Ельцина, оказывается, сильнее всего возмутили не подписи Коржакова, Барсукова и Грачева под письмом, а еще каких-то посторонних людей, например помощников, которых он друзьями не назначал. Борис Николаевич даже пригрозил уволить обнаглевших соратников, и они тряслись от мрачных перспектив.
Но в итоге Президент поступил мудрее. Он вызывал поодиночке каждого из подписантов и требовал раскаяния. И все они безропотно отрекались от подписи под письмом со словами:
– Виноват, Борис Николаевич… Больше такого не повторится.
Не отказался только я. Трижды Президент уговаривал меня покаяться, но я твердо отвечал:
– Считаю, что в тот момент мы были абсолютно правы.
«Инцидент» не испортил наших отношений. Если мы оставались наедине, Ельцин президентом для меня не являлся. Друг друга мы тогда считали «кровными» братьями (старшим и младшим) – в знак верности дважды резали руки и смешивали нашу кровь. Ритуал предполагал дружбу до гробовой доски. При посторонних же я всем своим видом показывал, что Борис Николаевич – Президент при любых обстоятельствах.
Премьер
Как-то я принес Черномырдину список из восьми фамилий. Это были люди из его ближайшего окружения. Пояснил, что все они коррумпированы и желательно от нечестных чиновников избавиться. Виктор Степанович изобразил заинтересованность:
– Надо их проверить.
– Пожалуйста, проверяйте.
Но из всех тех, кто значился в списке, убрал только Александра Шохина, да и то якобы за обвальное падение курса рубля в памятный «черный вторник». А потом назначил его своим заместителем в проправительственное движение «Наш дом – Россия».
У меня с премьер-министром были умеренно-доверительные отношения. Я всегда мог напрямую ему позвонить, переговорить на самые деликатные темы. Иногда направлял аналитические материалы, и он благодарил:
– Саша, ради бога, присылай еще.
Меня он называл и Александром Васильевичем, и Сашей. Иногда я тоже невзначай переходил на «ты».
Обижался на меня Черномырдин только из-за Сосковца. С Олегом я дружил, а Виктор Степанович с ним конкурировал.
Когда Виктора Степановича назначили Председателем Правительства России, ко мне пришел его адъютант Александр Сошин и спросил, могу ли я посодействовать его назначению начальником отделения охраны Черномырдина. За хлопоты обещал исправно служить и Президенту, и премьеру, и мне лично. Я этот вопрос решил. В дальнейшем премьер и начальник охраны сошлись, и Виктор Степанович не раз наставлял полковника:
– Учись у Коржакова, будь у меня Коржаковым.
Первый раз я засомневался в искренности отношения Черномырдина ко мне после начала чеченской войны, в феврале 95-го. Второй, государственный канал телевидения – РТР – в недопустимо грубой форме, до прямых оскорблений осуждал Президента за ведение боевых действий в Чечне. Ельцина возмущала вся эта, как он выражался, «чернуха». Выход, как казалось, был один – снять с поста руководителя гостелекомпании Олега Попцова. Но все опасались осуждения в прессе – Попцов слыл демократом, к тому же, стоял у истоков создания канала «Россия».
Указ о снятии шеф поручил подготовить Службе безопасности, чтобы в случае большого скандала всю вину свалить на «зарвавшегося» Коржакова. Кстати, при второй попытке уволить Попцова Ельцин поручил подготовить указ Олегу Сосковцу. Я понимал деликатность ситуации, приготовился к обструкции журналистов, но на всякий случай попросил составить два проекта указа. Бумаги отличались друг от друга лишь одной фразой – в первом документе на место Олега Попцова назначали Сергея Носовца (он тогда являлся руководителем Департамента по СМИ Администрации Президента) исполняющим обязанности руководителя канала, а во втором – сразу главой телекомпании.
К Носовцу у меня было хорошее отношение. Помнил, как он резко выступал против Хасбулатова, яростно, «по-петушиному» защищая позиции Бориса Николаевича в те времена, когда было неясно, кто победит в схватке. Ельцин тоже тепло относился к Носовцу и, несмотря на наушничество Филатова, не позволил в свое время уволить Сергея из президентской Администрации.
Оба проекта указа я привез Борису Николаевичу в Барвиху – на даче он грипповал и хандрил. Ельцин внимательно прочитал бумаги.
– Нормально, но мне надо знать мнение Виктора Степановича, – сказал Президент.
– Хорошо, я сейчас к нему съезжу.
Черномырдину я позвонил из Барвихи, выразил соболезнование: именно в этот день он вернулся с похорон брата. Потом обратился с просьбой:
– Виктор Степанович, я тут нахожусь недалеко, хотелось бы, по просьбе Президента, посоветоваться с вами по одному указу.
Мне было не очень удобно беспокоить сегодня премьера, но показалось, что как будто он даже несколько обрадовался моему предложению навестить его.
Обслуга, адъютанты встретили меня как дорогого гостя. Провели сразу в гостиную к Черномырдину. Я показал документы Виктору Степановичу. Кроме Сергея Носовца, других кандидатур на пост председателя РТР у Президента не оказалось. Премьер-министр очень внимательно прочитал оба указа и сказал:
– А что, я Носовца прекрасно знаю. Давайте сразу назначать, что мы будем тянуть резину с исполняющим обязанности.
И без колебаний завизировал указ о назначении Носовца руководителем второго канала. Я хотел сразу же уйти, но Черномырдин меня не отпустил. Пригласил за стол. Мы посидели, помянули его брата.
И я поехал к Президенту.
По дороге у меня возникла идея. Утром, на следующий день, должен был состояться Совет безопасности. Может, Верховному главнокомандующему стоит на Совете обсудить свой указ по кадровой перестановке на РТР? Все-таки после коллективного одобрения легче ) будет сдержать атаки четвертой власти.
Показав шефу визу премьера, я предложил сообщить о новом назначении на Совете безопасности. Ельцин тут же зацепился:
– Да, это будет правильно…
– Я решил сделать еще одно кадровое изменение, – сообщил Президент на Совете безопасности. – Подписал указ о снятии Попцова. На его место назначаю Носовца.
Мнения членов Совета неожиданно разделились. Рыбкин и Шахрай выступили против. Шумейко откровенно насторожился. Началась дискуссия не в пользу указа. А Борис Николаевич дискуссий не выносил:
– Давайте спросим мнение Виктора Степановича.
Черномырдин без раздумий выпалил:
– А что я, Борис Николаевич? Коржаков приехал, подсунул указ, давай, говорит, подписывай. Я думал, что уже все решено, все согласовано, потому и подписал.
Президент подвел итог:
– Ну, раз большинство – против, тогда не будем снимать Попцова.
О поведении Черномырдина на Совете я узнал от Бориса Николаевича. Моему возмущению не было предела:
– Как же так? Я показал ему два варианта…
Ельцин выразительно посмотрел на меня, и я понял: он вовсе не удивлен поступком премьера. После этого случая мое отношение к Виктору Степановичу изменилось.
…Пятнадцатого июня 94-го года у моей старшей дочери состоялась свадьба в ресторане «Прага». Мы сняли зал на последнем этаже и пригласили человек восемьдесят гостей. Но Борис Николаевич, уезжая в Амурскую область, попросил свадьбу без него не праздновать – он знал мою Галину и пожелал быть посаженым отцом. Отменять торжество в «Праге» не захотели молодые, и я принял «соломоново решение» – сначала справить настоящую свадьбу, а потом, после возвращения Президента из Благовещенска, повторить ритуал специально для него.
Об этой поездке в Амурскую область надо сказать особо. И даже не потому, что, как мне рассказывали, там во время купания состоялся уникальный конкурс мужских задниц с участием членов делегации, в котором судьей выступал Ельцин, а звание «Мистера большая ж…» завоевал Бородин. А потому, что после нее Ельцин заменил Чубайса на посту председателя Госкомимущества на амурcкого губернатора Владимира Полеванова. Тут же был пущен слух, что это креатура Коржакова, хотя я и в поездке той не был из-за свадьбы. И познакомился позже, когда Полеванов недели через три после назначения пришел ко мне. Взволнованно рассказал о безобразиях, которые творились в порученном ему ведомстве (теперь об этом можно прочесть в выпущенной им книге), о том, что в Госкомимуществе России работают 26 официальных шпионов, иностранных советников, которые допущены к любой, даже суперсекретной информации. Владимир с робостью недавнего москвича хотел услышать мой совет, как же можно от них избавиться. Я объяснил, что, поскольку в отделе кадров данные лица не числятся, с ними необходимо просто расторгнуть контракт. Но, возразил он, и постовые милиционеры наняты Чубайсом, пускают того, кого он скажет. Тогда я посоветовал ему заключить договор с Главным управлением охраны, закончив отношения с милицией. Через некоторое время мне по спецсвязи впервые звонит Чубайс. Возбужденный такой:
– Александр Васильевич, Полеванов там совсем с ума сошел, разгоняет всех моих лучших людей, не пускает их на работу!
– Анатолий Борисович, Полеванов занимается своими делами, при чем здесь я-то? А потом легенды сочиняются, что Коржаков все решает.
Сначала новый министр избавился от иностранцев, потом опять пришел ко мне с новыми инициативами: они основывались на огромной справке-докладе, которую он подготовил для Президента, что же натворил его предшественник. Я ретивого министра сразу предупредил: только ничего не предпринимай, пока я тебе не сделаю конфиденциальную встречу с шефом. Но «горячая голова» – геолог-романтик поднял шум раньше времени. Чубайс нажал на свои рычаги, и Полеванов мгновенно «слетел». Сильный Чубайс всегда убеждал слабого Президента. Он его просто гипнотизировал. Сколько раз было: вызывает меня шеф после очередного прихода «рыжего Кашпировского» возбужденный:
– Наливайте по стопочке.
– А что случилось?
– Даже не знаю. Подписал у Чубайса какую-то бумагу, а душа не на месте… Чувствую, что-то не то…
…Так вот, свадьба № 2 состоялась в особняке под названием «АБЦ» на улице Варги. Круг приглашенных определял лично Борис Николаевич. Точнее, я предложил список, а Президент его «улучшил». У меня было правило: если я на какое-то мероприятие приглашал Ельцина, то обязательно звал и Черномырдина. Никогда их не разделял. Даже после досадного казуса на Совете безопасности.