«Made in Turkey»
Перевод Г. Александрова и К. Глазуновой
Если вам дадут покрывало, столб, трубу, веревку, гору, что вы сможете из всего этого сделать? Слона, например, сможете? Нет?.. Я тоже не смогу… Домишко еще какой ни на есть слажу, даже не домишко, а так — шатер. Но скорей всего и шатер не выйдет!..
Но слепые из этих предметов прекрасно сделали бы слона. Честное благородное! Был такой случай, привели к ним слона и спросили: «Что это такое?»
Один обхватил ногу и говорит: «Это столб». Другой вцепился в ухо и сказал: «Это покрывало». Третий повис на хоботе и решил: «Это веревка». Слепой, водивший руками по брюху слона, воскликнул: «Да помилует меня Аллах, это гора!»
Вот так бывает и с политиками. Не подумайте только, что я собираюсь на них нападать. Ни-ни… Их ведь так легко рассердить! Только привели к ним как-то демократию и спросили, как тогда слепых: «Отгадайте, что это такое?» Тут они зашумели, засуетились… Ухватившись за какую-либо ее часть, каждый начал восклицать:
— Демократия — это труба!
— Демократия — это покрывало!
— Демократия — это столб!
— Демократия — это веревка!
— Демократия — это земельная реформа!
— Демократия — это частная собственность!
— Демократия — это господство богатых!
— Демократия — это власть трудящихся!
Попробуйте убедить слепого, что хобот (он его никогда не видел) — не веревка, а политического деятеля, что демократия — не веревка! Не так-то просто. Политика — дело тонкое! Это мне все равно: веревка ли демократия, столб ли, я политикой не занимаюсь. А она их по спинам, того… Но оставим это. Лучше я расскажу вам историю про Гаффара.
Гаффар — простой, хороший парень. На свою беду он оказался очень способным к разным наукам. И, сам того не ведая, попал, как слон в руки слепых.
Гаффар учился в школе. Как-то раз собрались учителя в преподавательской и начали обсуждать своих учеников. Многим их питомцам тогда досталось, дошла очередь и до Гаффара.
— На моих уроках Гаффар лучше всех себя показал, — заявил историк.
— И на моих он проявил себя прекрасно, — с гордостью произнес словесник.
Математик, химик, физик и даже преподаватель гимнастики — все единодушно твердили, что на их уроках он добился превосходных результатов. Чуть было даже ссора не произошла из-за того, у кого лучше занимается Гаффар.
Через несколько дней во время перемены к Гаффару подошел преподаватель математики.
— Мне надо поговорить с тобой…
И они вместе пошли по коридору.
— У тебя голова математика. Нечего тебе тратить время на никчемные дела. Наша страна нуждается в инженерах. Только они смогут вывести ее из тупика. Тебе надо серьезно заняться моим предметом… Все остальное для тебя не важно, — с жаром убеждал его математик.
И Гаффар взялся за дело. Как семечки, щелкал он головоломные задачи, чертил параболы, строил сложные фигуры. Все ему удавалось, и он уже видел себя инженером.
Но вот однажды на перемене подозвал его преподаватель английского языка.
— Мне надо поговорить с тобой…
Они пошли по коридору…
— Человек, владеющий одним языком, — один человек, двумя — два человека, тремя — три. Таких способностей, как у тебя… Не трать время попусту. Ты станешь непревзойденным знатоком и сможешь наилучшим образом послужить родине, — с жаром говорил «англичанин».
И Гаффар засел за английскую грамматику, начал штудировать хрестоматии, обложился словарями. И как это раньше он не понял, в чем его призвание… Он уже видел себя…
Но как-то вечером, когда закончились занятия, его отвел в сторону учитель истории и начал убеждать:
— Гаффар, какой толк при твоих способностях забивать себе голову английскими глаголами. Ты — будущий Геродот. Только история… кругозор… определяет будущее… история — сокровищница… — И так далее и тому подобное.
И Гаффар погрузился в изучение исторических фолиантов… Он уже видел себя…
Потом его с жаром убеждал учитель турецкого языка. И Гаффар начал грезить о почестях великого писателя или поэта Турции.
Прошел год. Некоторые учителя ушли из школы. О директоре ходили разного рода сплетни. Школьному начальству было не до Гаффара, никто им не интересовался. Гаффар бросался от формул к стихам, от истории к химии. Наконец настал день, когда он стал равнодушен ко всем предметам. Если в кастрюльку положить по щепотке риса и проса, по кусочку капусты и сыра, по ложке масла и джема, пол-яичка, все это вскипятить, а потом взбить, что получится? Ничего. Много всякой всячины — и ничего путного. Так и в голове у Гаффара. Бедный Гаффар! Он был растерян и утомлен, в кармане пустота. Учеба — напрасная трата времени, решил он, все великие люди учились как придется…
Потом его призвали в армию. Когда вернулся — женился. Сейчас у Гаффара бакалейная лавка. В одном углу свалены книги по истории, географии, физике, химии, астрономии, математике, литературе, учебники английского языка… Случается, что вместо пекмеза[51] он продает покупателям серную кислоту, а вместо сборника стихов — жевательную резинку. Сейчас он решил, что самое лучшее для него ринуться в политику. Но не знает еще, как к ней подойти: со стороны ли географии, истории, математики или литературы? Дядя говорит ему: «Вступай в партию ТРМП», тетя настаивает на МКЛМ, а отец советует: «Лучше всего в ЛИЗП». Старший брат склоняет к ССММ. Тесть хочет, чтобы он обязательно стал членом ХДМП.
Вчера я спросил его:
— Гаффар, если тебе дадут покрывало, столб, трубу, веревку, гору, что ты из них сделаешь?
Он схватил карандаш, записал столбиком все, что я перечислил, подвел черту и ответил:
— Сделаю Гаффара.
Я помолчал, не зная что сказать, потом попросил:
— Повернись ко мне спиной!
На спине его я вывел мелом крупными буквами: «Made in Turkey».
Это первый турецкий Гаффар. Когда-нибудь я расскажу о десятом, тысячном, миллионном… Турция, увы, становится страной Гаффаров!!!
Хозяин собаки
Перевод Г. Александрова и К. Глазуновой
Утром на своих воротах я увидел мертвую кошку. На морозе она совсем затвердела, эта кошка с пестрой шкуркой. «Наверное, ребята подвесили», — решил я и, схватив ее за ноги, швырнул в снег.
Вечером между делом я сказал об этом старосте. Он нахмурил брови:
— Недобрая примета, учитель!
Я засмеялся. Какое отношение к добру или злу может иметь дохлая кошка? Проделки ребят… Много ли забав у детей в деревне?..
Через два дня, смотрю, на воротах болтается обглоданная голова козы. Пришли на память слова старосты, но я опять рассмеялся и швырнул эту голову подальше в снег. После обеда я шутливо заметил старосте:
— Мы получили повышение — кошку сменила голова козы.
Староста сверкнул глазами и посмотрел на меня, как мне показалось, с жалостью.
— Не к добру, учитель, дурная примета…
— Ну и что же она предвещает?
— Ей-богу не знаю, но не к добру…
Он не договорил, затаил что-то про себя. Я допытывался, наседал на него, но староста хмурил брови и молчал.
— Все это вздор… — сказал я. — Если мы будем обращать внимание на такие вещи…
Как-то утром выхожу я из дому, а дети толпятся около школы. У ворот растянулся огромный пес.
— Учитель, у ворот собака, мы не можем войти в школу! — кричат они мне.
— А ну, живо в класс! — приказал я. — Деревенские мальчишки, а собаки боитесь! А ну-ка, гоните ее!
— Учитель, но ведь это собака Джемаль-аги…
Джемаль-ага — хозяин деревни. Он питает слабость к лошадям, собакам, спиртным напиткам, еде, картам, ружьям. У него три жены. Несколько дней в неделю он проводит в городе. Я с ним редко встречаюсь. Но знаю, что он не любит учителей.
— Пошел прочь! Поднимайся-ка, хозяйский пес!
Собака будто рассматривает меня, прищурив глаза.
— Пошел прочь!
В ответ послышалось угрожающее рычание.
— Учитель, собака разорвет тебя, ей-богу, не подходи к ней близко!
— Как ее зовут?
— Карабаш, Карабаш… Ты не заставишь его сдвинуться с места… Он ни за что не встанет. Это ведь пес Джемаль-аги…
Я подошел ближе.
— Карабаш! Пошел прочь!
Собака опять зарычала.
— Пошел прочь, говорят! Сейчас я запущу в него камнем!
— Учитель, боже упаси, не бросай камень! Он разорвет тебя на куски!
Карабаш невозмутимо потянулся и не тронулся с места. Видно, шатался где-то всю ночь… Если бы он, как все честные собаки, сторожил добро хозяина, так не находился бы здесь. Не лежат же другие собаки в такое время перед школой!
Я не на шутку рассердился. Попусту растрачивалось драгоценное время.
— Ребята, — сказал я, — сбегайте за хозяином, пусть заберет своего зверя.
— Учитель, Джемаль-ага обрадуется, когда увидит здесь свою собаку. Он ничем не помог, когда строили школу… Его дети учатся в городе, — сказал черноглазый сухопарый мальчик с растрескавшимися губами.
— А ты не можешь прогнать эту собаку?
— Ооооо… Эту собаку даже правительство не сможет прогнать, учитель!
Мальчик сунул свои грязные кулаки в карманы шаровар и протиснулся в середину толпы.
Вот беда! Не человек перед тобой — собака, слов не понимает. Ударишь — набросится, станешь прогонять — зарычит…
— Ребята, неужели нам с ней не справиться?
— Нет, учитель… Она встанет и уйдет, когда захочет…
«Показать бы этому кобелю суку!» — хотел было сказать я, но не решился.
— Позовите сторожа!
Один из мальчиков убежал и вскоре вернулся со сторожем.
— Прогони эту подлюгу подальше! — обратился я к сторожу.
— Что ты говоришь, учитель! — рассмеялся тот в огромные усы. — Уж не спятил ли ты? Да это все равно что сказать: прогони Джемаль-агу… Я со всеми могу найти общий язык, но не с собакой Джемаль-аги. Хозяин скажет, что я оскорбил его собаку, и выгонит меня из сторожей. Не могу, учитель! Хочешь приведу сумасброда Хайдара? Он отчаянный — все может!
Сумасброд Хайдар посмотрел на собаку, потом на меня и поморщился.
— Был бы это дикий кабан, я бы с ним потягался, но с этим псом сделать ничего не могу. Ты — сторож, опора властей! Только ты можешь его прогнать, стреляй из ружья! Зачем тебе его дали? По деревне взад-вперед ходить?
Хайдар засунул руки в карманы шаровар и уставился на нас. Перед школой собралась большая толпа. Мне стало не по себе: казалось, надо мною смеются.
— Али, подойди ко мне! — крикнул я.
Али — самый сильный и смелый мальчик из нашей школы.
— Принеси мне дубину потолще!
Али взглянул на меня и побежал выполнять мою просьбу.
— Учитель, зачем тебе дубина? Ты что, собираешься бить собаку? — раздался ехидный голос из толпы.
— Накличешь беду на свою голову, учитель…
— Ударить Карабаша — все равно что ударить самого Джемаль-агу…
— Мы боимся шикнуть на его курицу!
— Что там шикнуть на курицу! Мимо дома его боимся пройти…
Гнев переполнял меня. Я схватил дубину, которую принес Али, и замахнулся на Карабаша:
— А ну, пошел прочь!
Удар пришелся по голове. Собака взвизгнула, вскочила, оскалила зубы и бросилась бежать. Толпа разделилась на две части. Одни, как только увидели, что я взял в руки дубину, начали расходиться, другие оставались на местах, с любопытством ожидая, что будет дальше, и потихоньку хихикали. Ребята стали бросать камни вслед убегающей собаке.
— Так ее!
— Бей!
Деревня была взбудоражена: учитель ударил собаку Джемаль-аги!
Несколько человек тайком поздравили меня, похвалили за смелость.
Кто-то умудрился привязать к хвосту собаки Джемаль-аги пустые консервные банки. Расплачиваться за это пришлось потом мне.
Я отправился в волость за жалованьем. «Каймакам хочет тебя видеть», — уведомили меня.
— А ну, проходи, собачник!.. — услышал я вместо приветствия, входя к нему.
— А все благодаря вам, — сказал я, не подумав.
Это были мои первые и последние слова. Каймакам был вне себя от гнева:
— То, что ты позволил себе, недостойно учителя! Ты опозорил свою профессию! Учителем может быть тот, кто уважает наши нравы и обычаи. Ты должен считаться с уважаемыми людьми. Деревня Учпынар — это прежде всего Джемаль-ага. Он самый влиятельный человек здесь. Ты не имеешь права посягать на его честь, на его достаток!.. Бросить камень в собаку Джемаль-аги — значит переступить границы дозволенного! И кто осмелился на это? Учитель! Зачем тебе подстрекать крестьян против Джемаль-аги, показывать свое неуважение к нему? Учитель-патриот — это такой учитель, для которого неприкосновенны власть и воля имущих. Как я посмотрю в глаза Джемаль-аге? Теперь он будет говорить: «Начальник, на душе у меня неспокойно, жизнь моя в опасности…» Вот увидишь! Человек, который не думает о том, чтобы держать себя солидно… Короче говоря, тебе нечего делать в деревне Джемаль-аги! В соседней, Кельтепе, нет учителя: прогнали. Я тебя туда назначу.
Я попытался было что-то сказать, но он не стал слушать.
— Знаю, знаю, что начнешь говорить. Много таких видел. Иди, собирай свои пожитки!
…Вот уже пять лет как я не учительствую. Я хочу вернуться к своей работе. Назначили бы меня в деревню, где нет собаки аги…