Я с трудом поверила в армию икорийцев, но решила подождать развития событий. А спустя полминуты на площади появился конный отряд, поднявший тучу пыли. Всадников, задрапированных в клетчатую ткань, было не меньше пятидесяти. Солнце играло в рыжих и золотых шевелюрах воинов и бросало на их мечи и щиты яркие отблески.
На площади воцарился хаос. Народ с воплями ринулся в разные стороны, спасаясь паническим бегством от «икорийских дикарей». Губернатор Дойл истошно заорал, призывая ополченцев собраться у эшафота, но в такой сумятице это оказалось практически невозможно.
Я поспешно поманила Николаса, и он поднялся ко мне.
Я не понимала, что происходит, но не собиралась оставлять Седрика связанным. Меня не на шутку перепугали икорийцы: несомненно, намерения у них были очень серьезные. Если на площади начнется сражение, нам всем надо было убираться отсюда – и поскорее.
Кинувшись к Седрику, я перерезала его путы.
– Ты цел? – спросила я, жадно всматриваясь в дорогие мне черты.
– Да, – произнес Седрик, нежно погладив меня по щеке, и осмотрелся. – Бежим! Нам нужно добраться до северной дороги и спрятаться в лесу!
Николас кивнул.
– Мы найдем помощь на севере. Уверен, мы сумеем добраться до колонии Арчервуд. Там ополчение побольше и осталась армейская часть.
Мы ринулись к лестнице, но дорогу нам преградил Уоррен. Как не вовремя! Удивительное дело: его признали невиновным лишь час назад, а он уже раздобыл пистолет.
– Вы не уйдете! – зарычал он. – Может, мы все здесь погибнем, но вас прикончу именно я!
Я смотрела на приближающихся всадников. Икорийцы пока еще не нападали на людей (да и не на кого было, поскольку горожане разбегались от всадников в совершеннейшем ужасе). Ополченцы, наконец, начали собираться на площади, но пока я насчитала только две дюжины: перевес был явно на стороне икорийцев.
– Прекратите! – крикнула я. – Забудьте вы о мести! Присоединяйтесь к нам! Мы направляемся на север.
– Спасайте свою шкуру! – добавил Седрик. – У вас это хорошо получается!
Наверное, он выразился грубовато, но Седрик проявил милосердие и хотел помочь Уоррену, хотя, по-моему, это было бесполезно. Похоже, Дойл-младший оказался чересчур упрямым и несговорчивым.
– Где губернатор? – прогудел чей-то низкий голос.
Мы резко обернулись. Икорийцы уже подъехали к эшафоту. К счастью, мои опасения по поводу сражения не оправдались. Они и не думали нас атаковать. Вид у них был удивительно спокойный, хотя всадники, находившиеся по краям отряда, пристально за нами наблюдали и крепко сжимали оружие.
Лица многих икорийцев были расписаны синей краской, как и у их собратьев, которых мы встретили на пути в Хэдисен: я даже различила неизвестные мне символы и орнаменты. Женщины-воины ехали наравне с мужчинами. Медные бляхи и перья украшали коней и всадников, шерстяные пледы создавали море цветов. Оказавшись вблизи от икорийцев, я поняла, что их отряд соблюдал некий боевой строй. Всадники слева от меня были облачены в красно-белые пледы. Икорийцев правого «фланга» отличали красно-синие одеяния, а впереди скакали воины в черно-зеленых пледах.
Именно к этой группе и принадлежал говоривший. Я посмотрела на загорелого, мускулистого, светловолосого юношу и обомлела.
В Триумфальный пожаловал тот самый икориец, с которым мы встретились на дороге в Хэдисен!
– Где губернатор? – произнес он с сильным осфридским акцентом.
Дойл-старший обрел дар речи…
– Я губернатор. Вам нечего делать в нашем городе. Убирайтесь, пока моя армия не втоптала вас в землю!
Он блефовал: количество ополченцев не превышало тридцати человек.
– Нет, мы не собираемся уходить, – возразил икориец. – Мы намерены добиться своей цели и хотим прибегнуть к вашей помощи, чтобы восстановить справедливость. – Он бросил беглый взгляд на Уоррена. – Мне сказали, что двух переговорщиков будет мало и наши требования проигнорируют, поэтому мы собрали своих воинов и прибыли в Триумфальный.
– Но мы не причиняли вам зла! – ответил губернатор Дойл. – Мы приняли условия договора. Мы следовали каждому его пункту! Наши народы все разделили. У вас – свои земли, у нас – свои.
– Ваши солдаты нарушают границы и нападают на наши деревни. Они приходят из края, который вы называете Лорандией. – Икориец посмотрел на губернатора в упор. – Ваши люди поддерживают лорандийцев и разрешают им передвигаться по вашим же территориям.
Ополченцы начали нервно перешептываться, а губернатор Дойл рассвирепел.
– Исключено! Если бы лорандийцы оказались на ваших землях, это означало бы, что они могут напасть и на нас самих! Ни один из нас не допустит произвола со стороны лорандийцев!
– Ваш собственный сын допустил.
Неожиданно от отряда икорийцев отделилась какая-то всадница.
Ее лошадь послушно остановилась рядом с конем икорийца.
Я не могла поверить своим глазам: всадницей оказалась Тэмсин!
Сначала я ее даже не заметила. Рыжие волосы Тэмсин сливались с шевелюрами икорийцев, и одета она была так же, как и женщины-воины отряда, – в платье до колен с каймой из клетчатой ткани. Волосы у нее оказались заплетены в две свободно падающие косы с медными подвесками.
Я была потрясена, когда увидела ее среди жителей Грэшонда. А сейчас я с трудом убедила себя, что у меня не галлюцинация.
Тэмсин вела себя сдержанно и с достоинством: от ее театральной эмоциональности не осталось и следа.
– Ваш сын и другие предатели договорились с лорандийцами, чтобы устроить беспорядки и выманить осфридскую армию из центральных колоний. Они плели интриги, чтобы Хэдисен и другие колонии восстали против короля, – произнесла она.
Уоррен ожил и опустил пистолет.
– Она лжет, отец! Похоже, икорийские варвары промыли девушке мозги! Она не понимает, что говорит! Разве у нее есть доказательства? Это просто нелепые россказни!
– Доказательством является то, что меня сбросили с корабля в шторм, когда я узнала о ваших планах, – ответила она.
– Ложь! – пролепетал Уоррен и испуганно попятился. – Девица бредит!
Внезапно по ступенькам на помост поднялся мужчина – и Уоррен тут же повернулся к нему. Это оказался Грант Эллиот: сегодня он выглядел особенно неопрятно, но, конечно, нисколько не смущался. Он прошествовал по эшафоту к губернатору с гордым видом, как будто ни икорийцы, ни возможные предатели не представляли для него ничего особенного.
– Она говорит правду, – заявил он, глядя не на Уоррена, а на губернатора Дойла. Сейчас это был тот самый резковатый Грант, которого я помнила по шторму. – Есть пачки писем. Свидетели, готовые дать показания.
– Эллиот? – изумился Уоррен. – О чем ты?
Тяжелый взгляд Гранта упал на Уоррена.
– Думаю, ты и сам знаешь. О Кортманше. О «курьерах-еретиках».
Я заметила, как изменился взгляд Уоррена в тот момент, когда малопонятные мне слова заставили его дойти до крайности.
Он еще только наводил на Гранта пистолет, но я уже поняла, что сейчас может случиться непоправимое.
– Берегитесь! – крикнула я, налетев на Гранта.
Мне не удалось сбить его с ног, но я оттолкнула Гранта в сторону. Прогремел выстрел: Грант уцелел, зато я оказалась прямо перед Уорреном, который, похоже, разрядил еще не всю обойму.
Лицо Уоррена исказилось: теперь-то ему было все равно, кого именно убить.
Вдруг я услышала сочный удар, а мое периферийное зрение уловило какое-то движение. В следующую секунду Уоррен катался по доскам, схватившись за ногу, завывая и ругаясь. У него из колена торчала стрела. Ранили Дойла-младшего в ту же самую ногу, в которую я воткнула нож еще на прииске!
Грант кинулся к Уоррену и ловко скрутил его, что показалось мне излишним при таких криках боли.
Я попыталась определить, откуда прилетела стрела. Икорийцы и беспомощное ополчение выглядели одинаково озадаченными. Но спустя несколько мгновений я наконец обнаружила меткого стрелка.
Я уже не могла сказать, кто поразил меня более всего: может, Тэмсин, которая была в числе икорийских воинов…
…или Мира, которая стояла на перевернутой повозке с арбалетом в руках.
Глава 31
Моя вторая свадьба была гораздо более многолюдной, чем первая. И праздновали ее в нормальных условиях.
Я, конечно, могла бы настаивать на том, что не нуждаюсь в пышной церемонии, дабы поклясться в своей любви к Седрику. Горячая ванна и красивое платье моих чувств не меняли. Но отказываться от комфорта я не собиралась.
В Адории браки заключались в магистрате гораздо чаще, чем в Осфриде, поэтому было вполне естественно, что мы предпочли светский вариант храму Уроса. Разумеется, после того, как стало известно про аланзанство Седрика, никто особо и не удивился. Прием в честь нашего бракосочетания организовали в «Глициниевой лощине»: туда пригласили не только наших друзей, но и гостей, о существовании которых мы никогда раньше и не подозревали. Джаспер неохотно согласился сыграть роль радушного хозяина. Он по-прежнему был недоволен решениями сына, однако сдался и смирился с неизбежным.
Брачную ночь мы провели у одного из аланзанских приятелей Седрика: он уезжал из города по делам и уступил нам свое жилище. Дом аланзанина не блистал роскошью, как мой семейный особняк в Осфро, и даже не мог сравниться с имением «Голубой ключ», зато был чистым, милым и уютным. И теперь он был в нашем распоряжении – на всю ночь.
Мы с Седриком могли не бояться, что кто-то застигнет нас врасплох и испепелит осуждающими взглядами.
Нам обоим казалось, что мы провели вдали друг от друга целую вечность. Поскольку наше бракосочетание на прииске являлось строжайшей тайной, то две недели, прошедшие между судом и свадьбой, мы провели, как и подобает жениху и невесте – и виделись лишь на людях.
А когда само торжество завершилось и мы добрались до нашего временного жилища, то потрясение от того, что мы наконец-то вместе, было настолько сильным, что мы совсем растерялись. Сперва мы не соображали, что делать.