. Последовавшие вскоре события показали правоту Артамона Матвеева, но царь и его советники в Думе еще долгое время считали по-другому. «На подтвержденье новообранного гетмана» было отправлено посольство окольничего и оружничего Богдана Матвеевича Хитрово и стольника Ивана Афанасьевича Прончищева. Получив власть на Переяславской раде 7 февраля 1658 года, гетман Выговский обещал московским послам всё, что от него требовалось. Соглашался на присутствие московских воевод и «размещенье войск» в Чернигове, Нежине и Переяславле, даже готов был приехать в Москву… Тогда, видимо, ближние бояре царя (Богдан Хитрово, человек боярина Бориса Ивановича Морозова) посчитали, что они оказались правы, не поверив предостережениям Артамона Матвеева, отстраненного от малороссийских дел. Весь следующий год к гетману Выговскому ездили другие посланники и гонцы царя Алексея Михайловича.
Сначала при гетмане Выговском казаки отвергали союз с польским королем, но вскоре гетман и полковники казачьих полков перестали возражать против их именования «подданными» в делах королевского двора. Привели к этому накопившиеся в Войске Запорожском противоречия между рядовым казачеством и старшиной. Гетман Выговский и поддержавшая его верхушка казачьего войска прельстились нобилитацией — признанием их положения не только в Войске, но и в самой Речи Посполитой, возрождавшейся после шведского «Потопа». В отличие от вольницы Запорожской Сечи во главе с кошевым атаманом Яковом Барабашем и полковником Полтавского полка Мартыном Пушкарем, продолжавшими поддерживать выбранного Войском православного царя.
В Москве же продолжали делать ставку на гетмана Ивана Выговского даже тогда, когда он открыто начал враждебные действия против царских войск. В конце августа 1658 года случился поход казачьего войска к Киеву во главе с братом гетмана Данилой Выговским. Правда, он был быстро отбит «со встыдом». Само казачье войско, как выяснилось из расспросов пленных, в поход собиралось «неволею». Для Выговского этот поход на Киев имел другое значение — демонстрации отказа от присутствия царских войск на территории Войска Запорожского. 18 сентября 1658 года была заключена Гадячская уния, подписанная представителями короля Яна Казимира. С этого времени политика гетмана Выговского оказалась развернута в противоположном направлении и стала ревизией решений Переяславской рады.
В стремление гетмана Выговского к союзу с польским королем Яном Казимиром в Москве долго отказывались верить. Царь Алексей Михайлович и Боярская дума делали непоследовательные шаги, излишне доверяя ненадежному союзнику. Даже собирая осенью 1658 года большое войско во главе с боярином князем Алексеем Никитичем Трубецким в поход на Украину, до последнего момента надеялись на возобновление переговоров с гетманом Выговским. Артамон Матвеев со своим приказом стрельцов тоже получил назначение в эту армию. В приказе под его началом в «Большом полку» боярина князя Алексея Никитича Трубецкого находилось около тысячи человек. Вместе со стрелецкими головами и полковниками Семеном Полтевым и Артамоном Матвеевым был послан наряд «15 пушек медных русского литья» и пушечные запасы[239]. В начале 1659 года они уже использовались при осаде украинских городов, поддерживавших гетмана Ивана Выговского. Но московские войска до последнего медлили, ожидая обещанного гетманом Выговским начала переговоров.
Главные царские советники — «комнатные бояре» Борис Иванович Морозов, князь Яков Куденетович Черкасский, князь Никита Иванович Одоевский, Илья Данилович Милославский и Илья Андреевич Милославский — специально собирались в царских покоях, чтобы выработать «тайный» наказ, полученный князем Трубецким 7 февраля 1659 года. В соответствии с ним он должен был вести переговоры с гетманом Выговским, примериваясь к статьям Гадячского договора; в случае необходимости допускалась отдача гетману «воеводства Киевского». Всё это было противоположно советам и предостережениям Артамона Матвеева. Удаленный от дальнейших переговоров с гетманом и старшиной, он вместе со своим стрелецким приказом оказался в армии боярина князя Алексея Никитича Трубецкого, выступившей 26 марта 1659 года к Конотопу.
Как это иногда бывает во время войны, все расчеты отменяет случай. Пока московское войско с 20 апреля по 27 июня 1659 года осаждало Конотоп, на подмогу казакам пришло большое войско крымского хана Мехмед-Гирея. Материализовался «страшный сон» московской политики — о союзе казаков Войска Запорожского с крымцами и их готовности вместе воевать против царя Алексея Михайловича и наступать на Москву. Крымское войско подошло к Конотопу именно в тот момент, когда передовые части одного из полков московского войска во главе с окольничими воеводами князем Семеном Романовичем Пожарским и князем Семеном Петровичем Львовым вступили в бой, решив разбить намеренно выставленный казачий табор у переправы, самонадеянно отказавшись от разведки местности. Попав в итоге в засаду многократно превосходящего по численности татарского войска, часть армии боярина князя Алексея Никитича Трубецкого была разбита 28 июня 1659 года. Потери насчитывали сотни погибшими и ранеными.
После Конотопского сражения более всего страшила мысль о том, что казацко-татарское войско сможет вторгнуться в пределы Московского государства. Начался длившийся несколько дней с 29 июня по 10 июля организованный отход войска к Путивлю, что позволило сохранить московскую армию. Артамон Матвеев был одним из тех, кто организовал спасение полков рати боярина князя Алексея Никитича Трубецкого. Известие об успешном отходе и небольших потерях подтверждается записью в разрядной книге и других источниках. В своих челобитных Артамон Матвеев тоже описывал, как до конца стремился предотвратить «урон» царскому войску и вместе с другими полковыми воеводами не допустил разгрома московской рати под Конотопом:
«А как волею Божиею упадок учинился вашим Государским людям, и того ради упадка отступили ваши Великаго Государя Бояре и Воеводы, и шли отводом до Путивля, окоп и обоз, и образец, и путь, строил я, холоп твой… и отошли в Путивль в целости; а неприятельских Польских и Крымских ратных людей многих побили»[240].
Современный историк событий «борьбы за Украину» Игорь Борисович Бабулин считает, что решающая роль в организации отхода от Конотопа принадлежала не Матвееву, а полковнику Николаю Бауману (вскоре пожалованному чином генерал-поручика). Впрочем, энергичное участие Артамона Матвеева в организации отхода войска никто из исследователей также не отрицает.
Первый удар казаков по «обозу» был нанесен еще 29 июня 1659 года. Известия об этом бое вошли в «статейный список» действий армии князя Трубецкого: «Изменники черкасы учали по обозу и в обоз стрелять из пушек, и повели к обозу шанцы [окопы]»[241]. На следующий день нападение повторилось, но казаки и крымские отряды были отовсюду отбиты. Общий отход войска князя Трубецкого начался 2 июля, а дальше несколько дней войско шло к границе Московского государства по реке Сейм, отражая нападение на свои обозы.
События под Конотопом и измена Выговского, свергнутого казаками в сентябре 1659 года, заставили царя Алексея Михайловича переменить политику по отношению к Войску Запорожскому. Теперь цель состояла в решительном подчинении территории Войска своей власти. 4 сентября 1659 года, два месяца спустя после отхода от Конотопа, армия боярина князя Алексея Никитича Трубецкого снова отправилась из Путивля в «черкасские города». Правда, отправка войска сопровождалась целым бунтом, описанным Артамоном Матвеевым: «…и ратные люди, которые не похотели итти за Семь в Черкасские городы, учинили бунт, и привели его Боярина за епанчу (плащ. — В. К.), и я, холоп твой, с стрельцами его Боярина отнял»[242].
Память Матвеева в этом случае сохранила эпизод, не вошедший в историю победной кампании. В выступлении ратных людей против царского воеводы и главнокомандующего московскими силами ярко отразилась обстановка в войсках после конотопского поражения. Не случайно о последствиях конотопского «упадка» будут помнить еще целые десятилетия.
27 сентября 1659 года армия боярина князя Алексея Никитича Трубецкого пришла в Переяславль, а 17 октября казаки выбрали новым гетманом Юрия Хмельницкого — сына покойного Богдана Хмельницкого. На этот раз представители царя диктовали свои условия на выборах. Прежние присяжные статьи 1654 года другой Переяславской рады были дополнены новыми. С этих пор все гетманы должны были приезжать в Москву, «государевы очи видеть», чтобы напрямую от царя получать знаки своей власти — булаву и знамя. Царские воеводы кроме Киева должны были появиться в Переяславле, Нежине, Чернигове, Браславле и Умани. Но, несмотря на присутствие армии боярина князя Трубецкого на новой Переяславской раде 1659 года, утверждать заново свое влияние на дела в Войске Запорожском представителям царя удавалось с трудом.
Для большей предосторожности саму раду устроили «в поле», куда и выехали «наместник казанский» боярин князь Алексей Никитич Трубецкой, «наместник белозерский» боярин Василий Борисович Шереметев, наместник белгородский окольничий князь Григорий Григорьевич Ромодановский, думный дьяк Ларион Лопухин (он попеременно с Алмазом Ивановым возглавлял Посольский приказ) и дьяк Федор Грибоедов[243]. Как видим, полковнику и голове московских стрельцов Артамону Матвееву места в этом «посольстве» не нашлось, поэтому он скромно написал в челобитной: «А как пришли в Переславль на раду и на раде при них Боярах и Воеводах работишка моя, холопа твоего, былаж»[244]. «С сеунчом» о новой Перяславской раде от боярина князя Алексея Никитича Трубецкого был послан извещать царя тоже другой полковник и голова стрелецкий Семен Полтев, вместе с Матвеевым командовавший «нарядом» (артиллерией) в походе. Видимо, сказалось традиционное местничество, имя Полтева писалось выше имени Матвеева при перечислении стрелецких полков.