтенуа Морица Саксонского. Художник П. Ленфан
В следующем году Субиз получил другой корпус для совместных действий с армией герцога Брольи, но только в июле, после удачного боя у Луттенберга, в котором Субиз своими превосходящими силами (37,2 тыс.) смог разгромить 16‐тысячный отряд союзников Пруссии под командованием генерала Оберта, французам удалось выполнить возложенную на них задачу и овладеть Гессеном. Субиз был награжден маршальским жезлом, но после взятия Франкфурта отозван.
В 1761 году Субиз получил корпус на Нижнем Рейне, однако из-за несогласий с Брольи оставался в бездействии, и лишь когда герцог понес поражение у Велингаузена, подкрепил его своими войсками. В ноябре оба маршала переправились через Рейн на зимние квартиры и отправились в Париж, чтобы там оправдать свои неудачи.