Открывая боярские списки 1620-х годов, можно увидеть, что имя князя Ивана Борисовича Черкасского стояло не на первом, а на втором месте. А кто же тогда был впереди? На первом месте писалось имя царского дяди Ивана Никитича Романова, того самого, с кем некогда князь Иван Борисович разделил годуновскую ссылку. Записью имени во главе боярских списков царскому дяде был выказан полный почет и уважение: ведь он лет на десять начал служить раньше в стольниках, чем князь Иван Борисович Черкасский. Пережив опалу Годунова, Иван Никитич Романов стал боярином уже в 1605 году. Но «грех» 1613 года и опасность выстраивания вокруг близкого царского родственника своеобразной «оппозиции» (весьма условное слово применительно к политической борьбе Московского царства) тоже оставались. Сам Иван Никитич не давал никакого повода к таким подозрениям в собственной нелояльности: он участвовал в главных дворцовых церемониях, выступал душеприказчиком или послухом в частных боярских делах, но фактически всё равно был отодвинут от текущего управления.
Положение первого боярина перешло к князю Ивану Борисовичу Черкасскому. Патриарх Филарет немедленно по возвращении в Москву стал явно опекать своего родственника. Показательно, как с этого времени быстро увеличились земельные владения князя Черкасского. 9 декабря 1619 года князь Иван Борисович получил жалованную грамоту на крупную вотчину в Нижегородском уезде — село Ворсму, ранее принадлежавшую не кому иному, как Кузьме Минину. После смерти Минина в 1616 году эти земли были взяты в казну и оказались в дворцовых землях, а затем их получил в поместье боярин князь Иван Борисович Черкасский. 4 апреля 1617 года ему была выдана ввозная грамота на село Ворсму, с деревнями и пустошами, бывшими, по словам грамоты, «за думным нашим дворянином за Кузмою Мининым». И только после пожалования князю Черкасскому села Ворсма из поместья в вотчину оно в силу своего вечного наследственного статуса могло стать основой земельных владений князей Черкасских. 29 мая 1620 года еще раз был увеличен денежный боярский оклад князя Ивана Борисовича, достигший 600 рублей[66]. Деньги за службу выплачивались боярину князю Черкасскому из доходов богатой Устюжской четверти, собиравшей налоги с Поморья. И далее в 1620-х годах князь получал еще новые земельные пожалования: на нижегородское село Павлов Острог и суздальское Лежнево «за многие службы и терпенье» и «за многие службы и раденье» царю Михаилу Романову. В выданной около 1625 года жалованной грамоте боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому на село Павлово (документ сохранился с утратами и без точной даты) подробно сказано об испытаниях, пережитых им в годы годуновской опалы. В грамоте от имени царя и патриарха подчеркивалось, что отец Ивана Борисовича князь Борис Канбулатович Черкасский, мать княгиня Марфа Никитична Черкасская и он сам пострадали «за нас». Князь Иван Борисович Черкасский лишился во время опалы жалованья, поместий и вотчин, а всё его имущество («животы и рухледь всякая») было распродано «без остатка», а земли разорены «до основания». «И с того розоренья, — писали в жалованной грамоте, — он болярин наш князь Иван Борисович был в великой скудости и в долгу»[67]. Как видим, патриарх Филарет помнил о страданиях и стойкости в опале племянника и стремился вознаградить его за понесенные потери.
Князь Иван Борисович вернулся к управлению в Приказ приказных дел, «что на сильных людей челом бьют» (вместе с другим боярином князем Данилой Ивановичем Мезецким) летом 1619 года. Только теперь это был приказ, созданный по решению Земского собора, и, следовательно, он имел еще большие полномочия, чем ранее. Суть сыска о спорах с «сильными людьми» отвечала общим требованиям справедливости в решении судебных дел, а назначение князя Черкасского говорит о доверии к нему не только царя и патриарха, но и представителей уездных и городских чинов — дворян и детей боярских, посадских людей, служилых людей «по прибору» — стрельцов, пушкарей и казаков. Делопроизводство приказа практически не сохранилось, да и управлял им боярин князь Иван Борисович Черкасский опять недолго, примерно до 1620 года. Хотя известно, что приказ рассматривал дела членов Думы, например, боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. Участниками пересматривавшихся дел выступали мелкие помещики, а однажды разбиралась даже тяжба некого портного мастера с родным братом «стряпчего с ключом» Ивана Ивановича Чемоданова. Память о деятельности первых судей Приказа приказных дел осталась долгая и добрая. Даже двадцать лет спустя дворяне и дети боярские вспоминали в своей коллективной челобитной, «а как де бояре по сто дватцать осмой год (1620-й. — В. К.) в полате сидели, и им о своих обидах и о всяких делех бити челом было незаборонно»[68].
В начале 1620-х годов князь Иван Борисович Черкасский был поставлен во главе целого ряда важнейших приказов — Аптекарского, Поместного, Большой казны, Стрелецкого, Иноземского (Панского), составлявших ядро управления в Московском царстве. Сосредоточение под началом одного боярина дел о денежной казне, распределении земельной собственности, охране царя и его здоровья с тех пор стало повторяться и каждый раз становилось верным признаком появления своеобразного «премьер-министра» при царе[69]. Конечно, приказы — это еще не более поздние министерства, их деятельность сравнивать не приходится, поэтому статус такого «премьерства» лучше обозначается термином эпохи — «ближний человек».
Новые назначения боярина князя Ивана Борисовича Черкасского главой разных приказов стали продолжением наметившейся тенденции передачи власти от родственников царской матери инокини Марфы к другим «ближним людям» Романовых. Фавориты первых лет правления царя Михаила Романова братья Салтыковы сосредоточили в своих руках дворцовое управление. Даже патриарх Филарет до поры не стал менять этот порядок, и боярин Борис Михайлович Салтыков остался во главе Дворцового приказа до своей опалы в середине 1620-х годов. Но младший брат кравчий Михаил Михайлович Салтыков был отставлен от руководства Оружейной палатой, где остались управлять дьяки. Пришлось ему уступить боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому и руководство Аптекарским приказом. Важность «Аптеки» состояла в наблюдении за лечением самого царя, членов Думы и двора. Иноземные доктора назначались в армию, лечили раны, полученные в боях, участвовали в осмотрах дворян при решении вопросов об отставке со службы. В подчинении приказа были садовники и огородники, занятые сбором лечебных трав. Кроме «травников», Аптекарскому приказу подчинялись иконники. Помощник сначала Салтыкова, а потом князя Черкасского подьячий Вьялица Потемкин был одновременно судьей Иконного приказа (он в итоге прослужил в Аптекарском приказе четверть века, и большинство этого срока под началом князя Черкасского).
Другие перемены в приказном управлении коснулись Поместного приказа. Вопреки обычному порядку в самом конце 1620 года управление в нем было передано от дьяков к боярской коллегии во главе с князем Иваном Борисовичем Черкасским и князем Алексеем Михайловичем Львовым. Конечно, такие назначения случались и раньше, но последний раз это было сделано самозваным царем Лжедмитрием I в 1605 году, когда во главе Поместного приказа был поставлен боярин Петр Никитич Шереметев. Судя по неудаче с пересмотром жалованных грамот, рассмотрение поместных дел не слишком хорошо давалось князю Черкасскому. Во главе приказа он оставался всего год, но это было важное время составления и приема дозорных книг, впервые после Смуты дававших представление о сохранившемся земельном фонде, количестве населенных владений, обрабатываемой земли и угодий. Работа оказалась незавершенной, дозоры проводились избирательно, коснулись только ряда уездов в государстве. Многое зависело от добросовестности дозорщиков, опиравшихся на сведения, получаемые от приказчиков и управляющих вотчин и поместий. А те стремились занизить «налоговую базу», неверно указывая количество земли и крестьян, живущих за тем или иным владельцем.
Время князя Ивана Борисовича Черкасского во главе Поместного приказа больше запомнилось переменами в составе дьяков. При нем перестали служить в приказе дьяки Герасим Мартемьянов (впервые упомянут дьяком Поместного приказа в 1605 году) и Николай Новокщенов (его «стаж» отсчитывался от царствования Василия Шуйского). Дьяк Герасим Мартемьянов служил сначала в Первом, а потом и во Втором земских ополчениях в 1611–1612 годах. Оба опытных дьяка были незаменимы во времена сыска окладов и сведений о раздачах поместных придач за службу, осуществленного в начале царствования Михаила Федоровича. Николай Новокщенов незадолго до назначения в приказ князя Черкасского получил даже чин думного дьяка. Но в 1620-х годах требовалось уже другое — приведение в порядок всего земельного фонда — главного достояния, обеспечивавшего благополучие и службу всех дворян.
Одним из примеров деятельности боярина князя Черкасского во главе Поместного приказа может служить дело стольников князей Семена и Матвея Прозоровских о полученных ими вотчинах в Ярославском уезде «при боярах» в 120-м (1611/12) году. 4 мая 1621 года была выдана грамота, где эти земли передавались другому человеку. Оказалось, что вотчиной распорядился по своему усмотрению один из воевод Первого ополчения Ивашка Заруцкий, «дружа» князьям Прозоровским и «поверя их ложному челобитью». Судьи Поместного приказа приказали провести «обыск» об этих землях, обмерить их, выделить землю новому владельцу в его оклад, а оставшиеся поместья отписать в казну. Доверия к тому, что всё будет сделано по справедливости, в Поместном приказе не было. Поэтому в указной грамоте воеводе специально оговаривалось, чтобы губной староста «велел мерить прямо, в правду», грозя ему опалой и казнью. И в подтверждение своих слов из приказа послали «сажень мерную», запечатав ее печатью дьяка Поместного приказа