– Он получил свой урок, – ответил Роберт. – Теперь, я думаю, он предпочитает сок из папайи.
– Я искренне верю в это, сэр. Это продлит его дни. Я предан этой семье. Мадам – очаровательная женщина, образованная, прекрасная пианистка, но, увы, такая чрезмерно возбудимая. – Его лицо стало озабоченным. – Признаюсь, она вызывает у меня некоторое беспокойство. Возможно, вы уже заметили, доктор, ее склонность к седативным средствам. Я делаю все возможное, чтобы избавить ее от этой привычки, хотя бы ради ее мужа. Он прекрасный человек, который много сделал для Сан-Фелипе.
Да Соуза начал рассказывать об острове, его обычаях и своей работе среди аборигенов. Ему было что поведать интересного, и он явно произвел впечатление на Роберта, который теперь заметил:
– Это большая ответственность – быть единственным врачом в таком отдаленном месте.
– Мне повезло, – неторопливо кивнул Да Соуза. – Хотя иногда мы сталкиваемся с неприятностями. Иногда тут случается брюшной тиф, а время от времени, к сожалению, бывают случаи эпидемической холеры. Но мы делаем все, что в наших силах. Не хотите взглянуть на мою приемную?
Приемная, находившая в другом конце коридора, поразила Мюррея. Первоклассная и, очевидно, совершенно новая – выложенная белой плиткой, хорошо оборудованная, с двумя кабинками экстренной помощи и небольшим, но отличным рентгеновским аппаратом – установка его, должно быть, обошлась в очень значительную сумму. Наблюдая за Робертом, да Соуза прочитал его мысли и улыбнулся.
– Вы правы, сэр. Врачебной практикой я бы на это не заработал. Это благодаря шахте.
– Какой шахте?
Да Соуза понял, что Мюррей не в курсе дела, и объяснил:
– Двенадцать месяцев назад на острове были обнаружены бокситы. Этим занимается бразильская компания. Не могу сказать, что мы в восторге от этих новоприбывших, но, поскольку они, похоже, были не прочь поделиться прибылью, я из гуманитарных соображений не мог им в этом отказать. Деньги, – он внезапно осуждающе улыбнулся, – мы их, естественно, презираем. И все же от них есть своя польза, если их правильно употребить.
Пока он говорил, Роберт оглядывал приемную. Ему все понравилось, и он сказал об этом. В конце помещения была еще одна дверь.
– Там ваша аптека? – спросил он.
– Нет, это просто мой шкаф, где я храню все, что нужно при переломах – всякие шины и аппараты для костей. Аптека находится здесь, слева.
Он показал аптеку, затем повел Мюррея обратно в гостиную, где, посмотрев на часы, Роберт сказал, что ему пора идти. Проводив его до двери, да Соуза положил руку ему на плечо и сердечно попрощался, выразив желание, что будет иметь удовольствие увидеть его снова в ближайшее время.
Снаружи, на Гранд-плас, Мюррей прищурился от яркого света, высматривая Натали. Улица в этот час была почти пуста, что, без сомнения, сделало заметным внезапную материализацию двух мужчин, которые вышли из офисного здания в дальнем конце площади и направились к собору. Внимание Роберта привлек внешний вид мужчин – оба приземистые и коренастые, одинаково одетые в темные европейские костюмы с прямыми полами, в широких развевающихся брюках. На каждом была черная фетровая шляпа, и каждый нес коричневый атташе-кейс.
По мере того как они приближались, Мюррей не сводил с них глаз. Перед собором они остановились, словно для того, чтобы полюбоваться его обветшалым барочным великолепием. Затем они продолжили свой путь, но снова остановились перед Дворцом правосудия, которым также повосхищались, на этот раз подкрепив свои чувства жесткими, но выразительными жестами. Затем их внимание привлек джип, припаркованный под старым деревом мапу, и этот джип вызвал у них такой интерес, что, наклонившись, они заглянули внутрь и внимательно осмотрели приборную панель.
Между тем Роберту надоело следить за ними, поэтому, когда они двинулись дальше, он отвернулся. Только позже он осознал, что ни у одного в руках больше не было атташе-кейса.
Пора было найти Натали. Он уже двинулся через площадь, когда она появилась из распашных дверей отеля с каким-то молодым мужчиной. Лица его было не видно – он стоял спиной к Роберту – высокий, крепко сложенный, очень бедно и неряшливо одетый. На нем были рваные веревочные сандалии, грязные американские армейские штаны и старая кожаная куртка. Они с Натали стояли и разговаривали под верандой – похоже, спорили. Внезапно мужчина не церемонясь обнял ее. Хотя поначалу она сопротивлялась, в конце концов, казалось, уступила. На какое-то мгновение она крепко прижалась к нему, затем, вздрогнув, вырвалась из объятий.
Хотя Мюррей сделал вид, что ничего не заметил, когда она подошла к нему, поскольку якобы смотрел в сторону базара Дамбалла, ему не удалось ее обмануть, и она одарила его своей странной понимающей улыбкой, в которой были и дружелюбие, и какой-то вызов. Они молча дошли до причала и отправились в обратный путь. Натали отрешенно управляла катером, глядя прямо перед собой. Наконец она прервала молчание:
– Что вы думаете о «святом целителе»?
– В этой причудливой натуре скрываются прекрасный ум и огромная сила. И все же… Мне не удалось полностью раскусить его. Я чувствую, что мог бы восхищаться им, но вряд ли полюбил бы.
– Вы не единственный, – сказала она.
– Похоже, он верный поклонник вашей матери.
– Скорее наоборот. Она полностью зависит от него. В последние недели он часто бывал в Гранд-Лимбе. Теперь, когда отец вернулся, это должно прекратиться. – Помолчав, она добавила: – Пожалуйста, не называйте ее моей матерью. Мне даже слово «мачеха» трудно произнести. Для меня она всегда «мадам».
– Она вам не очень-то нравится?
– Да, – решительно сказала Натали. – И я боюсь ее. Когда она не получает свои уколы, она бывает ужасной.
Наступило молчание. Он изучал ее профиль.
– Не заставляйте меня думать, что и вы в такой же зависимости.
– Совсем нет. Я попробовала уколоться раз или два, но у меня было такое чувство, будто голова набита мокрой ватой. Только и всего.
– Надеюсь, что это так, – ответил он.
Затем она подвела катер к пристани плантации и, не глядя на Мюррея, сказала:
– Кстати, ничего не говорите мадам обо мне. Это был Чарли – тот, с кем вы меня видели. Может, он и бродяга, но, несмотря ни на что… он все еще мой муж.
Внезапно, когда они уже собирались выйти на пристань, издалека, со стороны Рейн-Мари, донеслось эхо жуткого взрыва.
Мюррей резко остановился:
– Что это, черт возьми, такое?
На миг она оцепенела, затем пожала плечами:
– Возможно, из шахты. Они там вечно что-то взрывают или делают какую-нибудь гадость.
– Но это прогремело в городе.
Она с сомнением посмотрела на него:
– Возможно, гром. В это время года у нас часто бывают внезапные грозы.
Объяснение показалось вполне убедительным, и, поскольку ничего необычного больше не происходило, они двинулись обратно к дому.
Было около шести часов вечера, когда они вернулись – позже, чем предполагал Роберт. Как раз перед домом, под сенью палисандровых деревьев, Натали внезапно остановилась и, повернувшись к своему спутнику, поцеловала его в щеку.
– Это за все, что вы сделали для меня сегодня – и за то, чего не сделали.
В следующую минуту она исчезла.
Это произошло слишком внезапно, чтобы Мюррей успел смутиться. Кроме того, он прекрасно понимал, что она имела в виду, и от этого ему было хорошо. Он тут же поспешил наверх, чтобы найти Бенчли, не без укора самому себе осознав, что его слишком долго не было. Снова поплутав, он нашел ее комнату. Бенчли сидела у окна и читала.
– Ну и как дела? – приветливо воскликнул он.
Не улыбнувшись, она подняла на него глаза:
– Вполне прилично. Мистер Дефрис в течение часа утром был в своем кабинете, отдыхал после ланча, как обычно. В два часа дня я дала ему дикумарол. Пульс и температура были в норме. Во второй половине дня он ездил во Дворец правосудия. Сейчас он отдыхает перед ужином.
Ее официальный тон, сдержанный и вежливый, усилили в Мюррее чувство вины. Он не должен был оставлять ее одну на весь день.
– А как вы сами? – спросил он. – Плавали?
– Нет.
– А что тогда?
– Выходила прогуляться.
– Далеко?
– Не особенно. Было очень жарко. – Ее лицо оставалось безучастным. – Хорошо провели день со своим новым другом?
– Да, – единственное, что ответил он.
– Прекрасно.
Ледяная интонация, с которой Бенчли произнесла это слово, задела его за живое.
– Почему вы так смотрите на меня? – сорвался он, забыв о своем образе невозмутимого профессионала.
– Я смотрю на вас? – Она слегка приподняла брови.
– Да, холодно.
– Если вам нужно что-то потеплее, полагаю, вы знаете, где это найти.
Мюррей почувствовал, что краснеет от возмущения. Он направился к двери, но, поскольку в некотором смысле он действительно чувствовал себя виноватым, то попытался исправить ситуацию:
– Я загляну еще раз перед ужином. Вместе спустимся.
– Не беспокойтесь, – сказала она. – Впредь я буду принимать пищу только в своей комнате. По предложению мадам Дефрис.
– Этого нельзя допустить. Я немедленно поговорю с ней.
– Пожалуйста, не надо. Я предпочитаю, чтобы все было именно так.
– Что ж, – ответил он спустя минуту, – раз вы так считаете…
Он подождал, надеясь, что она заговорит, но, так как она молчала, он сказал:
– Теперь мне надо пойти умыться.
– Давайте, – сказала она. – По крайней мере, смойте эту помаду со своего лица. Выглядит довольно гадко.
На следующий день была суббота, и, хотя все началось без происшествий – если не считать того, что телефон не работал, – Мюррей начал испытывать то чувство напряжения, о котором говорила Бенчли. Александр уехал на машине около половины десятого. За ланчем мадам, хотя и сохраняла свои величественные манеры, делала это с явным усилием.
Что-то назревало в знойном воздухе, что-то тайное и темное, начинавшее давить на Роберта. Он пытался убедить себя, что во всем виновата погода, потому что стало невыносимо жарко. И с Бенчли проблемы. Со вчерашнего вечера она надела броню отчужденности.