Он резко обернулся:
– Во врачевании есть определенные вещи, которых не найдешь в пробирке для опытов. И одна из них: не бросать своего пациента – пока он жив.
– Ты сентиментальный дурак! – Такой злой он ее еще не видел. – Если уж ты затронул эту тему, то разве ты мне ничего не должен? Ты, с твоей верой, надеждой и милосердием, с твоим представлением о благодарности! Почему бы тебе не заплатить мне за то, что я для тебя сделала?
Он медленно произнес:
– Я скорее верну тебе свою руку, чем брошу Мердока.
Внезапно ее гнев испарился.
– И это все, что ты хочешь мне сказать, Дункан? После всех наших лет вместе?
Он непонимающе уставился на нее.
– Я имею в виду, – запнулась она, – зачем нам вообще ссориться? Это больно!
– Странно слышать такое от тебя.
– Возможно, я странная женщина. Ты не представляешь, насколько странная – я даже сама не знаю. Ты думаешь, что я сильная. Видит Бог, за последние месяцы я стала слабее даже твоей глупой Маргарет.
Она опустила глаза, затем внезапно снова подняла их, наполненные неудержимой тоской.
– Иногда мы насмехаемся над тем, к чему больше всего стремимся. Но приходит время, когда мы уже не можем отрицать очевидное, когда больше не в силах затаптывать огонь. Мы уже давно вместе, Дункан. Мы оба биты жизнью. У нас есть общая цель – мы связаны друг с другом. Дункан, я отчаянно завишу от всего, что с тобой происходит. Я… – ее голос дрогнул, – ты мне очень нравишься. Разве мы не могли бы что-нибудь придумать для нашего будущего? О, какую кашу я заварила! Но ты много значишь для меня. И конечно же, я тоже должна что-то для тебя значить.
Он отвел взгляд и с трудом произнес:
– Я ценю твою дружбу больше, чем все, что у меня осталось.
На мгновение она замерла. Затем встала и завозилась с застежками своего плаща. Ее лицо снова стало спокойным и бесстрастным.
– Что ж, закончим этот разговор. Обещаю больше его не возобновлять. Но завтра ты приедешь. Это решено. У нас еще есть кое-что – письма медсестре Доусон.
Он покачал головой:
– Нет, Анна. Я ими не воспользуюсь.
Казалось, она чуть было снова не взорвалась напоследок.
– Завтра у нас будет достаточно времени. Я встречу тебя в Фонде. В три часа. Не забудешь?
– Нет. Но я, возможно, не приеду.
– Приедешь, – сказала она. – Ты слишком амбициозен, как и я, чтобы упустить шанс, который выпадает раз в жизни. До свидания – до завтра.
Она кивнула со своей прежней твердостью, с тем же гипнотическим блеском в глазах, и вышла из дома.
Глава 65
На следующее утро Дункан проснулся с мучительным чувством тревоги. Его комната была рядом с комнатой Мердока, и по привычке, едва открыв глаза, он прислушался к звукам в соседней комнате. Он слышал, как медсестра из местных сменила дежурившую ночью Джин. Охваченный смутным беспокойством, он вскочил с постели, побрился и быстро оделся. Рано утром ему предстояло отправиться к очень серьезно пострадавшему пациенту в лесничестве Россдху, в тридцати милях отсюда. Но сначала он зашел к Мердоку.
Сестра Гордон, коренастая женщина средних лет в выцветшей синей форме, с простым, деловитым лицом, отмеченным десятью годами медицинской службы в графстве, уже почти закончила утренний уход за больным. Она прошептала:
– Сегодня ему не очень хорошо, доктор. Во всяком случае, я думаю, что он слабеет.
Дункан пощупал пульс Мердока и произвел обычный осмотр. То, что она сказала, было правдой. Он просмотрел медкарту, которую она положила на стол, и записал свои инструкции.
Спустившись, он кое-как позавтракал, а затем поспешил в гараж, завел машину и уехал.
В глубине души он знал, почему так нуждался в каких-то срочных и отвлекающих делах. Это было отчаянное желание убежать – от себя, от Мердока, от кризиса, в котором они оба оказались.
Когда он вернулся, в холле его встретила Джин, опрятная в своем сером платье, со свежим, несмотря на бледность, лицом и темными тенями печали под глазами.
Удивленный, что она не в постели, хотя не спала всю ночь, он при виде ее почувствовал, как больно сжалось его сердце. Теперь он знал без всяких сомнений, что любит ее. Наконец-то это было настоящим, непоколебимым и бесповоротным. Но ее отношения с молодым Эглем не давали ему покоя.
– Почему ты не отдыхаешь?
Ему пришлось взять себя в руки, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Я ничуть не устала. – Она изобразила бодрую улыбку. – Возможно, я прилягу, когда сестра Гордон вернется к часу дня. Я думала, мы поедим пораньше.
Аппетита у него не было. Когда он наконец справился с курятиной, Джин предложила ему гроздь винограда.
– Попробуй, – попросила она. – Сэр Джон Эгль прислал это из своих собственных теплиц.
Он покачал головой. Больше, чем когда-либо, фамилия Эгль вызвала у него волну неприятия. Он с иронией подумал, что цветы и фрукты, которые посылал сэр Джон, совершенно бесполезны для лежащего без сознания Мердока.
– Очень вкусный виноград. – Джин выглядела разочарованной, оттого что он не захотел попробовать. – Мы многим обязаны сэру Джону.
– Не смею возразить, – с горечью признал он и добавил: – Но я не хочу быть у него в долгу.
– Мне жаль. У него добрые намерения. – Она поколебалась, затем заставила себя продолжить: – Он сказал мне, что позаботится о медицинской помощи отцу, если тебе придется уехать.
Он уставился на нее, ошеломленный тем, что она, вероятно, знала о его тайных терзаниях.
– Ты же не можешь оставаться здесь вечно. Мы очень благодарны за все, что ты сделал. – Ее улыбка едва напомнила ту ее обычную, яркую. – А сейчас, похоже, от тебя уже мало что зависит.
Для него все стало ясно как божий день – причина ее нервозности, ее вымученное бодрствование. Вчера с ней поговорила Анна, и Джин открывала для него ворота, ворота свободы.
Едва эта мысль вспыхнула у него в мозгу, как раздался стук в дверь и в комнату с кепкой в руке вошел Хэмиш.
– У меня тут ваш чемодан, доктор Стирлинг. Положить его в машину?
– Оставь его пока в холле, Хэмиш.
Дункана потрясло сознание того, что в ближайшие несколько секунд он должен принять решение, которое определит все его будущее.
Глава 66
Хэмиш вышел, а Дункан пристально посмотрел на Джин. Хотя он прекрасно понимал, что она бескорыстна, он испытывал темное желание причинить ей боль.
– Очень мило с твоей стороны спланировать прощальный банкет с помощью Эглей.
– Я хотела, чтобы ты успел добраться до Эдинбурга к трем. – Голос ее дрожал.
Он не мог остановиться:
– Очень предусмотрительно, учитывая, что я не особо отличился в случае с твоим отцом. Я потерпел неудачу. И ты знаешь, что я потерпел неудачу.
Она прошептала:
– Но я уже говорила тебе, что…
– Что ты хочешь избавиться от меня, – резко перебил он ее. – Что ж, смею предположить, что ты права. Я тебя не виню.
Он не понимал, что заставило его причинить ей боль. Он никогда не любил ее так сильно, как в этот момент. После нескольких недель дежурств у постели отца, после ночей и дней, полных надежд и страхов, в ней было что-то странно детское. Но он продолжал, несмотря ни на что:
– Я не останусь там, где меня не хотят видеть. – Он встал из-за стола. – Еще пять минут, и я уеду.
Выйдя в коридор, он обнаружил свой чемодан, на котором лежали пальто и шляпа. Через стекло входной двери он увидел машину снаружи – за рулем его ждал Хэмиш. Они запросто окажутся в Эдинбурге к половине третьего.
Он словно со стороны видел, как возвращается в великий город. Он видел свое драматическое прибытие в Фонд, прием, оказанный ему друзьями, замешательство Овертона. Он не мог позволить Овертону победить. Анна была права. Он тут же решил, что едет. Но что-то заставило его подняться наверх, чтобы в последний раз взглянуть на Мердока.
В комнате больного было тихо и сумрачно. Мердок по-прежнему, как все последние пять недель, лежал на спине, без сознания, беспомощный – по сути, живой труп.
Если бы только он мог преодолеть этот ступор, вывести своего пациента из транса, все было бы хорошо. Он этого не сделал. В комнате было так тихо, что он слышал тиканье своих часов, приближающих время назначенной встречи. Ему было сказано явиться в Эдинбург. Умирающий никогда не будет скучать по нему.
И все же он не уезжал. Он не мог отвести глаз от погруженного в тень лица Мердока. Должно же быть что-то, что еще можно было бы сделать для старика.
Только теперешнее состояние Дункана могло подсказать ему столь отчаянную операцию, которая вдруг пришла ему на ум. Он знал, насколько она опасна. Даже от одной мысли о ней его пробрала дрожь. Но это был единственный пришедший ему в голову выход. Если ничего не предпринять, тогда смерть.
Он продумывал детали операции, напряженно ожидая возвращения местной медсестры. Она вошла бесшумно, ровно в час.
Снимая плащ, она внимательно посмотрела на лицо Мердока, затем тихо сказала Дункану:
– Мисс Джин просила напомнить, что вам пора уезжать. Иначе вы можете опоздать.
Он натянуто ответил:
– Да, смею допустить, что могу опоздать. Сестра Гордон, не могли бы вы включить спиртовку? И пожалуйста, простерилизуйте мои инструменты.
Взглянув на него и снова на Мердока, она пошла выполнять его поручение.
Вернувшись наконец, она сказала:
– Все готово, доктор Стирлинг.
Вместе они осторожно перевернули Мердока. Теперь он лежал на боку, спиной к ним, полутруп, когда-то бывший человеком. Сначала спиртом, а затем пикриновой кислотой Дункан тщательно протер область шеи сзади. На фоне болезненно-белой кожи Мердока обработанное пятно казалось зеленовато-желтым.
Глава 67
Пальцы Дункана медленно скользили у основания черепа. Он почувствовал соединение поврежденных позвонков; оно было твердым и полным. Сбоку он выбрал нужную точку. Не убирая указательного пальца, он повернулся и взял троакар – иглу в форме трубки с внутренним стилетом, этим сверкающим кинжалом, который должен был пронзить жизненно в