Моего наивного энтузиазма хватило ненадолго. Когда объявили остановку на ночлег и я слезла с повозки, у меня подкосились ноги. От постоянной тряски и тесноты мышцы свело судорогой, словно я пять часов бежала по холмам. Ужин состоял из сухарей и полосок вяленого мяса – немногим лучше, чем на борту корабля. Костры разложили для того, чтобы обогреться и вскипятить воду, и меня отправили собирать упавшие ветки в качестве топлива. В основном мне удавалось собрать занозы.
Седрика, как и остальных юношей из группы, нагрузили множеством поручений, так что, мельком улыбнувшись мне за ужином, он сразу же куда-то исчез. Когда наступило время сна, мистер и мистрис Маршалл устроились на повозке, а их дети и я расстелили одеяла на жесткой земле. Ночью я изрядно продрогла: я положила на одеяло свою длинную кожаную куртку, но меня продолжал бить озноб. А еще меня не оставляла уверенность, что ко мне слетелись все комары колонии.
Я металась и ворочалась: раздражение мешало мне заснуть даже больше, чем суровые условия. Я поймала себя на том, что опять вспоминаю наш семейный особняк в Осфро. На сей раз меня преследовали мысли о моей кровати. Матрац, на котором разместилось бы пять человек. Шелковое постельное белье с ароматом лаванды. В прохладную ночь – сколько угодно одеял…
Я не сразу заметила, что плачу, и поскорее встала, чтобы ненароком не разбудить детей. Завернувшись в тонкое одеяло, я быстро отошла от повозки, минуя спящих путешественников. Некоторые мужчины засиделись у костров. Они играли в кости, обменивались ленивыми репликами и скользили по мне равнодушными взглядами. Я добралась до границы нашего лагеря – достаточно далеко, чтобы остаться одной, не углубляясь в чащобу.
Присев на поваленное дерево, я спрятала лицо в ладони и попыталась подавить горестные рыдания. Мне было бы крайне неприятно, если бы о моей слабости донесли Уоррену. Страшно представить себе, как он посмотрит на меня сверху вниз с нарочитым сочувствием и скажет: «Вы могли бы стать моей женой, Аделаида. Могли бы ехать в удобной карете и спать в моем шатре». Я видела, как кто-то из его людей вечером затащил туда матрац.
Меня тронули за плечо, и я вздрогнула. Рядом оказался слегка растерянный Седрик. Он был занят делами, и я не видела его целый вечер.
– Вот ты где! Я не хотел тебя напугать.
Я яростно терла лицо.
– Что ты здесь делаешь?
– Я подошел к повозке Маршаллов, надеясь отозвать тебя на пару слов. Тебя там не оказалось, и я начал тебя искать. – Он потянулся ко мне, но я отстранилась. – Что с тобой?
– Ничего.
– Аделаида, я серьезно. Не ври мне.
Я всплеснула руками:
– Выбери что хочешь, Седрик! За обедом вместо салфетки пришлось использовать юбку. Ванной нет. Я постоянно глотаю мошек. А вонь! Я понимаю, что во время поездки мыться не получится, но неужели никто не мог хотя бы облиться водой накануне? А ведь прошел всего один день!
– Ты знала, что будет непросто, – тихо произнес он. – И уже жалеешь о том, что…
– Мы вместе? – закончила я за него. – Нет. Ни на секунду. И это приводит к самому худшему: мне противно, что я так настроена. И я ненавижу собственное нытье! Прости меня, Седрик: я слишком слабая, чтобы поставить нашу любовь выше дорожных трудностей!
– Никто не говорил, что ты должна наслаждаться дорогой.
– Но ты-то наслаждаешься! Когда мы покинули Триумфальный, ты прямо светился от счастья. Наверное, для тебя поездка в Хэдисен – какой-то новый духовный опыт.
Седрик показал мне свои руки. В свете разбросанных по стоянке костров я увидела сильные порезы на его ладонях. Да и лицо потемнело от грязи и копоти.
– Ничего особо духовного в нашем путешествии нет. Как и в парне, который твердит, что я чересчур смазливый и ему хочется сломать мне нос. Ты даже не поверишь, как у меня все болит после дня в седле!
– Еще как поверю. Но ты терпишь и ни на что не реагируешь. Ты сильный.
Он обнял меня, прижал к себе, и я не стала противиться.
– А ты не слабая! Просто впервые в жизни у тебя не все отлично получается. В Осфро ты была центром внимания, и весь мир буквально вращался вокруг тебя. Еще бы, ведь тебе с детства внушали, что ты не способна ошибаться! В «Голубом ключе», несмотря на кое-какие неприятности, ты всегда была лучшей из жемчужин. В Триумфальном ты превратилась в бриллиант Блистательного Двора. А сейчас ты…
– Несчастная? Никчемная девица?
– Ты пока не приспособилась. Первый день – самый трудный, и немудрено, что для тебя все стало потрясением. Постепенно ты привыкнешь, а когда попадешь в Хэдисен и у тебя появится крыша над головой, тебе покажется, что ты снова вернулась в осфридский особняк.
Я задумалась.
– Кстати о крышах: а что будет, если по дороге пойдет дождь?
– Не надо беспокоиться заранее.
На его губах заиграла знакомая мне чарующая улыбка. Похоже, Седрик был уверен в том, что теперь ему все по плечу.
Может, так и было?
– Я устала, Седрик. Я ужасно вымоталась. День никак не кончался, а потом я не могла уснуть и мучалась от бессонницы. Земля холодная, и я заледенела. Почему мне так зябко? Ведь уже весна!
Он взял меня за руку и усадил рядом.
– Насчет земли ничего поделать не смогу, а вот с холодом попробую тебе помочь.
У Седрика тоже было тонкое одеяло, и он расстелил его на земле поверх моего. Улегшись, он притянул меня к себе, и мы устроились рядом, укутав друг друга куртками. Земля здесь тоже оказалась бугристой, но, ощущая возле себя Седрика и слыша стук его сердца, я забыла о неудобствах.
– Нам нельзя оставаться наедине, – прошептала я. – Будут неприятности, если нас застанут в таком виде.
– Перед рассветом мы вернемся обратно.
– А мы не проспим?
– Я тебя разбужу.
Я почувствовала, что начала согреваться, и мне захотелось подремать.
– Я ради нас на все готова, – произнесла я, зевая. – Надеюсь, ты это понимаешь.
– Я знаю, Аделаида, – ответил он и прикоснулся губами к моей макушке.
– Можешь поцеловать меня получше, если хочешь.
– Очень хочу, но тебе нужно поспать. Может, завтра ночью, когда ты меньше устанешь, я приду к тебе.
Я подавила очередной зевок.
– Некоторые вещи никогда не меняются. Ты столь самоуверен, Седрик Торн! Не сомневаешься, что завтра я опять буду спать с тобой. Мы еще не поженились. Я не давала обещания возлечь с тобой в лунном свете.
Он опять поцеловал меня в макушку. Тут уж я совсем растаяла и ощутила не только надежное тепло его тела, но и жар истинного счастья. Спустя минуту я окликнула его:
– Седрик?
Его дыхание выровнялось, и я решила, что он заснул. Но он отозвался:
– Да?
– От тебя хорошо пахнет. Сейчас ты – единственный источник приятного запаха. Ты опрыскался ветивером утром или взял его с собой?
– Взял с собой.
Я придвинулась к нему ближе.
– Слава Уросу!
Как Седрик и обещал, он разбудил меня до восхода солнца, и мы успели разойтись по своим местам, пока нас не хватились. Мои мышцы по-прежнему ныли, но благодаря пробуждению рядом с Седриком эта боль меня почти не беспокоила.
– Еще один аланзанский секрет? – шепотом поинтересовалась я перед расставанием. – Ты синхронизирован с солнцем и всегда знаешь, когда оно встает?
– Я просто очень чутко сплю с ранних лет. – Он прищурился, глядя на восток, и приветственно вскинул руку. – Но, может, это дар, которого я раньше не замечал, – полученный от самого Аланзиля.
Глядя, как золотые лучи играют на лице Седрика и придают огненный оттенок его волосам, я готова была поверить, что ему покровительствует ангел страстной любви.
Добежав до повозки Маршаллов, я почувствовала себя гораздо лучше, чем вчера. Теперь, когда я выплеснула свои эмоции и отдохнула, все виделось мне по-другому. Седрик прав. Дорожные условия в Адории суровые, но они не могли быть иными. Тяжело пришлось бы любому. А мне действительно было настолько не по себе, что все это в итоге и всколыхнуло мои воспоминания об Осфро. Кроме того, я давно жила под чужим именем! Приспосабливаясь к новой обстановке, мне не следовало относиться с себе слишком строго.
А вскоре я и впрямь начала привыкать. Разумеется, мне не нравились еда и ночевки на земле, но хотя бы дождя не было. Мы с Седриком продолжали проводить ночи вместе на краю лагеря, а когда жизнь обоза совсем наладилась, Седрик присоединялся ко мне и днем. Поскольку наш отряд был многочисленным, продвигался он довольно медленно. Зато мы с Седриком могли идти рядом и не отставать от других путешественников (Седрик обычно спешивался и вел свою Лиззи на поводу). Из-за плохой дороги и крутого склона путь был утомительным, но я постепенно закалялась.
– Грант Эллиот не ошибся насчет солнца, – заметила я спустя несколько дней.
Мы уплетали наш нехитрый ланч, усевшись в тени раскидистого дерева.
– А что он сказал?
– Что оно зверски палит. – Я продемонстрировала Седрику свои руки. – Посмотри, как я загорела. Не могу даже вообразить, какое у меня сейчас лицо!
– Прелестное, как и раньше, – заверил меня Седрик.
Разорвав полоску вяленого мяса, он вручил мне половину.
– Но ты не посмотрел.
– А мне и не нужно смотреть. – Он поднял взгляд и вгляделся в мое лицо. – А у тебя появились веснушки. Такие славные!
– Кстати, не говори такого Тэмсин: она вечно замаскировывает свои! А моя бабушка при виде меня упала бы в обморок. – Я говорила шутливо, но упоминание о бабушке заставило больно сжаться мое сердце. – Когда я поняла, что она меня ищет, я сперва очень испугалась: я не сомневалась, что меня вернут в Осфро, – добавила я. – Странно, но теперь мне не дает покоя мысль о том, что бабушка не прекращает поиски. Она не знает, где я, но не сдается. Удивительно!
– Вряд ли она когда-нибудь отступится. Упорство у Уитморов в крови. То есть я хотел сказать – у Бейли. Они, Бейли, никогда не сдаются.
Я вспомнила свою бывшую камеристку.
– Вообще-то Ада вроде бы сдалась… или нет? Если она попала на свою молочную ферму, как и хотела, то, наверное, осуществила свою мечту.