Едва она произнесла это, как темнота частично рассеялась идущим откуда-то слабым светом, и гул голосов собравшихся внизу людей стал явственней. Вскоре комнату наполнил запах жженой смолы. Роберту удалось добраться до наклонного вентиляционного отверстия в стене, шириной около двух дюймов.
Первое, что он увидел, была раскаленная жаровня, перед ней – алтарь со ступенями, а сзади – малиновый занавес. Вдоль стен на двух длинных каменных скамьях сидели человек двадцать, все карибы. Двое из них, с того и другого края скамеек, державшие металлические жезлы, со звоном ударили ими в каменный пол, что послужило сигналом к появлению высокого, атлетически сложенного кариба. Обнаженный по пояс, он держал меч в руке.
Раздался новый удар жезлов, и появился да Соуза. На нем была красная бархатная мантия, отделанная белой ритуальной вышивкой. Все замолчали, когда он приблизился, поклонился сначала алтарю, а затем повернулся к собравшимся.
Он заговорил, сперва спокойно, но постепенно все более распаляясь. В какой-то момент все начали выкрикивать ему в ответ – почти как на литургии.
Внезапно да Соуза закончил. Он хлопнул в ладоши. Кариб, державший меч, положил его на алтарь, затем поставил рядом с ним два блюдца, в одном из которых был какой-то пепел, а в другом – беловатый порошок, похожий на муку. Отступив, он бросил горсть бальзама на жаровню. Да Соуза взялся за меч. Обойдя помещение, он каждому по очереди продемонстрировал этот меч, затем остановился перед алтарем и снял мантию, под которой оказалась белая рубашка, перевязанная красным поясом. Внезапно Роберт заметил, что уже знакомый ему высокий кариб привел молодого козленка, а рядом встал еще один участник сборища, держа глубокую деревянную миску. Размахивая мечом над головой, да Соуза произнес нараспев несколько слов, остальные в ответ на это разразились диким воплем. Да Соузу затрясло, глаза его закатились, он размахивал мечом в каком-то пугающем и непотребном трансе. Роберт понял, что будет дальше, и, не в силах на это смотреть, перебрался, превозмогая боль, обратно к Мэри. Ему было страшно за себя, но больше всего за нее. Что за человек этот да Соуза? – задавал он себе вопрос. Действительно ли он верит в эту отвратительную чушь или просто использует ее в своих целях?
Шум постепенно затих, и через некоторое время его сменили звуки, которые, по-видимому, свидетельствовали об уходе карибов. Неужели их оставят одних, пусть даже только на ночь? Мэри так долго молчала, что он подумал, не заснула ли она от полного изнеможения. Роберт уже собирался разлечься на полу, чтобы облегчить боль в ноющем плече, когда дверь внезапно открылась и вошел да Соуза.
Он сменил свое облачение на нечто вроде туники, на нем были резиновые сапоги, мягкая черная шляпа, на поясе – патронташ с пистолетом. За да Соузой, неся штормовой фонарь, шел Кастро. Будничным голосом, совершенно беззлобно, да Соуза сказал:
– Значит, ты не внял моему совету и решил присоединиться к своей подруге?
– Да, – ответил Роберт.
– Вы оба доставили мне серьезные неудобства. Если что-то пойдет не так, вас ожидает расплата.
– Вам это не сойдет с рук, – быстро сказал Роберт. – Дефрис знает, что я здесь.
Да Соуза покачал головой:
– Я только что вернулся из Гранд-Лимба. Там не знают, где ты. Там думают, что ты отправился на северное побережье. Завтра, на рассвете, начнется великий акт освобождения. Я надеюсь, что все кончится нашей блестящей победой, ради вашего же блага.
Он отвесил поклон и ушел. Когда дверь захлопнулась и в замке повернулся ключ, Мюррей услышал, как Мэри начала тихо плакать.
– Не обращай на него внимания, – сказал он. – Он сумасшедший – просто сумасшедший.
– О Роберт… мой дорогой Роберт…
– Мэри, родная Мэри.
Он больше не мог вымолвить ни слова. Она тоже ничего не говорила, но прижалась к нему так, что ее теплые слезы капали ему на щеку.
Ночь тянулась медленно и со странной горьковатой сладостью грезы. Временами Мэри впадала в тревожное забытье, но Мюррей, ожидая, когда рассветет, не мог заснуть. Когда первые серые полосы света просочились в комнату, он встал и начал осматриваться. Стены из грубого камня; пол и потолок покрыты устричными раковинами, положенными на цемент; дверь из тяжелого тикового дерева…
– Нам немного не повезло. – Он заставил себя улыбнуться. – Тут у нас укрепления, как в старой крепости. Этот маленький глазок и в самом деле для вентиляции, но едва ли даже мышь тут пролезет.
Он сделал слабую попытку обратить все в шутку, однако понял, что для того, чтобы выйти наружу, им понадобится заряд динамита.
Она посмотрела на него ясным, вопрошающим взглядом:
– Что случилось с твоим плечом?
– Вчера вечером ему немного досталось.
– Роберт, дай мне посмотреть.
Плечо, теперь сильно распухшее, бешено пульсировало болью, но ее прохладные пальцы на горячей коже действовали успокаивающе.
– Роберт, – сказала она, – это перелом.
– Неужели? – отозвался он со слабой улыбкой.
Своим шарфом она начала туго привязывать его руку к туловищу, дабы обеспечить ее неподвижность.
– Как тебе теперь? – с тревогой спросила она.
Он поцеловал ее:
– Вот так. Все, что нам сейчас нужно, – это что-нибудь на завтрак.
– Вчера у меня была вода и немного фасоли.
– Кто приносил?
– Кастро – он здесь днем, а ночью другой кариб. Похоже, Кастро чуть ли не сожалел, что не может предложить мне ничего получше. У меня такое чувство, что он не такой, как другие – вроде как сломленный, но в то же время добрый.
– Что ж, – сказал Роберт, – если он такой добрый, попробуем заказать ему яичницу с беконом.
Но эта попытка взбодриться им не помогла, и с возрастающим отчаянием Мюррей принялся расхаживать по комнате. Раз десять, не меньше, он тщетно дергал перекрещенные прутья окна и колотил в тяжелые двери. Сказанное Мэри о Кастро продолжало крутиться у него в голове, и тут его осенила идея, дикая и невероятная. Глухонемой пребывал в таком страхе перед своим хозяином, что ничто на свете не заставило бы его отпустить их на свободу, но разве нельзя было его подкупить, чтобы он хотя бы в чем-то помог им?
Роберт поспешно обшарил карманы и со вздохом облегчения обнаружил инталию, которую дала ему Тиа Люсия. Из другого кармана он достал ручку и старый блокнот для рецептов. На вырванном листке он написал, где они находятся, и попросил о немедленной помощи. Сложив листок, он вывел на внешней стороне два слова: Гранд-Лимб.
Кастро долго не было. Затем, когда Роберт уже почти потерял надежду, он услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Дверь открылась, и появился Кастро. Войдя, он запер ее за собой и поставил на пол кувшин с водой и миску с фасолью и рисом.
Роберт поднялся на ноги. В левой руке у него была инталия Тиа Люсии, и, открыв ладонь, он протянул талисман карибу.
Эффект был поразительным. Кастро медленно, с недоверием подошел ближе, уставившись, как зачарованный, на маленький фиолетовый камень. Между тем Мюррей положил рядом с камнем сложенный листок с запиской.
Кастро понял, чего от него хотят, но, увидев название «Гранд-Лимб», яростно замотал головой и отступил назад. Роберт изменил адрес на «Каллаган. Отель „Фонсека“». На эту надпись Кастро реагировал совсем иначе. Изучив ее, он взял и записку, и камешек, посмотрел Мюррею в глаза, повернулся и вышел. Едва стихли его шаги, как вдалеке раздались звуки стрельбы. Сначала она была плотной, залпы винтовочных выстрелов быстро сменяли друг друга, перемежаясь отрывистым стрекотанием пулеметов. Затем наступило затишье, после которого время от времени снова разгоралась перестрелка.
– Началось веселье, – с горечью сказал Роберт. – И поскольку мы здесь хорошо устроились, то можно и позавтракать.
Он взял миску и кувшин и сел рядом с Мэри. Она не хотела есть, но он уговорил ее проглотить немного риса. Она была очень бледна, под глазами залегли темные тени.
Поговорили о Методистской больнице, Вермонте, Эдинбурге. Она хотела узнать, как он начинал в Шотландии, и он рассказал и об этом, описав красоту Восточного Лотиана и той сельской местности, по которой он бродил мальчишкой.
День шел своим чередом. Затем, когда солнце начало клониться к горизонту, звуки стрельбы стали стихать. Интервалы между выстрелами становились все длиннее, пока наконец их не сменила полная тишина.
– Похоже, все кончилось, – сказал Роберт, – так или иначе.
– Да, – эхом отозвалась Мэри. Затем прошептала: – Дорогой Роберт, я люблю тебя.
Уже почти стемнело, когда Мюррей услышал снаружи голоса. Его сердце подпрыгнуло от дикой надежды на спасение, которая быстро погасла, когда он бросился к оконной решетке. Это были карибы, возвращавшиеся в форт. Они медленно вошли в дом. Через вентиляционное отверстие он попытался определить их количество, но в сумерках это было непросто.
– Они вернулись, – сказал он. – И они, кажется, не слишком этому рады.
– Что это значит?
Ему хотелось солгать ей, но он не смог.
– Если я прав, – медленно произнес он, – это означает, что они потерпели поражение, и нам это не сулит ничего хорошего.
За отверстием в стене посветлело – внизу зажгли два фонаря, – и он разглядел собравшихся. Из двадцати человек осталось только девять, и вид у них был потрепанный. Их лидера с ними не было, и Роберт вдруг не без сарказма подумал, не ликвидирован ли да Соуза в бою. Но нет – спустя какое-то время появился и он.
Да Соуза чуть задержался на пороге, затем, выпрямившись, направился к алтарю. Он сразу же обратился к своей команде хриплым от усталости голосом, но все еще призывно и страстно. Когда он закончил, повисла тишина. Затем вперед выступил один из карибов постарше и тоже что-то сказал, после чего разгорелся ожесточенный спор. Однако он закончился хором одобрительных возгласов. Да Соуза поднял обе руки над головой и, медленно повернувшись, направился к двери.
– Мэри, – сказал Роберт, подходя к ней. – Похоже, что сейчас он придет к нам.