Вултон мог и дальше сколько угодно твердить, что мясо в больших количествах вредно для здоровья и что картофель гораздо полезнее, – вряд при недельном мясном пайке в один шиллинг и два пенса нашему здоровью что-либо угрожало.
В День всеобщей молитвы, объявленный королем 23 марта, я отправилась в церковь Всех Святых вместе медсестрами Красного Креста. После того как мне довелось собирать по кускам разодранные тела моих соотечественников, мужчин, женщин, детей, у меня возникли серьезные сомнения в эффективности молитв, но само здание церкви Всех Святых – церковь Томаса Мора[88], как иногда мы называли ее, – мне нравилось. В этой церкви когда-то крестили и меня, и Ричарда. Рядом проходил смотр кадетов Морского корпуса Челси и Учебного авиационного отряда. В каждом подразделении было около шестидесяти человек; они шагали нарядные и подтянутые, полные сил юноши с открытыми чистыми лицами. Наблюдая за парадом из окна красивой старинной церкви, я чувствовала, как у меня сжимается сердце: если война продлится еще некоторое время – а Черчилль предупреждал нас об этом, – многие из этих мальчиков вскоре окажутся на фронте. Мессу служил преподобный Садлер, капеллан Авиационного отряда. Позади церкви находился небольшой садик, полный распустившихся весенних цветов. На набережной Темзы собралась толпа – родители кадетов, друзья и случайные прохожие смотрели, как марширует парад. После окончания службы я ходила по церкви, показывая ее Ларри, который решил присоединиться ко мне в День всеобщей молитвы.
Преподобный Садлер возглавлял отряд противопожарной безопасности, охранявший церковь во время налетов. Наблюдательный пункт викарий устроил в своем кабинете, который находился на первом этаже в доме Петита[89]. В одном конце просторной комнаты он установил складные кровати, чтобы сменяющие друг друга дежурные могли отдыхать. Волонтеры очень гордились обустроенным пожарным постом и своим предводителем-викарием. После парада Ларри разговаривал с кадетами. Я никогда не встречала молодого человека, который с таким интересом относился бы к детям и подросткам, а те, в свою очередь, отвечали ему взаимностью. Ларри по-настоящему любил детей и уже попросил разрешения стать крестным отцом моему ребенку, который должен был родиться в сентябре.
В конце марта Герберт Моррисон выступил по радио с предупреждением о возможной газовой атаке немцев. «Держите противогазы наготове», – сказал он. После заявления Моррисона у нас в больнице прошли учения. Врачи и медсестры, снующие по коридорам в противогазах, – поистине устрашающее зрелище. Мы также заново прослушали цикл лекций по правилам поведения при газовой атаке. Одна из слушательниц сообщила лектору, что противогаз прекрасно защищает глаза при чистке лука. Но прежде чем он успел что-либо ответить, женщины в аудитории разразились криками: «А где вы взяли лук?» Лук превратился в деликатес, который ценился на вес золота. Недавно сестра прислала мне из Бристоля замечательный подарок – две большие луковицы, аккуратно упакованные в коробку из-под печенья.
Чем занять беженцев – эта проблема давно волновала наш комитет. Проверку на благонадежность бельгийцы прошли, но, похоже, принимать их на службу пока считалось преждевременным, хотя кое-кто из клерков уже начал работать в штаб-квартире правительства Бельгии, располагавшейся на Итон-сквер. В большинстве домов, где жили наши подопечные, имелись палисадники. Мы с Сюзанной решили, что было бы неплохо устроить там огороды, чтобы беженцы могли сами выращивать зелень и овощи. Комитет счел наше предложение разумным. Марджери Скотт со свойственной ей энергией тут же взялась за дело и раздобыла необходимый инвентарь. Теперь оставалось лишь придумать, каким образом разбить небольшие участи земли так, чтобы каждая семья получил равный надел. Задача была деликатной, поэтому для ее решения мы пригласили чиновников из ратуши. Палисадники разделили, лопаты, грабли, тяпки и семена для посадки привезли. Беженцы обрадовались и принялись копать грядки. Увы, вскоре выяснилось, что далеко не все довольны тем, как ратуша справилась со своей задачей. Начали поступать жалобы, которые я старательно игнорировала: не я же занималась распределением земли, так какие ко мне могут быть претензии?
Однажды воскресным утром в середине марта на пороге моей студии появился полицейский и извиняющимся тоном начал умолять пойти вместе с ним к беженцам, которые затеяли драку, и сказать, что, если они не прекратят, ему не останется ничего иного, как только арестовать их. Один из пансионеров Королевского госпиталя, заглянувший к нам выпить традиционную воскресную кружку пива, мгновенно вызвался помочь полиции. «Я покажу им драку, – рявкнул старый вояка в алом мундире, давным-давно перешагнувший восьмидесятилетний рубеж. – Они у меня попляшут!» Глядя на его сердито топорщащиеся седые усы и украшенную медалями грудь – награды за участие в четырех минувших войнах, – я понимала: старик не шутит, и пообещала прислать за ним констебля, если потребуется серьезное вмешательство.
Мы прибыли на Тедуорт-сквер, чтобы насладиться удивительным зрелищем, открывшимся перед нами в это тихое воскресное утро. В палисаднике позади дома, где жил Великан (я так и знала, что без него не обошлось), он и еще двое мужчин яростно дрались, орудуя садовыми инструментами. Вокруг стояли женщины, подбадривая бойцов воинственными репликами. Все, кроме мадам Р., которая прибежала из соседнего дома и пыталась урезонить драчунов. Противники Великана, двое щуплых мужчин, жались к каменной ограде, отражая его атаки и стараясь нанести ответный колющий удар лопатой, а тот наступал на них, размахивая огромными вилами. На лбу у месье С. зиял глубокий порез, из которого бежала струйка крови. Рука месье Б. была рассечена в районе кисти и тоже кровоточила. Лица всех троих были перемазаны землей. Женщины бросились к нам с полицейским и окружили шумной стайкой. Великан обернулся. Едва завидев меня, он опустил вилы и стыдливо потупился.
– Я тут ни при чем, marraine, – начал он. – Правда, не стоит взваливать всю вину на меня. Вчера, пока я был в бомбоубежище, эти негодяи оттяпали от моего участка целых полметра земли. Да, marraine, прошлой ночью он и С. передвинули колышки и перевязали бечевку, которую натянул тот господин из ратуши. Думали, я ничего не замечу. Но они просчитались. Я, как только вернулся сегодня утром из церкви, сразу увидел – колышки передвинуты! Так им и заявил – это вы сделали! Потому что накануне они опоздали в убежище. Да-да, пришли позже всех. А я точно знаю, что эти двое ничуть не храбрее остальных и не рискнут остаться в доме во время налета, если только их не задержало какое-то важное очень дело. Мой участок земли! Вот что их задержало! Украли мою делянку! Воры! Воры! – завопил Великан и снова вскинул вилы.
– Прекратите немедленно! – рявкнула я. – Если не прекратите драку, вас арестуют. У полиции и так накопилась к вам масса претензий, вы не впервые устраиваете дебош. Положите вилы!
– Положу, когда эти воры положат свои лопаты, – отрезал Великан. – Пусть сначала они!
– Нет, вы все сейчас опустите инструменты на землю! – гаркнула я на фламандском.
– Именем закона, оружие – на землю! – зычным голосом подхватил полицейский.
Скандалисты неохотно повиновались. Полицейский сгреб инструменты в кучу.
– Остальной инвентарь тоже унесем ко мне, – сказала я к офицеру. – Получат обратно, когда уладят вопрос с делянками.
Полицейский собрал оставшиеся грабли и тяпки. Великан с тревогой наблюдал за конфискацией имущества. Он был похож на ребенка, у которого отбирают любимые игрушки.
– Но, marraine, – завопил Великан, – выходит, сегодня мы больше не сможем ничего делать? Воскресенье – по воскресеньям все работают в саду!
Однако главный вопрос, из-за которого возникла склока, пока оставался открытым. Женщины согласились – да, колышки перенесены. Но месье С. и месье Б. упорно отрицали свою причастность к преступлению.
– Почему вы пришли в убежище позже остальных? – спросила я.
Был вечер субботы, а по пятницам выдают пособие. Вот мужчины и решили пропустить по стаканчику. Им стоило немалых усилий набраться смелости и зайти в английский паб, но ведь они так соскучились по выпивке. В пабе приятели познакомились с англичанином, который угостил их вином. Оказалось, этот парень хорошо знает Остенде, и в Дюнкерке тоже был. Троица отлично поладила, время летело незаметно. А имя этого парня они помнят? – поинтересовалась я. Да, конечно! Один из мужчин выудил из кармана смятый клочок бумаги, на котором было написано «Том Бейнс» – тот самый Том, чья лодка участвовала в эвакуации наших солдат из Дюнкерка.
– Вы ошиблись, – обернулась я к Великану. – У этих двоих алиби. Кто бы ни передвинул ваши колышки, они тут ни при чем.
Жены месье С. и месье Б. подтвердили – да, когда их мужья явились в бомбоубежище, от них попахивало спиртным и оба рассказывали о новом знакомом из соседнего паба.
Великана такое объяснение не устроило.
– Послушайте, – предприняла я еще одну попытку, – я верну колышки на прежнее место. Надеюсь, этого вам будет достаточно?
– Нет! Недостаточно, – снова завопил он.
Великан желал знать, кто украл его землю. Он не привык жить среди воров. Не могу ли я попросить полицию взяться за расследование? Я сказала, что у полиции есть дела поважнее, чем расследование таких мелочей. Вполне возможно, кто-то передвинул колышки просто ради шутки. Далее к разговору подключился полицейский. Я перевела длинную патетическую речь офицера, в которой говорилось, что инциденты, подобные этому, дискредитируют всю общину и лишь оттягивают момент, когда беженцы из Бельгии смогут получить разрешение на работу и начать трудиться ради общей цели – скорейшей победы над врагом. Хотя беженцы не понимали ни слова из того, что говорил страж порядка, однако его твердого голоса и сурового выражения лица было вполне достаточно, чтобы они смутились и испугались даже прежде, чем я перевела слова полицейского. Двое раненых драчунов отправились вместе со мной на Чейн-Плейс – обработать и перевязать раны. Возглавлявший процессию представитель закона тащил конфискованный инвентарь.