— найти приемлемый и наиболее безболезненный выход из войны во Вьетнаме, а также урегулировать некоторые оставшиеся со времен Второй мировой войны взрывоопасные проблемы (в частности, вопрос о Западном Берлине);
— уменьшить угрозу ядерной войны между СССР и США путем некоторых шагов в области ограничения вооружений, создать своего рода систему американо-советских консультаций, механизм взаимной сдержанности в отношении взрывоопасных районов;
— провести перегруппировку своих и союзных сил в борьбе за сохранение социально-политического статус-кво в мире, отвечающего интересам США;
— не допустить чрезмерной поляризации сил внутри страны, сбить накал антимилитаристских настроений;
— путем нормализации отношений с СССР обрести большую свободу маневра в отношении своих собственных союзников и усиления контроля над координацией их действий в рамках противостояния Запад-Восток;
— укрепить престиж и авторитет администрации, лично Р. Никсона в стране и за рубежом[416].
В начале февраля 1969 года заместитель госсекретаря Дж. Сиско передал послу А.Ф. Добрынину послание Р. Никсона на имя Председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгина по Ближнему Востоку. Р. Никсон призывал к ограничению поставок оружия в этот район, а в конце послания выразил готовность администрации продолжать совместные усилия по поискам путей достижения мирного урегулирования в этом регионе. Спустя месяц на встрече с госсекретарем У. Роджерсом А.Ф. Добрынин изложил соображения советского правительства по данному кругу вопросов. Подчеркнув полезность продолжения обмена мнениями между правительствами СССР и США, У. Роджерс предложил возобновить переговоры на уровне советский посол — Дж. Сиско.
17 февраля 1969 года посол А.Ф. Добрынин был впервые принят новым президентом США в Белом доме. Говоря о важности решения актуальных международных проблем, он остановился конкретно на наиболее важных из них: договор о нераспространении ядерного оружия; политическое решение вьетнамского конфликта; достижение договоренности об урегулировании ближневосточного конфликта; уважение основ послевоенного устройства в Европе; сдерживание гонки стратегических вооружений в целях достижения соглашения между СССР и США по этому вопросу; использование возможности для дальнейшего развития советско-американских отношений. Проблемы Ближнего Востока были лишь одними из шести тем, поднятых им, а Израиль не был упомянут вообще; этот вопрос не был приоритетным ни для администрации США, ни для советско-американского политического диалога. При этом так сложилось, что именно посол А.Ф. Добрынин должен был вести переговоры с представителями Госдепартамента по проблема ближневосточного урегулирования.
Такие встречи начались в Госдепартаменте с 1 апреля 1969 года. По воспоминаниям американских дипломатов, Анатолий Добрынин вел себя крайне осторожно, и было видно, что полученные из Москвы инструкции оставляли ему очень мало простора для действий. Кроме него, в переговорах участвовали его заместитель Юлий Воронцов (1929–2007) и некоторые другие сотрудники посольства; время от времени вместе с ними приходили также эксперты из Министерства иностранных дел СССР. В свою очередь, Джозефа Сиско сопровождали Альфред Л. Атертон (Alfred Leroy Atherton Jr., 1921–2002), который в те времена возглавлял в Госдепартаменте Отдел по вопросам Израиля и арабо-израильским отношениям (Office of Israel and Arab-Israeli Affairs), и Уолтер Б. Смит (Walter В. Smith), сотрудник Госдепартамента, владевший русским языком, в прошлом работавший как в Москве, так и на Ближнем Востоке. Встречи проходили в одном из кабинетов в Отделе по вопросам Ближнего Востока и Южной Азии. Время от времени Дж. Сиско завтракал с А.Ф. Добрыниным в советском посольстве в неформальной обстановке, а порой даже приглашал его на свою виллу в пригороде Вашингтона. После каждой из своих встреч с А.Ф. Добрыниным Дж. Сиско направлял подробные отчеты госсекретарю У. Роджерсу, постпреду США в ООН Ч. Посту, работавшему в Каире американскому дипломату Дональду Бергусу (Donald Clayton Bergus, 1920–1998), а также американским послам в Израиле и в Иордании.
Эти встречи «проходили негласно (интересно, что не было никаких утечек в прессу), — вспоминал А.Ф. Добрынин. — Была предпринята важная попытка на двусторонней основе подготовить ключевые статьи возможного ближневосточного урегулирования. Хотя считалось, что обмен мнениями идет лишь между Вашингтоном и Москвой, по существу, и мы, и они негласно консультировались со своими главными партнерами: мы — с Насером, а они — с Тель-Авивом»[417]. Показательно, что и в 1990-е годы, когда он писал свою книгу, а дипломатические отношения между СССР/Россией и Израилем были восстановлены, посол А.Ф. Добрынин называет столицей Израиля Тель-Авив, хотя все высшие органы власти и управления страны, кроме Министерства обороны, находятся в Иерусалиме, еще в 1949 году провозглашенном столицей еврейского государства.
В первую очередь необходимо было определить повестку дня и порядок проведения переговоров. Советские представители хотели выработать проект мирного соглашения между Израилем, Египтом, Сирией и Иорданией. Отказ Сирии даже рассмотреть идею урегулирования своих разногласий с Израилем иным путем, кроме как посредством войны, не давал представителям Советского Союза возможности игнорировать своего строптивого союзника, поскольку в случае достижения соглашения между Израилем и Египтом Сирия вынуждена была бы в одиночку противостоять Израилю, не имея для этого ни дипломатических, ни военных ресурсов. Американцы же стремились свести свои переговоры с Советским Союзом по Ближнему Востоку к обсуждению условий возможного урегулирования между Израилем и Египтом. Пока сирийские руководители не принимали условия резолюции Совета Безопасности ООН № 242, США считали, что вопрос об урегулировании отношений между Израилем и Сирией в принципе не может быть урегулирован. Что же касалось Иордании, то Вашингтон совершенно не собирался оказывать помощь СССР в укреплении его позиций в Аммане. В ходе непростых переговоров был достигнут следующий компромисс: переговоры между СССР и США, на которых предполагалось принимать ключевые решения по Ближнему Востоку, должны были касаться только и исключительно Израиля и Египта. А на переговорах между четырьмя государствами, которые и США, и Советский Союз считали скорее показными, должны были обсуждаться отношения между всеми сторонами ближневосточного конфликта[418]. Это дало возможность советским дипломатам уверять своих сирийских коллег в том, что они делают все возможное, чтобы добиться вывода израильских войск со всех территорий, которые он оккупировал во время Шестидневной войны, включая Голанские высоты.
Когда Дж. Сиско на первых встречах излагал позицию США, А.Ф. Добрынин неоднократно высказывал возмущение тем, что американцы требовали существенных уступок со стороны Египта, которых Советскому Союзу будет крайне сложно добиться. Дж. Сиско дал понять, что для того, чтобы быть приемлемым для Израиля, любое предлагаемое соглашение должно содержать условие об обязательном проведении на определенном этапе переговоров между представителями еврейского государства и Египта. Соглашаясь с тем, что вначале израильско-египетские переговоры могут быть непрямыми и проходить через посредников, американские дипломаты настаивали на том, что в конце концов представители двух стран должны встретиться лицом к лицу. Само по себе соглашение должно было быть двусторонне обязывающим документом, подписанным обеими странами, а не односторонним обязательством об израильском отступлении, которого добивались египтяне.
Это соглашение не только было призвано положить конец состоянию войны между двумя странами, но также содержать необходимые условия для подписания в будущем мирного соглашения между ними. Американские дипломаты исходили из того, что разрабатываемое соглашение должно было гарантировать свободу израильского судоходства через Акабский пролив и Суэцкий канал; что же касается Синайского полуострова, то после вывода оттуда израильских войск он должен был быть демилитаризован. На переговорах обсуждалась и выдвинутая американцами идея о передаче сектора Газа под контроль Иордании вместо того, чтобы контроль над ним был возвращен Египту. Американцы поддерживали право на возвращение палестинских беженцев, требуя при этом, чтобы Египет взял на себя ответственность за то, чтобы численность возвращающихся в Израиль/Палестину беженцев была ограниченной. Нет никаких свидетельств того, что правительство Голды Меир согласилось на то, чтобы на территорию Израиля возвращались палестинские арабы, покинувшие страну в ходе войны 1948 года. Фактически американские дипломаты вели со своими советскими коллегами переговоры, целью которых было навязать Израилю и Египту некоторые параметры соглашения, при этом ни израильские, ни египетские представители к участию в этих переговорах приглашены не были.
В течение нескольких недель в ходе переговоров Дж. Сиско и А.Ф. Добрынину удалось согласовать около десятка разных статей планировавшегося договора. Насколько известно, советским дипломатам удалось убедить египтян согласиться на то, что, если соглашение будет достигнуто, оно приобретет вид документа, подписанного представителями Египта и Израиля[419]. «Это была наиболее обещающая в те годы негласная совместная работа американской и советской дипломатии, хотя, к сожалению, она и осталась неизвестной и незаконченной», — отмечал посол А.Ф. Добрынин[420].
Американо-советские переговоры по Ближнему Востоку застопорились по ряду причин, не последней из которых было соперничество среди американских руководителей, каждый из которых жаждал лично снискать лавры миротворца. Генри Киссинджер был ярким примером человека, личность которого определяла статус занимаемой им должности, а не наоборот. Никогда в истории США советник президента по национальной безопасности не имел такого влияния, которое имел он. Г. Киссинджер был евреем и в 1960-е годы совершил три коротких частных визита в Израиль, однако до вступления в должность он никогда не посещал ни одну арабскую страну, в целом не очень интересуясь делами и проблемами Ближнего Востока. Несмотря на то что он согласился на переговоры между Дж. Сиско и А.Ф. Добрыниным и постоянно получал подробные отчеты обо всем, что происходило на них, Г. Киссинджер все же терзался глубокими сомнениями по поводу успеха всей инициативы, переживая по поводу того, что не мог в полной мере выражать свою позицию. Р. Никсон поручил руководить дипломатической работой по проблемам Ближнего Востока госсекретарю У. Роджерсу. Г. Киссинджер считал, что это было каким-то образом связано с тем, что сам он был евреем; как он верно догадывался, Р. Никсон не верил, что его советник сможет быть полностью бесстрастным и объективным в вопросах разногласий между израильтянами и арабами. Единственное, чем Г. Киссинджер пытался утешить себя (если не в то же самое время, то определенно на момент написания своих мемуаров), — это то, что, по его мнению, Р. Никсон оказал У. Роджерсу медвежью услугу, поручив ему миссию, которая, как считал Г. Киссинджер, была обречена на провал