Лучший способ узнать о новом месте князя Ивана Борисовича Черкасского в дворцовой иерархии — обратиться к документам учета состава Государева двора. От первых лет царствования Михаила Федоровича сохранилась Боярская книга 124-го (1615/16) года[51]. Три года спустя после выборов 121-го (1613) года можно увидеть, как распределились места членов Боярской думы, сформировавшейся в начале правления Михаила Романова. Первенство в Думе оставалось у князей Федора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского (оно подтверждалось их денежными окладами в 700 рублей) и Ивана Васильевича Голицына (с окладом в 500 рублей). Старший брат последнего, князь Василий Васильевич Голицын, возглавлявший посольство под Смоленск к королю Сигизмунду III, удерживался в польском плену, иначе он тоже был бы упомянут в перечне бояр в Боярской книге. Далее шло имя боярина Ивана Никитича Романова (с окладом в 400 рублей) и следом — имя князя Ивана Борисовича Черкасского. Рядом с его именем сохранилась также помета об окладе: «денежной ему оклад в стольниках 200 рублев, а в боярех денежным окладом не верстан»[52]. Боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, князья Куракины, Морозовы, Шереметевы, Лыковы, Салтыковы уступали князю Ивану Борисовичу Черкасскому в «местах», но не в окладах; каждый из них имел оклад от 300 до 500 рублей. Для сравнения оклад боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского, получившего боярство в один день с князем Иваном Борисовичем Черкасским, составлял в это время 400 рублей.
Чем же объяснить, что князь Черкасский даже после трех лет службы не получил боярского оклада? С одной стороны, это может говорить об известной скромности князя, не ставшего сразу после избрания на царство своего двоюродного брата «докучать» ему личными делами. Но с другой — может быть, в этом и не было большой необходимости: царь Михаил Федорович в первые годы своего царствования часто награждал родственников и приближенных разными суммами из казны. Деньги беспрекословно выдавались по царскому слову, и одним из тех, кто получал такие раздачи по именному указу (в соответствии с его окладом в стольниках), был «ближний человек» боярин князь Иван Борисович Черкасский[53].
Придворная жизнь подчинялась давно заведенному этикету. Весь царский год был расписан, и существовал определенный календарь событий, зависящий от круга церковных праздников и постов. Повседневная деятельность состояла из совещаний царя со своими «ближними» людьми в Комнате, как называли царские покои в Московском Кремле. Отсюда другое, встречающееся в источниках название таких советников — «комнатные» люди. Царь и бояре заседали вместе, решая все самые важные дела управления в государстве, обсуждали «посольские дела» — ход дипломатических переговоров с другими странами, ратные назначения и особо важные дела внутреннего управления, связанные с судом, земельной собственностью и налогами. Одновременно во дворце начиная с новолетия 1 сентября праздновали все двунадесятые церковные праздники, особенно Рождество Христово 25 декабря, Богоявление 6 января, Вербное воскресенье и Пасху, Успеньев день 15 августа. В эти и другие дни в царском дворце проводились «столы» — приемы знати, куда приглашали первых бояр или воевод, отличившихся в ратном деле, и где, конечно, обсуждались и текущие дела. Отдельные «столы» бывали у патриархов, а сведения о таких царских и патриарших приемах тщательно фиксировались в так называемых «Дворцовых разрядах». Поэтому именно там сохранились основные сведения о придворной службе боярина князя Ивана Борисовича Черкасского.
В первые годы правления Михаила Романова имя боярина князя Черкасского нечасто можно встретить на страницах разрядов. Но каждый раз это были очень заметные царские «столы» — в Вербное воскресенье или на день царского ангела 12 июля. Конечно, боярин князь Иван Борисович Черкасский бывал и на других приемах в Кремле, но тогда он находился среди прочих бояр, и его имя как главного царского гостя не упоминалось. Царский «стол» в Вербное воскресенье следовал за особо важной церемонией, связанной с выходами царя и «шествием на осляти». Патриарх или патриарший местоблюститель восседали на «осляти» (низкорослой лошади), символизируя Вход Господень в Иерусалим, рядом шел московский царь, а за ним следовал первый боярин, и это было самое явное свидетельство первенства в царском окружении. После такого шествия было вполне очевидно, кто играет главную роль в окружении царя и пользуется его наибольшим благоволением. К сожалению, сведений о боярах, участвовавших в этой церемонии в начале царствования Михаила Романова, в разрядах нет. Однако приглашение на царский «стол» в Вербное воскресенье может рассматриваться как косвенное свидетельство участия бояр в шествии. Даже когда главным за царским «столом», как в Светлое воскресенье 1617 года, оказывался глава Думы князь Федор Иванович Мстиславский, царь Михаил Федорович находил возможность почтить друга. Князь Иван Борисович Черкасский был главным гостем царя уже через день, 22 апреля, «на Светлой неделе во вторник, в Новодевичьем монастыре». На свой день ангела 12 июля царь Михаил Федорович тоже хотел видеть именно «ближних» людей и среди них князя Ивана Борисовича.
Из других царских приемов выделяются «столы» во время царских походов на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Дважды в год — к 5 июля (обретение мощей) и 25 сентября на память Сергия Радонежского в Троице-Сергиев монастырь — отправлялись царские «поезда», куда входили ближайшие родственники и двор. Обычно такие походы предшествовали принятию очень важных решений «по благословению Сергия», поэтому рядом с царем всегда были его первые советники. Одно из первых упоминаний боярина князя Ивана Борисовича Черкасского при дворе юного царя Михаила Романова относится к такому богомолью — «Троицкому походу, осеннему» 1614 года, когда «у государя в Воздвиженском бояре ели»: князь Иван Борисович Черкасский и боярин Федор Иванович Шереметев. Впрочем, свое настоящее первенство при дворе они, как уже говорилось, получат чуть позже, после возвращения из польского плена царского отца митрополита Филарета.
Особое значение имели торжественные встречи и проводы послов в Золотой палате в Кремле. Они тоже могут многое сказать о положении бояр при дворе царя Михаила Федоровича. Князь Иван Борисович Черкасский упоминался на приеме в честь английского посла Уильяма Меррика 14 апреля 1616 года. При его посредничестве велись важные переговоры со шведами о возвращении Новгорода Великого, завершившиеся вскоре Столбовским мирным договором. Встречал посла официально первенствовавший в Думе боярин князь Федор Иванович Мстиславский, а у князя Ивана Борисовича Черкасского вместе с молодыми боярами и первыми «неофициальными» приближенными царя князем Афанасием Васильевичем Лобановым-Ростовским и Борисом Михайловичем Салтыковым было особое назначение — они «за поставцом сидели, в приказе», то есть распоряжались отпуском «кушаньев» и напитков к царскому «столу». Интерес в этой записи представляет совместная служба князя Ивана Борисовича Черкасского с двумя негласными правителями государства, принадлежавшими к клану матери царя инокини Марфы, причем князь Черкасский был назван первым в этом триумвирате.
Возвышение князя Ивана Борисовича Черкасского стало заметным, когда его участие в придворных церемониях начали оговаривать в источниках отдельно. Например, как это было во время приема персидских послов 18 ноября 1617 года. В записи разрядной книги говорилось: «А при послех сидели в полате, от государя по левую сторону, бояре князь Федор Иванович Мстиславской с товарищи, в золоте; а по правую сторону от государя сидели, поотделясь от царя Касимовского, бояре князь Иван Борисович Черкасской с товарищи, и околничие, и столники и дворяне московские, в золоте». Судя по этой записи, боярин князь Иван Борисович во время посольского приема возглавлял весь Государев двор и находился даже с более почетной, правой стороны, чем боярин князь Федор Иванович Мстиславский с другими членами Думы. Помогло участие в церемонии Чингисида на русской службе, касимовского царя Араслана Алеевича, что подчеркивало высокий статус царя Михаила Федоровича. На некотором отдалении от касимовского царя (его царство, конечно, имело номинальное значение) и стоял князь Иван Борисович Черкасский.
Главная боярская служба состояла в участии в управлении Московским царством. Все бояре участвовали в Земских соборах, рассматривая вопросы войны и мира, принимая решения о сборах новых налогов для наполнения казны государства. Известен, например, состоявшийся при участии князя Ивана Борисовича Черкасского Земский собор 1616 года. На нем обсуждались условия заключения договора со шведами. Однако о влиянии на выработку решений того или иного боярина по существующим источникам нельзя сказать ничего определенного. Никаких протоколов думских заседаний не велось, а о состоявшихся решениях Боярской думы можно судить только по общим пометам на делах: «царь и бояре приговорили» или по «боярскому приговору». Другое дело, когда бояре получали в управление приказы; тогда в архивном делопроизводстве можно найти немало сведений об их деятельности. Более того, сам характер таких назначений, их значимость в делах управления позволяют уверенно судить о «силе» царских «ближних людей».
Первые назначения «в приказ» у князя Ивана Борисовича Черкасского произошли в 1617–1618 годах. И его служба сразу стала очень заметной: князю Черкасскому было поручено решение самых сложных, «застарелых» проблем, связанных с выдачей льготных, «тарханных», грамот. 16 июня 1617 года по городам был разослан царский указ о полной отмене жалованных тарханных грамот и о взимании таможенных пошлин в казну без учета прежних льгот. По боярскому приговору все такие льготные грамоты прежних лет должны были отсылаться в Москву, а собирать их должна была особая комиссия во главе с князем Иваном Борисовичем Черкасским и думным дьяком Петром Третьяковым, возглавлявшим Посольский приказ. Всё это серьезно подрывало один из важных устоев управления Московского царства. Льгота была наградой за заслуги перед великими князьями и царями, и так просто с ними, конечно, никто не хотел расставаться. Исследователь сюжета отмены «тарханов» историк Степан Борисович Веселовский осторожно замечал: «…есть основание думать, что эта комиссия не достигла своей цели — грамоты на беспошлинную торговлю едва ли были уничтожены или присланы в Москву и не подверглись пересмотру. Есть много указаний на то, что тарханщики по прежнему торговали беспошлинно, представляя в таможнях свои грамоты». Следователь