Склонность к компромиссам, учету разных мнений, конечно, может трактоваться по-разному, а для иных политиков это совершенно недопустимая слабость! Бояре в ближнем окружении царя Михаила Федоровича умели проявлять твердость, а то и жестокость, отстаивать свои права «сильных людей», угнетать слабых и беззащитных, да и просто пользоваться своим положением для обогащения. Избежал ли такого соблазна князь Иван Борисович Черкасский? По характеристике историка Сергея Владимировича Бахрушина, князь Иван Борисович был человеком «тактичным и умным». Несмотря на большую власть, сосредоточенную им в своих руках, отзывов о нем «как о правителе» почти нет. «По-видимому, это умолчание, — говорил историк, — следует объяснять деловитостью князя Ивана Борисовича; он не давал повода для сплетен»[98]. Как говорилось, он не сразу получил свой боярский денежный оклад, а выслужил его в «осадное сиденье» королевича Владислава 1618 года. Его основные земельные приобретения тоже пришлись на время начала 1620-х годов, и их получение также было связано с наградой за заслуги давнего времени. Пожалования князя Черкасского стали «компенсацией» земель и имущества, потерянного после опалы царя Бориса Годунова.
Можно обратить внимание еще на одну деталь, говорящую об известной «щепетильности» главы Думы. Земельный фонд по итогам Смуты оказался «распределен» полностью — где справедливо, где не очень. Особенно много злоупотреблений было при раздаче дворцовых и черносошных земель: ведь там ранее не было помещиков. Свою главную вотчину, село Ворсма в Нижегородском уезде, князь Иван Борисович Черкасский получил из «выморочных» земель Кузьмы Минина. Правда, еще ранее эти земли и были как раз дворцовыми, пожалованными Кузьме Минину за заслуги 1612 года. Когда спустя несколько лет, в 1616 году, Кузьма Минин умер, у него остались вдова и сын. При распределении поместий обычно для обеспечения семьи выделялись только вдовий «прожиток» и доля отцовских владений, переходившая сыновьям, служившим вместо своих отцов. Большое поместье, пожалованное думному дворянину Кузьме Минину, не могло перейти к сыну, имевшему более скромный поместный оклад, к тому же, как все помнили, происходившему из посадских людей. Другое дело — боярин князь Иван Борисович Черкасский. Он не только получил это поместье (не ущемляя права других собственников), но и немедленно добился в октябре 1617 года нового дозора своего поместья. Для характеристики взаимоотношений боярина и царя челобитная об этом дозоре весьма примечательна и показывает, что даже один из первых бояр и «ближних людей» царя Михаила Федоровича обязан был соблюдать этикет в своих обращениях к царю. Как и все другие служилые люди, царю бил челом «холоп твой Ивашко Черкаской»[99].
Еще раз «наследство» Кузьмы Минина перешло к князю Ивану Борисовичу Черкасскому в 1633 году. Бывшая невеста царя Мария Хлопова жила в Нижнем Новгороде на прежнем дворе Кузьмы Минина. После ее смерти двор был пожалован боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому и его двоюродному брату князю Якову Куденетовичу Черкасскому. К этому времени Ворсма стала уже вотчиной князей Черкасских, поэтому двор, некогда принадлежавший Кузьме Минину, понадобился «на приезд» в город для разных дел крестьян и приказных людей[100]. И другие земельные владения Кузьмы Минина оказались также у князя Якова Куденетовича Черкасского, ставшего со временем наследником князя Ивана Борисовича. Правда, ему не удалось снискать славы своего старшего родственника.
Главными советниками в окружении первых царей из династии Романовых окажутся представители других родов. Но традиция власти «ближних людей», вернувшаяся в Московском царстве при царе Михаиле Федоровиче, больше никуда не исчезала.
Часть втораяВеликий боярин Борис Иванович Морозов
Имя боярина Бориса Ивановича Морозова — символ свергнутого в московском мятеже 1648 года ненавистного «боярского правительства». Известно, что он был воспитателем, «дядькой» царевича Алексея Михайловича, и породнился с царской семьей, взяв в жены сестру царицы Марии Ильиничны Милославской. Сейчас можно встретить упоминание о боярине Морозове как об «олигархе всея Руси», но такое представление далеко от реалий эпохи XVII века.
Проследим биографию Бориса Морозова от того момента, когда он в качестве «комнатного стольника» появился во дворце вместе с юным царем Михаилом Романовым в 1613 году, до времен его возвышения и падения во времена московского бунта 1648 года. И далее, когда боярин Морозов возглавлял Боярскую думу (с 1651 года вплоть до смерти в 1661 году его имя стояло в самом начале боярских списков) и принимал участие в делах «теневого правительства» царя Алексея Михайловича. На эти годы пришлись важнейшие события, связанные с договором о приеме Войска Запорожского под «высокую царскую руку» и начатой в 1654 году Русско-польской войной, когда боярин Борис Иванович Морозов стал первым «дворовым воеводой». Не было ни одного важного вопроса в деятельности Русского государства, где бы боярин Морозов не участвовал в обсуждении или принятии решений.
Почти полвека стольник, а потом боярин Борис Иванович Морозов находился на первых местах при дворе русских царей, и это, конечно, большой срок. Однако его участие во многих делах не столь явно и заметно, за исключением короткого трехлетия в самом начале царствования Алексея Михайловича. Всё остальное время этот царедворец по большей части находился рядом с царями и царевичами в Кремле. Боярин Морозов участвовал в придворных церемониях, царских «выходах» и походах, приближал «своих» людей, родственников и «приятелей», оттесняя «чужих». Вся эта «ткань» взаимоотношений придворных давно «истлела», и теперь с большим трудом приходится восстанавливать ее рисунок.
Благодаря сохранившимся архивам управления огромными вотчинами боярина Бориса Ивановича Морозова значительно лучше оказалась исследованной его хозяйственная деятельность. Из распоряжений боярина приказчикам можно узнать, как он вникал во все тонкости управления своими вотчинами и взимания денежных и натуральных доходов. Впервые эти источники обнаружил и начал изучать еще Иван Егорович Забелин, написавший о них в статье «Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве. (XVII век)», опубликованной в 1871 году в журнале «Вестник Европы»[101]. Потом прекрасно сохранившийся архив хозяйственных документов боярина Морозова публиковали и подробно исследовали в советской историографии[102]. В этих документах виден властный человек, опытной рукой управлявшийся с сотней разнообразных дел. Может быть, именно там стоит поискать ключи к пониманию совершенно закрытых людей Московского царства, ведь прямая речь, от себя, без использования этикетных формулировок в приказных документах передавалась очень редко. Впрочем, обычные источники по политической истории, связанные с принятием законов, обсуждением международных дел, повседневным управлением приказами, тоже содержат важный биографический материал и пока еще далеко не исчерпаны.
«Комнатный стольник»
Секрет появления при дворе в 1613 году братьев Бориса и Глеба Ивановичей Морозовых, сразу пожалованных в «комнатные стольники», очевиден и прост. Происходя из старобоярского рода Морозовых, они были однородцами матери царя Марфы Ивановны, урожденной Шестовой, и новых правителей царства братьев Салтыковых, выдвинувшихся в первые годы царствования Михаила Федоровича. Более того, род Морозовых был записан в Государеве родословце середины XVI века на почетном месте сразу же после Сабуровых и Годуновых. Видную роль в событиях 1613 года сыграл боярин Василий Петрович Морозов, стоявший во главе правительства земского Совета «всея земли» и объявлявший народу об избрании царя Михаила Федоровича.
Род Морозовых пережил трагедию во времена царя Ивана Грозного. Родной дед Бориса Ивановича Морозова боярин Михаил Яковлевич Морозов долго находился в приближении первого русского царя и стал окольничим уже в 1549 году, он участвовал во взятии Казани и ливонских походах. После введения опричнины остался в земщине. Царь Иван Грозный не доверял ему и при назначении юрьевским наместником даже держал жену и детей в «закладе», боясь бегства боярина в Литву. Окончательный разрыв с царем произошел после неудачной обороны Москвы от нашествия Девлет-Гирея в 1571 году. Иван Грозный расправился с воеводами, «виноватыми» в сожжении Москвы войсками крымского царя, несмотря на последовавшую победу русских войск во главе с князем Иваном Михайловичем Воротынским в битве при Молодях 1572 года. В «деле» князя Воротынского пострадали и другие воеводы, ранее воевавшие под его началом. Боярина Михаила Яковлевича Морозова казнили вместе с двумя старшими сыновьями — Иваном и Федором. Об этой казни написал Андрей Курбский: «…аки в восмидесяти летех, с младенцем и со другими юнейшими, ему же имя забытых, и со женою его Евдокиею, яже была дщерь князя Дмитрея Бельского»[103].
Из-за казни боярина Морозова и его сыновей, которые, как заметил Степан Борисович Веселовский, в родословных книгах упоминаются без потомства (но и не сказано, что они были бездетными), история происхождения братьев Бориса и Глеба Морозовых оказалась запутанной. Их отцом считается младший сын казненного боярина Иван Михайлович Меньшой, встречающийся в источниках с прозвищем Глухой. Часто подобные прозвища действительно обозначали физический недостаток, может быть, он и спас эту ветвь рода бояр Морозовых от полного уничтожения. Упоминание князя Курбского о казни «младенцев» в роду Морозовых можно понять не только как фигуру речи. Ведь первый и единственный раз Иван Михайлович Меньшой Морозов был упомянут в боярских списках с чином стольника только спустя шестнадцать лет после казни отца в 1588/89 году. Иван Михайлович Морозов далеко по службе не продвинулся и боярином, как его отец, не стал.