«А как, Великий Государь, Бояре и Воеводы, и ратные люди пошли из подо Львова, и пришла самая нужда: отец сына, брат брата мечут, и пришол холод и голод, солдаты и стрельцы, Дворяне и пушки все большия, числом всех 59, порох, фитиль и свинец, и всякие ратные припасы покинули на степи и разбежались».
Главный воевода войска, как писал Матвеев, поспешил вперед к Киеву, в то время как полковнику и голове московских стрельцов досталась самая тяжелая военная работа — тащить на себе (в прямом смысле) пушки, другое вооружение и остававшиеся запасы. Можно представить, что это был за поход в начале холодной зимы 1655 года к Белой Церкви и Москве:
«…а Боярин и Воевода Василий Васильевич Бутурлин с товарищи, и которые ратные люди его не покинули, пошол скорым походом наперед для ратных людей, а меня, холопа твоего, оставил с теми пометанными пушки, и со всякими запасы на степи; и я, холоп твой, с остаточными людьми, что у меня, холопа твоего в полку осталось, впрягаясь сами под пушки, все 59 пушек и с запасы допровадил до Белой церкви и до Москвы, а урона вашим, Великаго Государя, ратям не учинил»[221].
В следующем Государевом походе русской армии на Ригу, начатом 15 мая 1656 года, царь Алексей Михайлович оставил Артамона Матвеева при себе. Собрав войско в Смоленске, царь пожаловал воевод за службу «в Литовском походе», в том числе Артамона Матвеева. Приглашение полковника и головы московских стрельцов Матвеева на царский «стол» 17 июня вместе с другими участниками переговоров о сдаче Смоленска, стольниками Иваном Богдановичем и Семеном Юрьевичем Милославскими и дьяком Иноземского приказа Максимом Лихачевым обосновывалось их заслугами по взятию этого города: «за службу, что были они под Смоленским на договоре и на приступе». «А сидели в кривом столе», то есть сбоку от царя, подчеркнул составитель разрядов, так как «в большом столе» сидели бояре и окольничие — главные воеводы царских полков. Артамон Матвеев получил награду: «отлас рудожолтой гладкой, ковш серебрян, 100 рублев денег». 20 июня 1656 года, как торжественно говорилось в разрядах, царь выступил «из своей государевой отчины из Смоленска на недруга своего, на Свейскаго короля, под город под Ригу»[222].
Россия вступала в новую войну, на этот раз со Швецией, а предметом дележа стали литовские земли, утратившие свой особый государственный статус после шведского «Потопа» и взятия Вильно войсками русского царя 29 июля 1655 года. Начинался Государев поход 1656 года, как и все другие походы во главе с царем Алексеем Михайловичем, с больших военных успехов и завоевания городов. Контроль за торговыми путями по Западной Двине к Балтике давал важное преимущество русскому царю, заставляя искать с ним компромисс. Но конечная цель — выход к Балтийскому морю — не была достигнута; защите Риги с моря русским войскам противопоставить было нечего.
Главным достижением Государева похода 1656 года стали Виленские соглашения о передаче царю Алексею Михайловичу или его наследникам польской короны после смерти короля Яна Казимира. Зеркально повторялись еще и прошлые взаимоотношения России и Польши времен Смуты, когда в 1610 году на русский престол был избран королевич Владислав. Сын Михаила Романова, долго не признававшегося в Речи Посполитой русским царем, должен был наследовать власть единокровного брата Владислава, еще одного сына Сигизмунда III — Яна Казимира. После заключения Виленского договора для его подтверждения на сейм было отправлено посольство во главе с боярином князем Никитой Ивановичем Одоевским, куда входил и дьяк Алмаз Иванов. Особая роль была отведена тогда и Артамону Матвееву, «дебютировавшему» в качестве участника основных посольских дел.
Царский посланник
Для «продвижения» идеи избрания царя Алексея Михайловича на польский трон была разработана целая дипломатическая конструкция. После Кейданского соглашения великого гетмана литовского Януша Радзивилла об унии Литвы и Швеции в 1655 году литовская магнатерия, чиновники и шляхта разделились в своих предпочтениях. Одни соглашались на такую унию со Шведским королевством, другие, во главе с новым великим гетманом литовским Павлом Сапегой, держались традиции и остались на стороне короля Яна Казимира. Третьи, во главе с гетманом польным и подскарбием Великого княжества Литовского Винцентом Госевским, были готовы при определенных условиях согласиться на предложения о переходе «под высокую руку» русского царя.
Полковник и голова московских стрельцов Артамон Матвеев оказался востребован в тайных переговорах с гетманом Винцентом Госевским. Для Матвеева эта дипломатическая служба стала определенным повышением, до сих пор ему приходилось договариваться с вождями непризнанной в Речи Посполитой Гетманщины.
Второй человек по значению его должности в Великом княжестве Литовском, гетман Винцент Госевский, конечно, во всех смыслах был не чета гетману Богдану Хмельницкому. Сын главы московского гарнизона в 1610–1612 годах, смоленского старосты Александра Госевского, он учился в европейских университетах и представлял элиту Великого княжества Литовского. На переговорах с гетманом Хмельницким Артамон Матвеев в иное время мог вести себя с позиции силы, отстаивая интересы царя Алексея Михайловича. Отсутствие опыта, образования, воспитания и такта московские дипломаты всегда восполняли твердостью в защите интересов царя. С гетманом Винцентом Госевским надо было находить другой тон переговоров, и привыкшему к беспрекословному исполнению приказов Матвееву явно не хватило опыта в таком дипломатическом противостоянии.
Гетман Винцент Госевский был готов дорого продать свою возможную поддержку царя Алексея Михайловича на сейме, где собирались обсуждать дальнейшую судьбу польского королевского престола. Он соглашался только на тайную присягу, требуя взамен огромную сумму (деньги для такого «подкупа» голосов литовских магнатов заранее были посланы) и возвращения своих земель и имений, оказавшихся под властью царя Алексея Михайловича. Какую-то часть требований Госевского удовлетворили, но в главном пункте Матвеев остался непреклонен и не согласился на тайную присягу, не слишком учтиво ссылаясь на возможную гибель гетмана в неспокойное время. Тогда царская казна была бы потрачена напрасно, чего Матвеев допустить не мог, и всё это он прямодушно высказал гетману Винценту Госевскому.
Общая хронология переговоров царского посланца Артамона Матвеева с гетманом Винцентом Госевским, восстанавливается по дошедшим до нас дипломатическим документам. Матвеев получил «верющую грамоту» для переговоров с гетманом Госевским 3 ноября 1656 года. Первые переговоры состоялись в гетманской ставке в Кейданах с 30 ноября по 12 декабря. 21 декабря Артамон Матвеев вернулся в Вильно, а 16 января 1657 года отправился с новым поручением оформить соглашение о присяге гетмана Винцента Госевского. Разминувшись с гетманом в Кейданах 19 января, Матвеев ждал его возвращения из объезда литовских городов. 30 января переговоры возобновились; тогда гетман Винцент Госевский потребовал себе грамоты на утраченные им владения и 100 тысяч «червонных золотых».
Переговоры Матвеева с Госевским запомнились обсуждением возможной в будущем границы Московского государства с Литвой. Общая позиция дипломатов царя Алексея Михайловича была сформулирована в тайном наказе боярину князю Никите Ивановичу Одоевскому в июле 1656 года при отправке его посольства для обсуждения договоренностей в Вильно: «утвержать по Березу реку вечным миром»[223]. На переговорах с литовскими гетманами также должны были стремиться закрепить за Русским государством земли к востоку от реки Березины. Артамон Матвеев стремился к новым территориальным приобретениям, иногда даже бóльшим, чем уполномочивали выданные ему инструкции. Вдобавок к границе по Березине Артамон Матвеев упомянул еще реку Буг, но литовские магнаты и помыслить не могли, что граница московских владений окажется около Бреста. Гетман Госевский, напротив, настаивал во время переговоров на восстановлении прежних границ, справедливо опасаясь, что любое упоминание об их изменении грозило ему обвинениями в предательстве. Стороны обменялись резкими репликами, но здесь уже Матвеев ответил вполне определенно, что возвращения к границам, существовавшим до начала Русско-польской войны, быть не может: «Тому отнюдь статца нельзя, что быть рубежу до реки Поляновки»[224].
Миссия Артамона Матвеева предусматривала не только переговоры, но и разведку. В поиске разных сведений о действиях союзников и врагов он преуспел, так как это была традиционная задача послов и гонцов. В своих встречах с гетманом Госевским и другими представителями Великого княжества Литовского Артамон Матвеев искал людей, готовых служить царю Алексею Михайловичу, а также расспрашивал о действиях польского короля и шляхты. Обо всем услышанном в Литве шли прямые доклады Матвеева в Москву. Например, о настроениях польских шляхтичей: «Иные хотят к цесарю, а иные к Ракоце, а иные не хотят с княжеством Литовским разлучатца»[225]. Как видим, Артамон Матвеев был посвящен в самые важные дела и его анализ точен. Матвеев прежде всего пишет об интересах императора Священной Римской империи Фердинанда III, оказавшего поддержку королю Яну Казимиру в условиях шведского «Потопа». Знает он и о действиях трансильванского князя Дьердя II Ракоци, решившего в коалиции со шведским королем Карлом X Густавом и гетманом Богданом Хмельницким вмешаться в борьбу за польский престол. Понятны ему и стремления шляхты сохранить статус-кво в Речи Посполитой.
Артамон Матвеев обсуждал с гетманом Винцентом Госевским дела о контактах с бранденбургским курфюрстом и защищал Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина, еще одного доверенного человека царя Алексея Михайловича, от обвинений в союзных действиях со шведами. Винцент Госевский стремился не допустить контактов бранденбургского курфюрста со шведами, что совпадало с политикой царя Алексея Михайловича, поэтому здесь Матвееву удалось сразу успокоить гетмана. Ордин-Нащокин с его самостоятельной политикой на шведском направлении создал большую проблему. Впоследствии, как известно, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин стал своеобразным конкурентом думного дьяка Алмаза Чистого и его пасынка Артамона Матвеева в Посольском приказе. Но в данном случае Матвеев и Ордин-Нащокин действовали совместно. В марте 1657 года Артамону Матвееву удалось организовать встречу гетмана Винцента Госевского с Ординым-Нащокиным и убедить литовского магната в том, что все контакты с представителями шведского короля Карла Густава велись ради получения информации о положении Риги, «а не для миру»