Но я смело шагнула бы в вырытую для меня могилу, если бы могла еще хоть раз обнять Алекса.
Глава 47
Решение по делу судья Роббинс вынес первым, утром в понедельник.
Ходатайство об отмене ордера на обыск в деле Содружество против Баррик было решительно отклонено. По мнению судьи, в данном случае закону было все равно, солгал ли конфиденциальный информатор или нет: в любом случае он уже испустил дух. Ордер же был выдан на основании принятых под присягой показаний в присутствии представителей офиса шерифа. Пока им доверяли, а для обратного никаких оснований не было, не возникало и весомого прецедента для отмены ордера.
В проведении повторного слушания тоже никакой необходимости не было. Показания покойного Ричарда Кодури были признаны юридически несущественными.
Через несколько минут после того, как Эми Кайе получила по электронной почте соответствующее уведомление, ей пришло письмо от секретаря судьи, в котором напоминалось, что судебное разбирательство по-прежнему назначено на 9 апреля. В случае, если заинтересованное лицо не получило такого уведомления, по решению судьи процесс состоится с участием Кодури или без оного.
Эми пыталась переварить последствия такого решения: может быть, допущенная ошибка могла быть обратима, а решение впоследствии и обжаловано; и тут в дверях ее кабинета возник Аарон Дэнсби, лучась бодростью.
— Привет! — восторженно изрек он.
— Привет, — ответила Эми, потрясенная тем фактом, что он уже во второй понедельник за месяц появился на работе.
— Ты уже знаешь, какое решение приняли по делу Коко-мамы?
— Конечно. А ты? — сказала она недоверчиво. Она не могла вспомнить, когда в последний раз Дэнсби более или менее имел представление о сути решений по ходатайству защиты.
— Еще как. Я почти знал, каким оно будет, — ответил он.
— Это как же?
Он закрыл за собой дверь в ее кабинет.
— Я был в клубе на выходных и там натолкнулся на Роббинса, — заговорщицким тоном сказал он.
— Натолкнулся?
— Может, скорее стоит сказать, что это он натолкнулся на меня. Мы там обедали вместе с Клер, и вдруг появляется он и говорит: «Привет!» Оказывается, это он занимался делом Коко-мамы. В клубе все только и судачили об этом.
Дэнсби уселся, не дожидаясь приглашения. Эми иногда задавалась вопросом: может, ему лучше было бы стать репортером какой-нибудь желтой газетенки? Похоже, всякие сплетни и интриги волновали его куда больше, чем исполнение закона.
— Он уже принял несколько порций — ты же знаешь, как он любит скотч, — продолжил Дэнсби. — Он уселся рядом с нами и начал рассуждать о том, что ничего не спустит с рук Коко-маме, что всем нам необходимо жестко держать дела в руках и не позволять преступникам верховодить, ну и прочее такое. Потом сказал мне, что уже вынес решение по отклонению ходатайства Коко-мамы и теперь просто ждет утра понедельника, чтобы официально объявить о нем.
— А кто-нибудь посторонний слышал этот ваш разговор?
— Не знаю. А что?
— Потому что ты сейчас говоришь про то, что судья и адвокат Содружества обсуждали судебные вопросы наедине, а это неправомерно.
— Ладно, ладно, как скажешь. Но я еще не сообщил тебе самого вкусного.
Ну конечно. Его «самым вкусным» наверняка были какие-нибудь гадости.
— После того как он сказал мне, что отклоняет ходатайство, он стал давать мне советы, как нам действовать дальше, — сказал Дэнсби. — Говорил, что когда он, дескать, сидел в моем кресле и бла-бла-бла. Но, так или иначе, дал понять, что мы должны придерживаться графика и в первую очередь разобрать дело о наркотиках. Получается, что, когда Коко-мама предстанет перед судом по делу об убийстве Кодури, она уже будет осуждена за уголовное преступление. Он сказал, что это здорово увеличит шанс, что ей сделают смертельную инъекцию. А ты что об этом думаешь? Можем мы так поступить?
— Да, конечно, — сказала Эми. Не нравилось ей все это: судья и адвокат Содружества вроде как составили заговор в каком-то загородном клубе. А особенно ей не нравилось то, что при всем при этом осужденная уже подавала запрос о проведении суда без участия присяжных.
— Вот и славно. Мы ведь по-прежнему будем упирать на хранение наркотиков? — спросил Дэнсби. — В смысле теперь, когда он отклонил ее ходатайство, дело помчится со страшной скоростью, так?
— Конечно. Ордер признан законным, так что все собранные доказательства будут иметь силу. В общем, все упрощается.
— Чудно, чудно. А как ты сама считаешь? Может, мне послать Роббинсу бутылку «Гленливет», чтобы он дал мне бесплатную юридическую консультацию?
— Не смей этого делать — процедила Эми.
— Шучу, — сказал он, потом подмигнул ей. — Кстати, я все еще раздумываю над тем, как нам получше обстряпать это дело. Когда намечено заседание?
— На девятое апреля, — сказала она, стараясь выглядеть безразличной.
— Ладно. Понял. Продолжай свой благородный труд.
Вставая, он дважды стукнул костяшками пальцев по ее столу, а затем вышел прочь из ее кабинета.
Эми подождала, пока он удалится, а потом нахмурилась. Похоже, когда он говорил о предстоящем заседании, то собирался занять на нем место ведущего адвоката — ведь это было его прерогативой, он же, в конце концов, адвокат Содружества.
Значит, Эми придется работать еще усерднее. Чтобы подготовить Аарона Дэнсби к заседанию, ей обычно приходилось тратить втрое больше времени, чем на свою собственную подготовку.
Эми вернулась к своей работе, все еще размышляя о странном поведении судьи, читающего адвокату морали о том, как тому следует поступать.
Не прошло и двадцати минут, как зазвонил ее телефон. Это был шериф Пауэрс.
— Привет, это Эми.
— Привет, — ответил он. — У тебя на это утро назначен процесс или еще что-нибудь?
— Нет. До середины дня — ничего.
— Вот и хорошо. Думаю, тебе захочется зайти ко мне.
— А что такое?
— У нас тут один парень. Он только что явился и сознался в убийстве Ричарда Кодури.
Со всей возможной быстротой, какую могли предоставить ее машина и ноги, Эми оказалась в конференц-зале офиса шерифа округа Огаста. Там был и лейтенант Питер Кемпе. А также шериф Джейсон Пауэрс собственной персоной.
Эми неловко улыбнулась им. Они не знали о том, как она составляла свою карту, помеченную булавками, равно как и о том, что, сидя там, она все еще думала (пусть даже вероятность ее предположений была ничтожна): «Прямо здесь находится тот, на кого она охотилась целых три года».
Ее внимание привлек человек, которого только что ввели в зал. Высокий мужчина, широкоплечий, с изможденным лицом. Эми определила его возраст примерно под пятьдесят. Было похоже, что большинство времени он проводил на открытом воздухе.
Она встала, но этот мужчина, похоже, не собирался подходить к ней для рукопожатия. Пауэрс указал на ближайший стул по другую сторону длинного стола, у которого стояла Эми.
— Сядьте там, — сказал Пауэрс, и мужчина опустился на стул.
Шериф посмотрел на Кемпе.
— У тебя есть записывающее устройство?
Кемпе помахал маленьким цифровым диктофоном, затем поставил его перед мужчиной и нажал кнопку.
— Порядок, — сказал Пауэрс. — Ты уверен, что запись пошла?
Кемпе поднял вверх большой палец.
— Хорошо. Тогда продолжим, — сказал Пауэрс. — Сэр, не могли бы вы назвать свое имя?
— Уильям Теодор Курран, сэр. Но обычно меня называют Билли. Билли Курран.
— Спасибо, мистер Курран. Вы явились сюда добровольно, не так ли?
— Да, сэр.
— И вам сообщили о вашем праве на адвоката.
— Что вы имеете в виду?
— То, что вам, если у вас есть на то желание, будет назначен адвокат, — сказал Пауэрс.
— О да, — ответил Курран.
— И вы отказались от этого права?
— Да, сэр.
— Понятно. А теперь, что бы вы хотели сообщить нам?
— Ну, понимаете, я это сделал, — сказал Курран.
— Что вы сделали?
— Я убил этого парня на кладбище. Мелани Баррик не имеет к этому никакого отношения.
Внимание Эми привлекла интонация, с которой он произнес имя Мелани. Не похоже было, что он говорил о незнакомом человеке. В его голосе звучала странная теплота. И вдруг Эми поняла. Курран. Довольно распространенная фамилия. Но это была также фамилия, которую Мелани Баррик упоминала, когда описывала обстоятельства совершенного над ней насилия. Но какое отношение к нему мог иметь этот парень?
Пауэрс продолжал спрашивать:
— Почему вы его убили?
— А что, мне нужна была причина? Просто взял и убил.
— Но вы… вы знали свою жертву до этого? Может, вели с ним какие-то дела?
— Нет. Ничего подобного. Мы с женой гуляли по этому кладбищу в четверг вечером. Нам просто нравятся кладбища. Вот мы и шли, разглядывая даты на могилах. И тут к нам пристал этот парень. Мне он показался настоящим одержимым, и я… Я забеспокоился, что он может причинить боль мне или моей жене. Вот я и убил его. В целях самообороны.
— Ваша жена наблюдала все это?
— Да, сэр, — сказал Курран. — Мне бы хотелось, чтобы она тоже появилась здесь: она расскажет вам то же самое, если вы ее спросите. Но к убийству она не имеет никакого отношения. Это все я.
— А что вы хотите сказать тем, что он — доводил вас? Чем именно доводил?
— Ну, понимаете… Сначала он попросил у нас денег, а я сказал ему нет. Мне показалось, что он хочет нас ограбить. Потом он начал угрожать, вот и вывел меня из себя.
— У него было оружие?
— Не знаю. Может быть.
— Но вы сами видели оружие?
— Да… По-моему, у него был нож, — сказал Курран. — Впрочем, я могу и ошибаться. Ведь темно было.
— Так он… пытался вас зарезать или что-то в этом роде?
— Не знаю. Все так быстро произошло. Я просто… Ну, я просто испугался, а он продолжал угрожать, вот я и убил его, пока он не сделал что-нибудь со мной или с моей женой.
— А почему вы решили признаться в этом?
— Потому что я читал в газете, что какая-то молодая женщина была за это арестована, а мне не хотелось, чтобы из-за меня наказывали кого-то другого.