– Что ты на них уставилась? – недовольно спросил Кавасима. – Китайцы шпионят для русских, это сплошь и рядом.
– Эти китайцы не шпионы русских, – возразила Марьяна. – Я их знаю.
В двух словах она рассказала о благовещенском утоплении. Понадобилось вспомнить.
– Эти двое – брат и сестра, они выжили, и любить русских у них нет даже малейшей причины. Скорей наоборот, они бы стали шпионить в вашу пользу.
– Вот как? Очень, очень любопытно. Я разберусь. Немедленно.
– Мой господин, отпусти их, они – хорошие люди, – попросила Марьяна и лукаво добавила: – А вечером ты познаешь новое наслаждение.
Кавасима как-то неопределённо гмыкнул, видимо, попытался представить, что его ждёт, но тут же вернулся к своей обычной по отношению к Марьяне высокомерной снисходительности:
– Ступай домой. Ребёнку нужен отдых.
Прощаясь, приложил два пальца к козырьку фуражки и поспешил к вокзалу, где в левом крыле одноэтажного длинного здания находились служебные помещения охраны, комендатура и даже арестантская. Капитан решил сам провести допрос задержанных. Правда, была одна загвоздка: он не знал китайского языка. Вызвал своего заместителя лейтенанта Мицуоки:
– Срочно найди переводчика.
Мицуоки передал приказание нескольким подчинённым, в комендатуре поднялась суматоха. Через несколько минут лейтенанту доложили, что знатоков китайского нет. Он, в свою очередь, сообщил об этом капитану.
– Дьявольщина! – выругался Кавасима и вдруг вспомнил: – Слушай, Мицуоки, ты как-то хвастался, что понимаешь китайцев?
– Совсем немного, господин капитан.
– Всё равно никого другого нет. Будешь переводить.
Тем временем задержанные томились на скамье в коридоре под охраной солдата с винтовкой.
– Я проголодалась, – сказала Цзинь. – И отец с Сяопином сидят голодные.
Это заставило Сяосуна действовать.
– Эй, – сказал он охраннику, – позови начальника.
Сказал по-японски, что страшно удивило молодого японца: тот явно был уверен, что китайцы не умеют говорить на языке Страны восходящего солнца. Однако, осознав услышанное, кивнул и убежал.
– Где ты научился их языку? – удивилась сестра.
– Приходилось общаться с японскими купцами, – уклончиво ответил Сяосун. Ни к чему сестре знать, при каких обстоятельствах это случалось.
Задержанных провели в кабинет начальника.
– Значит, знаешь наш язык? Почему молчал? – спросил капитан.
– Я не очень хорошо говорю на нихонго[10], – ответил Сяосун по-японски. – А вы не спрашивали.
– Будешь переводить мои вопросы и ваши ответы. Не захочешь – расстреляю как шпионов. У меня нет времени с вами возиться.
– Я же сам обратился, – угрюмо сказал Сяосун.
– Приступим. Кто такие?
– Ван Цзинь и Ван Сяосун. Мы брат и сестра.
– Пусть сестра расскажет о себе.
Цзинь сразу заявила, что солдаты начали к ней приставать, и брат просто бросился её защищать. Умоляла простить их и отпустить, благо никто серьёзно не пострадал. Кавасима в своё время читал в газете про благовещенское утопление, возмущался действиями «русских головорезов» и сочувствовал жертвам. Две жертвы были сейчас перед ним, и от него зависела их дальнейшая судьба. Слушая Цзинь в переводе брата, он не переставал об этом думать, но мысли путало предвкушение обещанного наслаждения. Будоражила воображение и красота китаянки. Он понимал поведение своих солдат, уже больше года оторванных от родного дома и покорных японских женщин, но как благородный человек – а Кавасима считал себя благородным, несмотря на низкое происхождение – не мог не одобрить действие брата этой красотки.
– Хватит! – хлопнув ладонью по столу, остановил он болтовню Цзинь. – Тебя я отпускаю, а твой брат останется. – Цзинь попыталась что-то добавить, но капитан снова ударил по столу. – Без разговоров!
– Уходи и побыстрей, – сказал Сяосун по-китайски. – Я выберусь… Слушаю вас, – обратился он к капитану по-японски, когда Цзинь убежала. О своём знании русского решил пока умолчать.
– В Японии ты не был. Где учил язык?
– Я не учил. Просто общался… с японскими торговцами…
– Впрочем, это неважно. Важно то, что ты ненавидишь русских. Эта война заканчивается, но я уверен, что скоро будет другая. Возможно, даже не одна. Маньчжурия будет принадлежать Японии, и нам нужны такие люди, как ты.
Кавасима, как и многие офицеры, проходил курсы подготовки вербовщиков агентов из населения, поэтому решил попробовать завербовать столь удачно попавшегося врага России.
– Быть на побегушках у какого-нибудь вашего мелкого чиновника? – усмехнулся Сяосун. – Завидное будущее!
– Вижу: ты – умный, а умные люди следуют заветам вашего Учителя, который сказал: «Неважно, в каком ты живёшь мире, важно, какой мир живёт в тебе». Можно начать жизнь с побегушек, а закончить императором, как ваша императрица. – Кавасима с высокомерием наставника посмотрел на молодого китайца.
– Да, – немного подумав, откликнулся тот. – «Три вещи никогда не возвращаются обратно: Время, Слово, Возможность. Поэтому не теряй времени, выбирай слова, не упускай возможности».
– Я же говорю, что ты – умный, – обрадовался капитан.
Совсем как ученик, получивший высокую отметку, подумал Сяосун, изобразил на лице покорное согласие и спросил:
– Что я должен делать?
– Устройся работать на КВЖД и жди. Осторожно агитируй китайцев и маньчжур в пользу Японии. Знаешь, что такое «спящие ячейки»?
Сяопин отрицательно качнул головой.
– Это группы агентов, бездействующих до поры до времени. Они «просыпаются», когда появляется необходимость. Постарайся создавать такие ячейки в Маньчжурии.
– Но сейчас идёт война…
– Война скоро закончится, а Маньчжурия не должна оставаться русской.
– А платить будете? Кого-то и подкупать придётся, да и мне не помешают.
– На почте в Харбине будешь ежемесячно оставлять пакет с отчётом до востребования на имя… Назови, какое тебе нравится.
Сяосун подумал:
– Пусть будет Хэй Лун.
– Хорошо, пусть будет Хэй Лун. – Капитан сделал пометку в блокноте. – Там же будешь получать пакеты на имя… на имя…
– Цзян, – подсказал Сяосун.
– Годится. В пакете будут инструкции и деньги. За них тоже надо будет отчитываться. Ты писать-то умеешь?
– Умею.
– Отлично. – Капитан подал лист рисовой бумаги и ручку с железным пером, пододвинул чернильницу. – Пиши: «Обязательство. Я, Ван Сяосун, добровольно обязуюсь верой и правдой служить…»
– Служить не хочу! – Сяосун отложил ручку. – Не хочу и не буду!
– А чего же ты хочешь? – Ласковый голос капитана грозил разразиться громом.
– Помогать – да, а служить – нет. Никому!
– Ну хорошо, пиши: «…помогать великой Японии в её действиях на территории Маньчжурии». Написал? И распишись своим именем, а в скобках поставь «Цзян».
Император российский Николай Александрович уже полчаса был погружён в глубокие раздумья о перипетиях войны с Японией. Это его раздражало, но отмахнуться, как обычно, было невозможно. Кто же мог предположить, что так всё обернётся? По отчётам и докладам военного министра генерал-адъютанта Куропаткина картина готовности к войне выглядела вполне прилично. На обустройство Квантунской области и крепости Порт-Артур требовались десятки миллионов рублей, да не ассигнациями, а золотом. К тому же обещано было всем ведущим странам, что порт в бухте Даляньвань будет открыт для коммерческих судов всего цивилизованного мира, а это потребовало ещё полтора десятка миллионов.
Конечно, два года потеряли на всяческие согласования планов и не всё успели сделать, что и неудивительно при такой непредвиденной нагрузке на финансы. Николай Александрович цифры военного и морского бюджетов, конечно, не помнил – что-то около трети всех расходов империи, – но порадовался, что министр финансов – опять этот несносный Витте! – необходимые деньги изыскал. Разумеется, как всегда в России, тратили их не очень умно, да и – что греха таить! – по карманам рассовали немало, но что вышло, то вышло.
Николай Александрович поморщился, как от зубной боли. Да, мы не были готовы к войне: мало войск, даже с учётом пограничной стражи и охраны КВЖД, но пополнять до нужного количества с крошечной пропускной способностью Транссиба на Байкале сколько бы потребовалось времени! А у Куропаткина был замечательный план кампании! Дать японцам высадиться, а потом медленно отступать в глубину Маньчжурии, изматывая войска противника и постепенно пополняя свои, а когда наберётся наших достаточное количество, тогда и ударить в полную силу, разнося япошек в пух и прах!
Ммм… Император зажмурился, представив этот пух и прах, но через мгновение выражение удовольствия на лице сменилось гримасой отвращения: он вспомнил, во что в результате обратился отличный прожект генерала… В сплошные поражения. Да не мелкие, как предполагалось, а поистине разгромные. При самом же Куропаткине, который с удовольствием взялся быть главнокомандующим! Ирония судьбы, да и только! Никто и предположить не мог, что блестящий генерал, любимец народа, будучи отличным стратегом, окажется никудышным тактиком. Вот пусть теперь и отдувается – за всё! Не царское это дело – брать на себя ответственность за провалы. Слава Богу, что всё закончилось.
На столе перед императором лежала телеграмма, полученная из Северо-Американских Соединённых Штатов, из Портсмута, от главы российской делегации на мирных переговорах с Японией, ненавистного Витте. Не печальное извещение об очередном унижении России, а победная реляция: мирный договор подписан с минимальными потерями для империи. Витте, сукин сын, без единого выстрела отвоевал обратно половину оккупированного Японией Сахалина, возвратил всех русских пленных – а их больше 70 тысяч! – и показал кукиш в ответ на требуемую контрибуцию: обойдётесь, господа хорошие, без русского золота! Правда, приходится отказаться от Квантунской области с Порт-Артуром и от южной ветки КВЖД, так они и так потеряны.