[85].
Французский протестант Жак Руссель искусно использовал ненависть патриарха Филарета к польскому королю Сигизмунду III и католикам. При его посредничестве и участии «ближнего человека» боярина князя Черкасского было получено согласие на возможное избрание короля Густава Адольфа в короли Речи Посполитой. Когда столь необходимый для наступательной политики на Речь Посполитую договор со Швецией был практически подготовлен, умер польский король Сигизмунд III. «Бескоролевье» в Польше заставило форсировать события и, не дожидаясь заключения нового договора с Швецией, вступить в войну за Смоленск (еще до окончания срока Деулинского перемирия). Однако все расчеты на поддержку со стороны Швеции рухнули с гибелью короля Густава Адольфа в ноябре 1632 года. Русская сторона осталась один на один с серьезным противником, быстро решившим свои внутренние дела и передавшим польский трон новому королю Владиславу IV — бывшему претенденту на московскую корону.
Смоленская война 1632–1634 годов, вопреки ожиданиям и надеждам на скорый реванш, стала потрясением для Русского государства. Она показала, что в Москве неверно оценивали силы противника и свои военные возможности. 1 октября 1633 года, примерно через год после начала войны, ее главный инициатор патриарх Филарет ушел из жизни. Боярская дума во главе с боярином князем Иваном Борисовичем Черкасским вынуждена была решать, что делать с армией, утратившей преимущества первых побед во время внезапного наступления и увязшей после этого в зимней войне и осаде Смоленской крепости. В середине февраля 1634 года боярин Михаил Борисович Шеин и другие воеводы под давлением войск короля Владислава IV вынуждены были заключить с ним договор и пойти на унизительное отступление от Смоленска. Они сдали артиллерию и земно кланялись восседавшему на коне победителю королю Владиславу IV, положив перед ним свои знамена. После такого умаления царской чести бояре припомнили бесславно возвратившемуся в Москву воеводе Шеину надменное поведение при отправке в поход. Была назначена комиссия во главе с боярином князем Иваном Ивановичем Шуйским. 18 апреля 1634 года царь и бояре «приговорили» «казнити смертью» главных воевод тяжелой и неудачной Смоленской войны «за их воровство и измену». Это была первая и единственная казнь членов Боярской думы за всё время правления царя Михаила Федоровича…
Символично, что последней по времени заметной дипломатической службой князя Ивана Борисовича Черкасского стало участие в подтверждении Поляновского мирного договора с Речью Посполитой 1634 года. Боярин князь Черкасский участвовал в торжественном приеме польско-литовских послов Александра Песочинского «с товарищи», приехавших в Москву для подтверждения мирного договора 19 марта 1635 года. Как сказано в записи разрядной книги о целовании царем Михаилом Федоровичем креста «о мирном поставленье», во время этой церемонии «шапку царскую с государя снимал и держал боярин князь Иван Борисович Черкасский»[86].
Постоянно находившийся рядом с царем, занятый делами Боярской думы в столице, князь Иван Борисович почти не получал ратных назначений. Но его призывали каждый раз, когда требовались какие-то чрезвычайные усилия по защите государства. Началось это с памятного отражения похода королевича Владислава в 1618 году и повторилось двадцать лет спустя в связи с полным разворотом московской политики на восток из-за неудачи Смоленской войны. В 1638 году было продолжено строительство Засечной черты, защищавшей Московское государство от крымских набегов. И во главе этого грандиозного военно-инженерного дела был поставлен боярин князь Иван Борисович Черкасский, назначенный главнокомандующим армией в Туле. Знакомство с описями архива Разрядного приказа показывает, что именно эти две даты — 127-й (1618) и 146-й (1637/38) годы — содержат больше всего упоминаний о военных делах, связанных с главою Думы боярином князем Черкасским[87].
Разрядная книга 1637/38 года была обнаружена и опубликована известным исследователем архивных документов XVII века историком Виктором Ивановичем Бугановым только в 1983 году. Издание было ротапринтным и малотиражным и осталось известным лишь специалистам по этому периоду истории России. Разряд «146-го (1637/38) года» сохранил сведения об одном из самых грандиозных предприятий всего царствования Михаила Федоровича, — возобновлении и строительстве новых укреплений Засечной черты.
Засека представляла собой широкий лесной завал, устраивавшийся сплошной полосой на многих верстах. Где было возможно, использовался рельеф местности — глубокие овраги, реки, препятствовавшие проходу конницы. На засеках строились сторожевые башни и организовывалась постоянная пограничная служба. Первые засечные укрепления XVI века позволили организовать защиту от набегов крымцев и ногайцев, перекрыв им главные пути прохода к Оке, естественным барьером прикрывавшей Москву. В 1630-х годах Засечная черта сдвинулась дальше на юг. Оборона Московского царства была организована по «летописным» рекам — Северскому Донцу, Осколу и Дону, памятным еще войнами князей Древней Руси с половцами и татарами. Линия засек начиналась в Калужской земле около Козельска и шла через тульские и рязанские города Белев и Одоев к Туле, далее к Рязани — Ряжску — Шацку, новопостроенным городам Тамбову и Козлову. Строительство Засечной черты, продолженное и во второй половине XVII века, имело целью перекрытие всех главных путей татарских набегов: Ногайского, Калмиусского, Изюмского и Муравского шляхов.
Крымский «фактор» сказался уже в годы Смоленской войны, когда по договору с польскими сенаторами крымцы ударили в тыл Московскому государству и «смерчем» прошлись по оставленным поместьям служилых людей, воевавших под Смоленском. Опасности таких набегов усилились после захвата донскими казаками Азова в 1636 году. Уже в следующем году крымские войска во главе с царевичем Сафат-Гиреем совершили «карательный» поход и разорили Новосиль со всем уездом и близлежащими местами. Новая «большая война» и приход с войском крымского царя ожидались в 1638 году. Становилось очевидно, что надо было решать «крымскую проблему». Пока, правда, речь шла только об обороне, а не о наступательной политике.
Весной 1638 года боярин князь Иван Борисович Черкасский был поставлен во главе Тульского разряда. Его ставка находилась в Туле, а в соседних городах ему в помощь были приданы войска во главе с другими боярами, окольничими и членами Двора — князем Иваном Андреевичем Голицыным в Одоеве, Иваном Петровичем Шереметевым в Крапивне, князем Дмитрием Михайловичем Пожарским в Переславле-Рязанском, князем Михаилом Петровичем Пронским в Мценске. В наказе, выданном князю Ивану Борисовичу Черкасскому, говорилось о задачах строительства Засечной черты. Воеводы должны были осмотреть старые засеки и устроить места сбора войска «с конными и с пешими и с нарядом (артиллерией. — В. К.)». Для этого надо было построить новые остроги, «чтоб… ис тех острогов на засеках… государевым делом промышлять безстрашно и надежно».
Однако мало было построить укрепления, надо было еще организовать сторожевую и станичную службу, позволявшую сдерживать и упреждать внезапные приходы врага для грабежа южных и юго-восточных уездов Русского государства. Создание новой границы, строительство городов, мобилизация служилого населения в пограничные гарнизоны и уезды — всё это было поручено князю Ивану Борисовичу Черкасскому и подчиненным ему боярам и воеводам: «…то свое государское и земское великое дело государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии положил на нем, боярине Иване Борисовиче, и на всех боярех и воеводех»[88]. Упоминание не просто «государева», но еще и «земского» дела — явное указание на решение одного из земских соборов конца 1630-х годов.
Отсутствие в Москве главы Боярской думы князя Ивана Борисовича Черкасского и других бояр, конечно, сказалось на управлении государством. Царю Михаилу Федоровичу в 1638 году пришлось письменно спрашивать мнение своих бояр по главным делам царства. Снова дало о себе знать беспокойное польско-литовское направление; в отношениях с соседями, несмотря на договоренности, по-прежнему не удавалось устранить проблему «умаления» царских титулов Михаила Федоровича, связанную с намеренными пропусками и сокращениями в титулатуре царя. С этим столкнулся посол к королю Владиславу IV окольничий Степан Матвеевич Проестев. По его возвращении всем боярам был направлен запрос от имени царя, что они думают по поводу действий дипломатов Речи Посполитой, «что их мысль»?
Ответ боярина князя Ивана Борисовича Черкасского был опубликован Сергеем Михайловичем Соловьевым. Как глава всей рати, князь Черкасский организовал сбор отдельных мнений членов Боярской думы, находившихся в войсках. Каждому из бояр и окольничих была отослана «выписка с ответного письма панов радных» с обращением, «чтоб они подумали об этом и мысль свою отписали». «И я, холоп твой Ивашка с товарищами, — писал царю Михаилу Федоровичу князь Иван Борисович о присланном для сведения дипломатическом документе, — думали о начальном, большом деле, о твоем государском титуле, о том, какое наказание сделано Потоцкому и дьячку: паны написали неправдою, вопреки своему сеймовому последнему приговору; когда были у тебя королевские посланники, то клали перед боярами книгу печатную своего сейма, и в ней написано: кто станет после этого сейма писать твое государево имя с умаленьем, того казнить смертью; а теперь написали малое наказанье». То есть бояре во главе с князем Иваном Борисовичем Черкасским обращали внимание на прямые нарушения обещаний дипломатов Речи Посполитой казнить смертью за намеренное искажение царского титула.
Заочно, через боярина князя Ивана Борисовича Черкасского, царь обсуждал с боярами и другие важные вопросы: о «союзе польском против крымцев», «межевом деле». Однако бояре склонны были по большей части отдать всё на усмотрение государя, подтверждая, что готовы стоять «за царскую честь». Лучше всего в письме князю Черкасскому об этом написал другой боярин, князь Дмитрий Михайлович Пожарский: «Мне, князь Иван Борисович, одному как свою мысль отписать? прежде всего нужно оберегать госуд