[138]. Толпа, собравшаяся в Кремль в мятежные дни начала лета 1648 года, требовала выдачи Морозова и его слуг именно с этого боярского двора…
Мятеж 1648 года
Почему боярин Морозов стал так ненавистен за короткие два-три года своей полной власти и влияния на дела и всё закончилось открытым протестом, вылившимся в давление на царя Алексея Михайловича, погромами дворов бояр и дьяков и даже расправой над обвиненными во взяточничестве приказными?
Разобраться в событиях 1648 года помогает «челобитная мира» — документ сложно поддающийся источниковедческой обработке, но тем не менее вполне достоверный. Сначала он был известен в переводах и долгое время так и цитировался в трудах историков, пока в 1930-х годах не был найден и опубликован аутентичный текст. Правда, довоенное чешское издание с публикацией «челобитной мира», сделанной оказавшимся в эмиграции историком Мстиславом Вячеславовичем Шахматовым, еще долгое время было недоступно для исследования на родине.
Обращение к тексту челобитной 1648 года показывает, что боярин Борис Иванович Морозов нарушил своими действиями основы общего порядка власти и управления в Московском царстве. «А всему великому мздоиманью Москва корень, — кричали на площадях. — На Москве продадут власть, а мирским людям от приказных людей чинится напасть». Персонификация власти и пресловутое «самодержавие» в середине XVII века не означали безраздельной тирании царя и его бояр. Царь был заступник всех подданных, к нему обращались в челобитных даже по самым мельчайшим делам, которые ни при каких обстоятельствах не дошли бы до царского рассмотрения. Бояре тоже были далеко не восточными «визирями», им отдавали должное в силу их аристократического происхождения, но Смута поколебала устойчивость такого родословного отбора в Думу; «бояр Московского государства» даже избирали «всей землей». «Царь и бояре приговорили» стало формулой введения новых указов и положений, обязательных во всем государстве. Но это налагало и определенную ответственность на бояр, которым передавалось от «Земли» право текущего участия в делах вместе с царем. Когда требовалось решить более важные дела, созывались земские соборы, представлявшие разные чины и территории государства. Называть их «парламентом» историки отказываются, соборы не были рассчитаны на устойчивую и постоянную работу. И всё равно они стали незаменимыми для устранения накапливавшихся проблем и противоречий в делах власти и управления.
Земский собор помог справиться и с московским бунтом, или «гилем», летом 1648 года. Но сначала столица прошла через настоящее восстание, целью которого было свержение «правительства» боярина Бориса Ивановича Морозова. К этому времени с его именем ассоциировались не перемены и реформы (хотя они тоже были), а безмерное воровство в приказах. «Фасадом» краткого правления морозовского «правительства» стали упоминавшиеся изменения в налоге на соль — один из первых заметных указов после вступления на престол царя Алексея Михайловича. Отвлекаясь от последствий «соляной реформы», приведшей к «бунташным» временам, можно разобрать эту идею с точки зрения экономических нововведений и увидеть, что она не была лишена смысла. В ней присутствует понимание того, как наполняется казна, сделан расчет на косвенный положительный «ответ» от распоряжений. Обосновывая cоляную «реформу», много говорили о необходимости таким образом собрать деньги для обеспечения ратных людей. И это тоже традиционный мотив для подобных нововведений. Боярин Морозов «зрил в корень», начав перемены с изменений в налогообложении, но, как оказалось, просчитал не все последствия.
Как это часто бывает с умозрительными схемами экономистов, не были учтены социальные последствия и способность людей к отстаиванию своих интересов, особенно на фоне последовавшего ухудшения их жизни. Идея заставить солепромышленников платить прямой налог, а со всех остальных получать косвенный доход через продажу соли провалилась. Никто не стал производить соль себе в убыток, и ее просто не оказалось в государстве. А там, где она оставалась, ее продавали по высоким, недоступным для большинства людей ценам.
Другая реформа, связанная с введением дворового налогообложения, удалась много лучше. В 1646 году была проведена перепись дворов в государстве, позволившая учесть интересы служилых людей в годами не решавшемся вопросе о сыске беглых людей. Теперь их было найти значительно легче. Составление переписных книг 1646 года означало отказ от прежнего сошного письма — описания земли в зависимости от ее качества и обеспеченности рабочими руками на дворовое число. Распределение земли на «добрую», «середнюю» и «худую» в старых писцовых книгах менялось на подсчеты количества дворов в каждой вотчине или поместье. Прежние уловки, которыми пользовались, называя «добрую» землю плохой, чтобы избежать повышенной раскладки налога, уходили в прошлое. Дворы спрятать было трудно, хотя проверка «сказок» старост разных имений, которые могли занижать цифры крестьянских дворовладений (например, объединяя их в одно), всё еще требовалась. Но чтобы «прикрепить» крестьян тому или иному владельцу, их надо было обязательно записать в переписные книги. Так был сделан решительный шаг к утверждению крепостного права, последовавшему уже в 1649 году.
С именем боярина Бориса Ивановича Морозова, одного из главных советников молодого царя Алексея Михайловича, можно связать и поворот во взаимоотношениях с Крымом. В 1645 году крымский хан не преминул воспользоваться переменами на русском престоле и послал своих людей грабить Курский, Путивльский, Рыльский уезды и Комарицкую волость. В 1646 году был подготовлен ответ и едва ли не впервые состоялся целый поход на Крым.
На эту войну с крымцами послали не обычное войско — ему сложно было бы подняться в такой дальний поход, — а «приборное войско», собранное из донских казаков и других «вольных и охочих людей». Не слишком умелые воины, задумавшие с моря напасть на Крым, были разбиты штормом в своих утлых суденышках, да и сам поход не очень удался. Но нужное впечатление на Крым было произведено; стало очевидно, что в Московском царстве готовы ответить на походы и грабежи русских земель.
Были приняты меры по устранению многих, веками накопившихся привилегий Церкви и монастырей, выражавшихся в существовании «тарханов» — льгот, позволявших церковным властям вести торговую и другую экономическую деятельность на более выгодных условиях, чем остальные подданные царя. Особенно показательными были противоречия на посадах, где в «черных» сотнях жили посадские люди, обязанные платить налоги в городскую казну, следить за состоянием городских укреплений, мостов, тюрем и т. п., а рядом, в «белых» слободах, — освобожденные от каких-либо налогов на посаде монастырские крестьяне. Торговля таких «льготчиков», борьба с которыми декларировалась сразу после возвращения из плена митрополита Филарета в 1619 году, процветала в ущерб другим посадским людям. Двигаясь к пересмотру тарханных прав монастырей, составляя переписные книги, где были учтены «беломестцы», именно эту главную проблему посадского «строительства» опять не решали, накапливая общее недовольство.
И еще одна мера, «прославившая» самого боярина Бориса Ивановича Морозова, ставшего главой Стрелецкого приказа. Он решил сэкономить и здесь, задерживая и уменьшая выдачу стрелецкого жалованья. Всех же искателей правды встречал в приказах заслон из морозовских ставленников, становившихся на защиту покровительствовавшего им «сильного человека». Показательно, что во времена уже разгоревшегося московского пожара (пожара не только в переносном, но и в прямом смысле, так как в начале восстания 1648 года слуг боярина Морозова обвинили в поджогах столицы) стали немедленно решаться многие дела, где «в ответе» выступали приказные люди боярина Бориса Ивановича Морозова. Впервые небогатые соседи из уездных детей боярских стали получать управу в своих спорах о земле и крестьянах. Но было поздно…
Москва в 1648 году пережила одно из самых заметных потрясений в своей истории. Наиболее тяжелые для царя Алексея Михайловича и его ближнего окружения дни пришлись на начало июня, когда после разгона челобитчиков, стремившихся лично обратиться с прошениями к царю Алексею Михайловичу, начался открытый бунт. Кроме «морозовщины» боролись еще с «плещеевщиной», названной так по имени главы Земского приказа, исполнявшего полицейские функции в столице, Леонтия Степановича Плещеева. По словам автора одной из летописей, 2 июня 1648 года «была смута великая на Москве, и били челом великому государю всем народом посадцкия и всяких чинов люди во всяких налогах и в разоренье на Левонтья Степанова сына Плещеева. А боярин Борис Иванович Морозов, да окольничей Петр Тихонович Траханиотов за него стали». Разбирая известия летописей, надо помнить, что автор на одном листе своей рукописи пытается передать известия сразу о нескольких событиях. Больше всего это похоже на миниатюры или иконы, где сразу наглядно могли быть изображены далеко отстоящие друг от друга события. Повествуя о «смуте великой», автор летописи одновременно перечисляет разные события (не обязательно в той последовательности, в какой они происходили) и говорит об отношении к ним царя и бояр. Не забывая при этом дать свою собственную оценку. Летописец осуждает «приход всяких чинов посадцких людей всем народом и всех приказов стрельцов» на двор к царю в Кремль, подчеркивая, что они «били челом великому государю з большим невежеством»[139].
Московские волнения очень быстро превратились в кровавые расправы с мздоимцами. Царю Алексею Михайловичу против воли пришлось практически выдать на страшную казнь в толпу сначала Плещеева, потом Траханиотова. Это были жертвы ради спасения боярина Бориса Ивановича Морозова. Толпа пришла и за ним, тем более что выдающийся великолепием морозовский двор занимал заметное положение у самой Спасской башни внутри Кремля. Но царь Алексей Михайлович отказался выдать своего воспитателя на расправу. Для этого пришлось пойти на унизительные для монарха переговоры с восставшими, превратившимися из покорных челобитчиков в мятежную протестную массу людей, действовавших «скопом». Царь вынужденно обещал рассмотреть требования восставших и просил их пощадить близкого для себя человека, бывшего ему вместо отца. Свои слова и обещания удалить из Москвы и из своего окружения боярина Бориса Ивановича Морозова царь подтвердил клятвой «миру» перед «Спасовым образом».