Икол? Это что, фамилия этого парня?
Мужик прошел еще несколько шагов вперед, а затем наклонился, словно что-то поднимая.
— Фонарик тут оставил, — сказал он. — Да и ключ что-то не лезет. Может, подержишь, а?
— Да не вопрос.
Мужик направил на него фонарик, прямо в лицо, отчего Кодури на мгновение ослеп. Он морщился от света, щурясь и прикрывая глаза.
Поэтому он и не увидел летящую к нему бейсбольную биту. В тот момент это ничего не означало по сравнению с ломкой от отсутствия очередной дозы.
Кодури пошатнулся, но не упал. В его теле было столько кокаина, что потребовалось бы нечто гораздо большее, чем один удар, чтобы остановить его.
Он набросился на этого мужика, все еще ослепленный. Кодури старался вцепиться ему в глаза, чтобы этот хмырь тоже ослеп. Но промахнулся, оставив на его шее в лучшем случае царапину.
Мужик уже успел выключить фонарик. Теперь он пустил в ход обе руки.
И его свинг[28] поверг Кодури наземь. А второй свинг окончательно выбил из него дух.
Глава 44
Той ночью я спала мертвым сном.
Наутро случилась следующая история. Когда я в очередной раз повернулась с боку на бок и увидела на часах 6:28, то приказала себе подняться с постели и действовать продуктивно — например, даже заняться йогой перед работой.
Но затем я снова уснула.
И тогда мне опять приснился сон, ставший чем-то вроде уродливого сорняка моего подсознания. Независимо от того, сколько раз я думала, что выдрала его оттуда с корнем, он упорно возвращался и с каждым разом становился вдвое страшнее.
В этом сне я слышала шепот человека, который меня изнасиловал. Как и в реальной жизни, я никогда не видела черты его лица. Он выглядел нависшим надо мной в темноте силуэтом и говорил тем же ужасным шепотом, который, казалось, исходил прямо из воздуха — словно этот человек находился везде и нигде одновременно.
Кое-что в этом сне иногда менялось: например, место. Иногда это был дом моих родителей в Нортумберленде; иногда — один из приютов, в которые мне приходилось попадать; реже это была квартира на первом этаже, где он и напал на меня.
Но этот шепот… Он всегда был одним и тем же. Такое мне никогда не забыть.
Для сна типична быстрая смена обстоятельств, и он протекал всего за несколько мгновений, прежде чем на меня вновь нападали. Тот субъект подходил ко мне с другого конца комнаты, потом прижимал палец к своему рту и закрывал мне рот другой рукой, на которой была надета кожаная перчатка. Во сне физического насилия не происходило никогда. Но гораздо ужаснее было его ожидание.
Когда я открыла глаза, на часах было 10:47; я была вся в поту. Моя смена начиналась в одиннадцать. «Дом вафель» находился всего в пяти минутах езды, так что, если постараться, я еще могла успеть. Времени принимать душ уже не было. Я надеялась, что клиенты не заметят, как от меня несет страхом.
Когда я ехала на работу, то пыталась думать об Алексе. Иногда эти воспоминания причиняли боль, но на сей раз в голове всплыло кое-что приятное — время, когда я еще была им беременна.
Я имею в виду второй триместр. Естественно, какое-то время мне казалось настоящим чудом, когда внутри меня Алекс двигался и ерзал. Но все эти едва заметные движения — которые, тем не менее, казались мне самой значительнее, чем весь мир — были слишком слабы, чтобы Бен мог их заметить. Всякий раз, когда я просила его положить руку мне на живот, он улыбался мне, но в конце концов признавался, что так ничего и не почувствовал.
Затем однажды воскресным утром, когда нам некуда было спешить, мы с наслаждением валялись в постели. Алекс тогда двигался особенно активно: он уже достаточно подрос, чтобы начать как следует пинать меня изнутри. Вот я и заставила Бена еще раз положить руку мне на живот.
Не прошло и трех секунд, как Алекс решил переменить свое положение. Бен даже вскрикнул и отдернул руку — так он был поражен. Как он выразился, под его рукой словно проскользнула небольшая змейка. Так что какое-то время мы между собой называли Алекса «змейкой», хотя у нас было еще по крайней мере с полдюжины ласковых прозвищ для него.
С тех пор Бен постоянно спрашивал меня, спит Алекс или двигается. Когда я отвечала, что не спит, Бен в шутку обращался к Алексу и спрашивал, не хочет ли тот дать ему пять.
Иногда я делала вид, что теряю терпение, и спрашивала: «Может, братаны подождут, пока я не схожу в ванную». Или типа того. Но почти всегда я была в восторге от подобного. В течение всего последнего триместра я наконец почувствовала, что моя беременность одинаково важна для нас обоих, в то время как на первых сроках она принадлежала мне одной.
Воспоминания так захватили меня, что, подъехав к «Дому вафель», я даже не обратила внимания на то, что на его парковке стояли три машины со знаком департамента шерифа округа Огаста на бортах. Впрочем, в том, что они там находились, ничего особенного не было: парковка находилась рядом с главной автомобильной артерией округа, чуть ли не в шаге от головного офиса.
Потом я вышла из машины и внезапно увидела, как шесть здоровенных парней, одетых в черную униформу, окружают меня со всех сторон. Некоторые из них держали руки на оружейных поясах.
— Мелани Баррик, положите руки на свой автомобиль, — рявкнул один из них.
Я была так поражена, что поначалу никак не отреагировала. Просто стояла в своей замасленной рабочей одежде, пытаясь понять, что же такое происходит. Тот, кто, похоже, возглавлял эту группу, так быстро оказался рядом со мной, что я даже не успела отстраниться. Он схватил меня за запястья и прихлопнул их к капоту моей машины, затем с силой надавил на спину, отчего я согнулась почти пополам.
— Не двигаться, — приказал он.
Он быстро провел руками по моему торсу, затем — по ногам, отчего меня едва не стошнило. Затем заставил меня выпрямиться, завел руки за спину и надел на них наручники.
Когда он подтолкнул меня к машине, я наконец нашла в себе силы спросить:
— Что происходит? Зачем вы это делаете?
Он не ответил.
— Пожалуйста, прекратите, — бессмысленно молила я. — Расскажите же, что случилось?
Именно тогда он и сказал:
— Вы арестованы за убийство Ричарда Кодури.
Глава 45
Эми Кайе узнала сногсшибательную новость от одного из представителей шерифа за несколько минут до того, как вошла в ту пятницу в здание окружного суда.
Тело с раздробленным черепом было найдено на кладбище Торнроуз, в нескольких футах от памятника генералу Конфедерации Джону Эхолсу.
Других подробностей полицейский не знал. Однако к середине утреннего заседания Эми смогла, наконец, проверить поступившие ей сообщения. Именно тогда она узнала, что жертва была опознана как Ричард Кодури.
Тогда Эми попыталась связаться с Джейсоном Пауэрсом. Он наверняка знал, что Кодури и есть тот информатор, который сообщил полиции о Коко-маме. Зато он, скорее всего, не был в курсе, что Мелани Баррик впервые услышала имя Кодури лишь два дня тому назад.
Мобильник Пауэрса молчал, так что Эми решила сделать ход конем и позвонила ему домой. Жена шерифа сказала, что он — как и обычно — допоздна патрулировал окрестности, а теперь спит, но позвонит сразу после того, как проснется.
Эми вернулась в здание суда, крайне обеспокоенная тем, что у нее сквозь пальцы утекают драгоценные первые часы после совершения преступления; к тому же, видимо, никто не понимает, что вообще происходит.
Зато сама она, похоже, кое-что поняла. Городская полиция Стонтона тоже использовала Кодури в качестве информатора. Как только полицейское управление и офис шерифа обнаружили, что у них есть общий интерес к Кодури, они решили объединить усилия в расследовании его смерти. И пока Эми перед лицом судьи пыталась привлечь к ответственности недобросовестных граждан, которые вовремя не провели техосмотр своих машин, эти две структуры совместными усилиями работали, как могли.
К тому времени, когда Эми решила сделать перерыв на ланч, она узнала еще одну новость: Мелани Баррик была взята под стражу.
Наконец, около четырех часов вечера пятницы, когда она вернулась в свой офис, ей удалось связаться с Пауэрсом по телефону.
— Алеу, — сказал он.
— Привет. Похоже, у вас, ребята, сегодня был трудный день.
— Ага. Зато у нашей любимой наркодилерши выдалась весьма напряженная ночка.
— Ну да, ну да, — ответила Эми. — Слушай, я весь день проторчала в суде, так что не успела выдать вам порцию личных предостережений от прокурора, то есть себя. Так вот, я хочу сделать это сейчас. Ты уверен, что это она? Не пойми меня неправильно: я понимаю, что все указывает на ее виновность и делает главной подозреваемой. Но я была в кабинете судьи Роббинса в среду, когда он сказал ей, что, если что-нибудь случится с Кодури, он возложит всю ответственность на нее.
— Да, милейший судья говорил мне об этом сегодня по меньшей мере трижды. Держу пари, если бы в его кабинете был электрический стул, он немедленно вцепился бы в рубильник.
— Ладно, ты в курсе, что у него на уме. Но Мелани Баррик ведь не совсем безголовая. Тебе не кажется, что с ее стороны совершить подобное было бы, ну… слишком нагло? Убить парня после того, как судья популярно объяснил ей, что ее в таком случае ждет?
— Ну так преступникам плевать на закон. Потому они и преступники.
— Слышала я уже такое, — сказала Эми. — И понимаю, что это, скорее всего, сделала именно она. Я просто хочу убедиться, всех ли подозреваемых мы как следует рассмотрели? Такие ребята, как Ричард Кодури, обычно долго не живут. Вероятно, есть и другие, которые были бы вовсе не прочь снести ему башку. А вдруг это сделал кто-то из тех, на кого он стучал? Мне не хотелось бы, чтобы мы упирались в одного подозреваемого, как баран.
— А, да ты, похоже, не совсем в курсе.
— Не в курсе чего?
— Недавно позвонил С.М.Э[29]