– Кто такие эти карибы?
– Южноамериканские индейцы, их племя происходит из Мату-Гросу. Слово «кариб» означает «чужеземец».
Теперь они были недалеко от пляжа. На внешнем рифе бушевал сильный прибой, но тропинка, повернув, привела их в защищенную бухту, окаймленную серебристым песком, где на спокойную голубую воду смотрела бревенчатая хижина на два помещения, крытая пальметто. Внутри нее были душевые кабины, бар и вдобавок телефон. В своей части хижины Мюррей нашел пару плавок и, переодевшись, спустился к воде.
Они остановились на берегу, и Натали вдруг сказала:
– Хорошо, что есть с кем поговорить. Кстати, перестаньте называть меня «мисс Дефрис» – меня зовут Натали. Так или иначе, я замужем – или была замужем. – Она помолчала. – Похоже, это не очень-то получилось.
Казалось, она ждала, что он что-то скажет.
– Вы разведены?
– Просто разошлись. Мы католики – в некотором роде. Вы, может, слышали о Чарли Каллагане – кошмарном Каллагане, как раньше его называли? Он все еще в Рейн-Мари, валяет дурака. Я иногда вижу его – прохожу мимо него на улице. Странное ощущение.
– Вы говорите так, будто вам это не слишком неприятно.
– Мы слишком много ссорились. Давайте выпьем хорошего сухого мартини.
– Уже?
– Почему бы и нет… друг?
– Мартини подойдет к хересу? – спросил Мюррей, все еще пытаясь сохранять дистанцию между ней и собой.
– Хересу оно в самый раз. – Она взглянула на него с некоторым вызовом. – Я не могу сидеть на этом острове без каких-то эмоций.
– Вам здесь не нравится?
– Нравилось, когда я была маленькой, когда была жива моя мать. Теперь я ненавижу его. Вам бы хотелось сидеть взаперти в таком богом забытом месте?
– Вы никогда не покидаете его?
– О, время от времени мы совершаем поездку в Штаты. Обычно в Майами – именно там я подцепила Чарли. Но отец маниакально привязан к этому месту. Мы, Дефрисы, самые старые поселенцы здесь, и он чувствует, что у него есть долг перед островом, особенно с тех пор, как… – она заколебалась, продолжать ли, – с прошлого года. – Внезапно она рассмеялась. – Я должна развлекать вас, объяснять, как мы все любим солнце, море и наш милый старый дом. И Рейн-Мари – как-нибудь вечером приглашу вас потанцевать там. А теперь почему бы вам не поплавать?
– А вы разве не собираетесь?
– Никогда. Я приготовлю напитки.
Вода была прохладной после горячего песка. Мюррей довольно долго плавал, покачиваясь на больших волнах за пределами бухты. Внутри бухты, в спокойной воде, он мог видеть полосатых рыбок, шныряющих среди розовых кораллов. Он сделал глубокий вдох и нырнул, следуя за ними сквозь кущи разноцветных водорослей. Океанское дно было похоже на сад.
Вынырнув, он увидел, что Натали машет ему, зовет на берег. Принесли еду – стол был накрыт на веранде хижины. Перед Натали был стеклянный миксер, и она помешивала какой-то напиток длинной деревянной палочкой.
– Вы должны попробовать местный напиток. – Она наполнила высокий бокал. – Коктейль из папайи.
– Этот сок из папайи действительно хорош, – сказал Роберт. – У меня в спальне стоит графин с ним.
– Как у всех нас. – Она улыбнулась. – Помимо всего прочего, у отца в Белике есть сококонсервный завод. Мы пьем их вместо воды, которая здесь солоноватая, практически соленая. Но тут я добавила еще кое-чего.
Это кое-что оказалось ромом, что было довольно непривычно для Мюррея, но в качестве дополнения к купанию все прошло довольно хорошо.
– Пейте еще, – сказала она, – и я тоже.
Она уже выпила пару бокалов, а когда он отказался, налила себе еще.
– Не многовато ли спиртного для юной барышни? – спросил Роберт.
– Кого это волнует?
Ланч прошел весело – всего лишь легкие закуски, салат, сэндвичи и фрукты, – но на свежем воздухе и за компанию с Натали большего и не хотелось. В ней была какая-то суровость, но, как и ее нарочитое безразличие, все это казалось ему напускным. Она ему нравилась, и он чувствовал, что тоже ей нравится.
После ланча она переоделась в бикини. У нее была очень красивая фигура, не прямая и худощавая, как у Бенчли, а более выразительная, со множеством плавных линий, а темный медовый тон ее кожи мог бы послужить рекламой лосьона для загара. Растянувшись на песке, она со слегка провокационной улыбкой посмотрела на него. У него перехватило дыхание. Было бы так легко перевернуться на бок, обхватить руками эту мягкую, опаленную солнцем плоть, крепко прижаться губами к этим карминным губам. И в самом деле, так просто. В ее напряженном ожидании было что-то сбивающее с толку, чуть ли не печальное.
Не без труда он сказал себе резкое «нет». Он не хотел принимать в этом никакого участия. Одиночество, неудовлетворенность – только поэтому она была так отчаянно несчастна. Ответить на это безрассудное приглашение было не лекарством, а, наоборот, усугублением проблемы, за что он бы горько презирал себя.
– А как насчет нашей поездки в город? – спросил Мюррей, поднимаясь на ноги.
Она довольно долго лежала, не отвечая, с закрытыми глазами. Затем потянулась и встала.
– Хорошо, – сказала она, не глядя на него. – Мы отправимся на катере.
Он подождал, пока она переоденется в хижине, затем оделся сам. Когда он вышел, она заводила мотор пришвартованного к причалу катера.
– Отвяжите конец, – крикнула она сквозь рев мотора. – И прыгайте.
Когда он сел, оттолкнув катер от причала, она дала задний ход, затем включила переднюю передачу. Они быстро пересекли бухту и направились к длинному низкому мысу, покрытому мангровыми зарослями и карликовыми пальметто.
За пределами бухты их начало качать на неприветливых волнах, но Натали продолжала бесшабашно гнать катер на максимальной скорости. Как только они оказались в более спокойной воде, она сбросила скорость.
– Это был Бас-Тер-Пойнт, – сказала она. – Там всегда весело – никогда не знаешь, перевернешься или нет. Там протекает Черная река. Дурное болото. Затем идет Саванна-дель-Мар. – Она кивнула. – У да Соузы там пляжный дом; то ли есть, то ли был – сейчас он заброшен. Вы можете просто увидеть его среди тех деревьев.
– Выглядит довольно солидно, – сказал Мюррей.
Она кивнула:
– Это старый форт Либерте. Да Соуза привел его в порядок. Но сейчас там запустение.
Пока Мюррей оглядывал унылое, пустынное болотистое пространство, поросшее кустарником, его мысли остановились на семейном враче.
– Расскажите о нем, – попросил он. – Где он учился?
– В Бразилии. Университет в Рио-де-Жанейро. Также еще где-то – он говорит на нескольких языках.
– Да Соуза, – подумал он вслух. – Разве это не португальское имя?
– Да, но он не португалец. Во всяком случае, он чрезвычайно умный и трудолюбивый врач. Здесь его действительно высоко ценят. Некоторые называют его, – она бросила быстрый взгляд на Мюррея, – святым целителем.
– Что ж, – улыбнулся Роберт, – я уверен, что он многих тут исцелил. Это, вероятно, дает ему право на нимб.
В поле зрения появились низкие очертания Рейн-Мари, и десять минут спустя она направила катер в гавань и пришвартовалась у внутреннего причала. Они сошли на берег.
После свежести залива жара показалась удушающей, но город был более оживленным, чем когда Мюррей впервые увидел его. Вокруг сновали группы местных жителей, рабочие устанавливали на главной улице длинные полосатые шесты, увешанные яркими транспарантами. На Гранд-плас из-под большого навеса перед собором раздавался громкий стук молотков.
– Марди Гра[14], – прокомментировала Натали. – Это ежегодное столпотворение. Через неделю все должно быть готово.
У старого, но хорошо сохранившегося высокого каменного дома с рифленым портиком она остановилась.
– Вот он, дом да Соузы. Когда закончите, найдете меня в «Фонсека». – Она кивнула в сторону отеля. – Я освежусь на веранде с бокалом чего-нибудь прохладного. Можете не торопиться.
Она зашагала прочь и мгновение спустя скрылась за распашными дверьми с опущенными жалюзи в кафе «Фонсека».
Мюррей поднялся по каменным ступеням и позвонил в дверь дома доктора. Да Соуза сам впустил его. За исключением того, что на нем был длинный белый халат вместо сюртука, он был таким же импозантным, как и раньше, и даже более дружелюбным. Он пожал гостю руку:
– Вы отлично выбрали время, доктор. Я только что закончил прием. Пожалуйста, проходите.
Он провел Мюррея в гостиную, расположенную справа от холла, обставленную старинной мебелью из красного дерева – стулья были обиты темно-красным плюшем, широкие половицы натерты воском.
– А теперь, чего бы вам хотелось? Чай… кофе… или что-нибудь покрепче?
Когда Роберт сказал, что он не против чая, да Соуза одобрительно улыбнулся, и почти сразу же высокий слуга в простом черном костюме из альпаки внес поднос со старинным серебряным сервизом. Плоское, бронзового цвета лицо слуги было так изуродовано шрамами от лба до подбородка, что казалось, будто его пропустили через резательную машину.
Да Соуза сделал стоявшему в позе почтения и внимания слуге несколько знаков пальцами и объяснил, когда тот вышел:
– Кастро – глухонемой. И не красавец. Но он полезен – и послушен. Я склеил его заново после боя на мачете.
Хозяин начал разливать чай.
– Надеюсь, это придется вам по вкусу, сэр. – Он протянул Роберту чашку. – Это индийский. Мы выращиваем здесь кофе и какао-бобы, но не чай. Вам лимон или сливки?
Мюррей сказал, что предпочтет лимон, и тот, украшенный бантиком, тут же был принесен.
– Знаете, меня удивляет, что в ваших великих Соединенных Штатах пьют так мало этого освежающего напитка. – Очевидно, он принял своего гостя за американца – Роберт не стал его поправлять. – Я верю в «чашу, которая веселит, но не опьяняет», как выразился поэт. Печенье, сэр?
– Не сейчас, спасибо.
– Говоря о напитках, доктор, о разновидностях алкоголя, не могу не сказать, с каким удовлетворением я получил известие о недавнем воздержании мистера Дефриса. Я поздравляю вас.