Пока все это происходило, я готовила в «Доме вафель» драники: прожаренные, пропаренные и во фритюре. Поэтому с подробностями я знакома не была.
Мне было лишь известно, что ко времени окончания моей смены мне на телефон пришло сообщение от мистера Ханиуэлла. Судья наконец-то разработал стратегию, которая удовлетворила все стороны.
И в эту стратегию входила личная встреча с ответчиком.
Первым делом в среду утром я встретила мистера Ханиуэлла в холле здания суда.
Он попросил меня надеть что-нибудь покрасивее, поэтому я выбрала голубое вязаное платье без рукавов, которое приобрела во время одного из своих походов по благотворительным магазинам. На нем же был все тот же серый костюм. Я начинала думать, что это единственный костюм, который у него был.
Как только я прошла через металлоискатель, он поднялся со скамейки и захромал мне навстречу.
— Доброе утро, миссис Баррик, — сказал он. — Вы сегодня просто очаровательны.
— Спасибо, — сказала я, пожимая ему руку. — А что тут вообще происходит?
— Да если бы я сам до конца понимал, — сказал он, пожав плечами. — Судья Роббинс был адвокатом Содружества в Уэйнсборо. Мы друг с другом поломали немало копий. Можете мне поверить: он не из тех, кто любит принимать сторону защиты. И он, как бы это сказать… не совсем придерживается традиций. Он сказал, что хочет встретиться с вами до того, как будет раскрыта личность конфиденциального информатора. И если вас интересует мое мнение, то лучше пусть он получит то, чего хочет. Вот за этим мы и здесь.
Пытаясь идти в ногу с неторопливым темпом мистера Ханиуэлла, я последовала за ним на второй этаж. Некоторое время мы просидели в приемной судьи Роббинса, ожидая, что он, как и подобает судье, предпримет что-нибудь, увидев, что подсудимый отсутствует. Затем нас вызвали в какую-то комнату, по всему периметру которой стояли картотечные шкафы, а посередине располагался величественный дубовый стол. За ним сидел блондинистый белый мужчина в темно-синем костюме. С двумя подбородками. Седоватая козлиная бородка помогала определить, где заканчивается первый и начинается второй.
Перед столом судьи стояли три стула. На одном из них восседала Эми Кайе.
— Доброе утро, судья, — сказал мистер Ханиуэлл, затем кивнул прокурору. — Миссис Кайе, приветствую.
— Заходите, заходите, — произнес судья. У него был высокий, слегка надтреснутый голос. Было похоже, что ему непросто выбраться из-за стола, когда он попытался это сделать, чтобы приветствовать нас.
— Судья, я хотел бы представить вам Мелани Баррик.
— Боже мой, Билл, она — твой клиент? — удивился судья Роббинс.
Наверное, он ожидал увидеть Мелани Баррик в том же виде, в котором она в свое время предстала перед видеокамерой — неряху с растрепанными волосами, облаченную в оранжевую тюремную робу. Как минимум трижды его взгляд сверху донизу обшарил мое тело. Я начинала по достоинству ценить мудрость мистера Ханиуэлла, не говоря уже о том, что он защищал меня. Теперь до меня дошло, что он подразумевал под эффектом внешнего впечатления, когда настаивал на суде без участия присяжных.
Когда я еще была студенткой-феминисткой, меня могли возмутить всякие штуки вроде объективизации женщины, патриархальной тирании и тому подобного, что в свое время казалось мне необычайно важным. Оно все еще оставалось таким, но гораздо важнее для меня теперь была судьба моего сына.
— Да, сэр, — ровным тоном сказал мистер Ханиуэлл.
— Приятно познакомиться, судья, — сказала я, будто не заметила, что он только что раздевал меня глазами.
Судья попытался взять себя в руки.
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Мистер Ханиуэлл и я сели на стулья с левой стороны, словно находились в обычном зале суда. Миссис Кайе заняла стул справа.
— Миссис Баррик, — начал было судья Роббинс, но затем остановился. Похоже, он все еще был слегка потрясен. Наконец он продолжил:
— Как вы знаете, миссис Баррик, у прокуратуры Содружества есть некоторые проблемы с тем, чтобы раскрыть вам и вашему адвокату личность конфиденциального информатора, — сказал он, наклонив голову в сторону Эми Кайе. — Полагаю, ваш адвокат вам это объяснил?
— Да, сэр, — сказала я.
— Суть ее претензий мне понятна, разумеется. Однако вы сохраняете за собой конституционные права, и я не могу отказать вам в них. В конечном счете Содружество должно представить этого свидетеля, чтобы мы могли провести так называемое слушание по делу Фрэнка. Но прежде, чем я скажу вам и вашему адвокату, кто этот свидетель, я хочу, чтобы всем нам стало понятно еще кое-что. — Он указал на меня толстым пальцем. — Здесь, в нашей долине, мы не занимаемся запугиванием свидетелей и собираемся продолжать в том же духе. Понимаете? В Вирджинии убийство свидетеля является серьезным преступлением. Знаете ли вы, что это значит?
Я взглянула на мистера Ханиуэлла, чьи глаза выпучились сильнее обычного.
— Это означает, что вас могут приговорить к смертной казни, — продолжил судья.
Мистер Ханиуэлл судорожным движением схватился за стул. Даже Эми Кайе казалась озадаченной.
— Судья, — начала она, — я не думаю, что это действительно…
— Сейчас я говорю не с вами, миссис Кайе. Я беседую с миссис Баррик. Я в курсе, что на севере достаточно судей-либералов, которые с брезгливостью относятся к смертной казни. Я не из таких судей. Вы, конечно, не похожи на человека, который способен причинить кому-то серьезные проблемы. Но я не стану судить о книге по ее обложке. Если с этим свидетелем что-либо случится, я возложу ответственность за произошедшее на вас. Я не хочу, чтобы ему угрожали, я не хочу, чтобы его преследовали, я не хочу, чтобы кто-либо, с кем вы связаны, даже приближался к нему. И, клянусь богом, если он вдруг исчезнет, я позабочусь о том, чтобы вам сделали смертельную инъекцию, пусть даже если это будет последним актом правосудия, который мне удастся совершить. Вам все понятно?
— Судья, — сказал мистер Ханиуэлл, уже не в силах скрыть свое возмущение. — Подобное заявление крайне неуместно и ущемляет интересы моей подзащитной. Я не…
— Помолчи, Билли. Я не с тобой сейчас разговариваю, — сказал Роббинс и вновь уставился на меня. — Вам все понятно, мадам?
— Да, сэр, — сказала я в третий раз. А что еще я могла сказать?
— Хорошо. А сейчас… — произнес он и стал что-то искать на своем столе. — Ага. Вот оно. Итак, конфиденциальный информатор. Миссис Кайе была так любезна, что распечатала для нас его послужной список. Естественно, это не мальчик из церковного хора.
Такие подобными делами не занимаются. Однако рассматривать мы будем только те его действия, которые он предпринял в отношении данного дела. Мусолить его криминальное прошлое мы не станем. Это понятно?
Мистер Ханиуэлл на мгновение впился в него взглядом, а потом коротко ответил:
— Да, сэр.
Судья Роббинс положил папку на стол мистеру Ханиуэллу; тот поднял ее. Потом слегка повернулся ко мне, чтобы и я могла хорошо видеть ее содержимое. На первой странице был тот самый мой снимок, так что я чуть не упала со стула.
Секретным информатором оказался Слэш, он же Ричард Кодури, он же таинственный сантехник.
Выходит, он не только подбросил наркотики мне в дом, но и позвонил в офис шерифа, чтобы сообщить, что наркотики там, а потом соврал насчет того, что покупал их у меня.
А затем добавил — причем не только представителям шерифа, но и отдельным текстом работникам социальных служб — что я интересовалась возможностью продажи моего сына.
За это он получил пять тысяч баксов и кучу кокаина.
Я думала теперь только об одном: проблема стала бы неразрешимой, если бы этот тип Кодури взял да и умер от передозировки; а что, если его собьет случайная машина, или мало ли как еще может умереть наркоман; а что, если Тедди и Венди решили, что следующим заданием в их романтическом квесте станет его поиск.
У мистера Ханиэулла заклокотало в горле. Мне даже не нужно было говорить ему, что это — тот самый человек, которого я сфотографировала в «Харди». Он уже понял это и теперь пытался увязать все в одну картину, как и я.
— Спасибо, судья, — вот и все, что он сказал.
— Я серьезно, миссис Баррик. Вы не должны вступать в контакт с этим свидетелем, ясно?
— Да, судья, — ответила я.
— Тогда все в порядке. Я рад, что мы понимаем друг друга, — сказал он, вставая. — Спасибо всем, что пришли.
Трое из нас встали. Эми Кайе стала прощаться. Мистер Ханиуэлл не произнес ни слова. Похоже, он был просто в ярости и отчаянно хромал к двери, чтобы успеть выйти до того, как с его губ сорвется что-нибудь такое, о чем он впоследствии пожалеет. Я последовала за ним.
Когда мы вернулись в комнату предварительного ожидания, чтобы затем выслушать судейский вердикт, я подумала, что всему конец. Но Эми Кайе удивила меня, окликнув:
— Миссис Баррик, минутки не найдется?
Я повернулась к ней лицом. Она была старше меня примерно на десять лет, крепкая, с короткими темными волосами. Когда мы впервые встретились год назад, мы были по одну сторону закона. Теперь наши пути разошлись.
Любопытно, но что-то в ее поведении по отношению ко мне не изменилось. Что именно, я не могла сказать. Но вот мое пятисекундное тестирование она выдержала с честью.
— Да? — откликнулась я.
Мистер Ханиуэлл остановился и обернулся.
— Я не забыла, что случилось с вами в марте прошлого года, — сказала она.
— О… — вот и все, что я смогла сказать в ответ.
— Восьмое марта, — сказала она, глядя мне прямо в глаза, как бы давая понять, насколько она серьезна. Затем повторила:
— Я не забыла.
— Спасибо, — сказала я.
Она кивнула и вышла прочь.
Глава 41
Слова Эми удивили больше ее саму, чем Мелани Баррик.
Я не забыла, что с вами тогда случилось.
Эми не стала обращаться к судье Роббинсу, поскольку не надеялась, что тот ей хоть что-то расскажет. Мелани Баррик была ответчиком по делу о наркотиках. Да, иногда случалось так, что те, кого уличали в одном преступлении, сами оказывались жертвами другого. Но для Эми, как правило, разница между первыми и вторыми была совершенно очевидна.