— Так я тебе и поверил, — грозно сказал я. — Ты узнал то, что должен был?
— А как же! — засуетился Федот. — Ещё бы не узнать. Да вы пожалуйте, пожалуйте в каюту. Посидим… А вы, ребята, тут поскучайте, — обратился он к своим телохранителям.
Колька и Сенька молча, синхронно кивнули. На меня пучили глаза так, будто я — маг-аристократ, свалившийся с неба и говорящий с их боссом, как с лакеем.
— Костя-а-а-а-а! — долетел до меня отчаянный вопль.
Я обернулся, увидел Полли, несущуюся сквозь толпу вдоль парапета. Помахал ей, мол, у меня всё в порядке, и посмотрел на Федота.
— Дама сердца? — улыбнулся тот понимающе.
— Ещё чего скажешь? — пронзил я его взглядом.
Федот совершенно сник и забормотал сбивчивые приглашения.
— После тебя, — сказал я.
Федот послушно нырнул в надстройку, и я шагнул вслед за ним, стараясь не выпускать спину бандита из виду. Я пока ещё не настолько спятил, чтобы доверять ему хоть на грош.
Мы сидели в… наверное, это и называлось «каютой». Уютная комнатка, со всеми удобствами: стол, кресла, бар. За дверью наверняка найдётся здоровенная кровать и коллекция латексных плёток. Ну или чем там здешние богатеи себя раззадоривают.
От выпивки я отказался, и на столе передо мной тут же появилась карта района, который местные жители прозвали «Чёрным городом».
— Вот этот завод, — сказал Федот, ткнув в карту пальцем. — Лавр — ну, Лаврентий Пахомов, — он там директором. Купил, говорят, год назад. С тех пор оттуда не вылезает, только ночует дома. И то не всегда. Все свои дела там обстряпывает. Нижний этаж — цеха, шум стоит. Второй этаж — администрация, крючкотворы всякие. А Лавр — на третьем. Только, я вам так скажу, Константин Алексаныч: опасное это дело. Там вся охрана — из головорезов его. Армия, натурально — армия! Оно понятно, что потом Лавру туго придётся, если он вас… Да только вам-то уж всё равно будет.
— А ты-то чего за меня переживаешь? — усмехнулся я.
— Да как же не переживать? Один вы у меня друг такой.
— Какой? Из ближнего круга?
Я посмотрел Федоту в глаза, и тот взгляда не отвёл. Улыбнулся:
— А что ж тут такого, ваше сиятельство? Все мы люди. Когда-то вам понадобится чего, а когда — нам. Мы руки пачкать не боимся, а вы, ежели чего, словечко где замолвите. А того дурачка, Пухова, что к сестрице вашей с неподобающими речами обращался, я ради вашего удовольствия хоть сейчас могу подвесить за…
— Как-нибудь в другой раз, — отказался я. — Я привык получать удовольствие несколько иным образом, — и вновь уставился на карту. — А план завода у тебя тут, часом, не завалялся?
— Обижаете. Всё время обижаете, любезный Константин Алексаныч, — вздохнул Федот и развернул передо мной план завода.
— До встречи, Константин Александрович.
— До скорой встречи, — уточнил я.
Яхта подошла к причалу, какой-то парень засуетился с трапом, но я не стал ждать и перепрыгнул так. Ушёл, не оборачиваясь.
До парковки пришлось шагать минут десять, я использовал это время, чтобы подумать. Перед Федотом легко было разыграть уверенность. А в действительности — как я собираюсь штурмовать эту твердыню? Что-то мне подсказывает, что охраны на заводе — куда больше, чем было в особняке Федота.
Можно, конечно, обойтись без штурма. Явиться в официальном порядке, а потом… А что потом?
«Здравствуйте, господин Пахомов! Простите за нескромный вопрос — вы случайно не имеете отношения к обстрелу моего кортежа?»
«Да как вы только подумать такое могли, господин Барятинский! Конечно же, нет».
«Ну, вот и славно. Благодарю за то, что уделили мне время»…
Тьфу!
Я едва удержался, чтобы на самом деле не сплюнуть. Доказательства причастности Лавра у меня есть, но для полиции их явно недостаточно. К тому же тут, насколько я понимаю, принято решать такие вопросы своими силами. Есть силы — решай. Нет — обтекай. Но я-то уж точно обтекать не намерен.
Значит, вариант остаётся один. Изменить внешность и — вперёд. «Возвращение Фантомаса». Сыграю на эффекте неожиданности.
— Почему бы просто не оставить всё как есть?
Я был настолько глубоко погружен в мысли, что поначалу воспринял этот голос как свой внутренний. И машинально ответил вслух:
— Потому что того, кто стерпел один удар, потом обязательно ударят второй раз. А ещё мне нужен ответ на простой вопрос: зачем?
— Те, кто нанёс удар, уже мертвы.
Тут до меня дошло, что диалог вполне реален. Я остановился, развернулся на каблуках и уставился в спокойные глаза Платона.
— Вы что тут делаете?! Как здесь оказались?!
Платон хмыкнул, совершенно не обескураженный моим грубым тоном.
— Я — всё ещё ваш учитель, ваше сиятельство. А хороший учитель находится рядом с учеником, пока он нужен, и исчезает, когда надобность отпадает.
— Прямо сейчас надобности в учителе у меня нет, — сказал я.
— Я ведь вижу тебя насквозь, Костя, — вздохнул Платон. — Ты хочешь мести.
— Это — не месть, — возразил я. — Это — разумная жизненная позиция. Политика, если угодно.
— Политика… — погрустнел Платон. — Повторю: те, кто стрелял — уже мертвы.
— Они просто исполнители. Пешки. Главный враг…
— «Просто»? — перебил Платон. — Нет, Костя. Не бывает «просто». У каждого человека есть выбор. В любой ситуации, в любую секунду. И те люди выбрали стрелять. Каждый из них сам нажимал на курок…
— Спусковой крючок.
— Что?
— Когда стреляют — жмут на спусковой крючок. Курок — это… — Я покачал головой. — Не важно. Не забивайте голову. Мысль вашу я понял.
— Сомневаюсь. Ты хочешь добраться до корня зла и вырвать его. И тебе кажется, что видишь этот корень. Но вот чем всегда заканчиваются такие дела: ты начинаешь тянуть корень, а он — бесконечен. И постепенно становится всё толще. Вот уже земля дрожит под ногами, вот уже по ней ползут трещины… И в один прекрасный день ты вдруг понимаешь, что для того чтобы вырвать весь корень, тебе придётся избавиться от половины мира. Лучшим вариантом будет запомнить, откуда торчит корень, и принять меры предосторожности. Это называется политикой и разумной жизненной позицией.
— Путь белого мага, — невесело усмехнулся я.
— Именно так.
Послышался крик. Я обернулся, увидел бегущую ко мне Полли. Парковка была уже рядом, и девушка как раз неслась мимо неё.
— Ну так и что теперь? — спросил я. — Вы донесёте на меня деду? Попробуете посадить под домашний арест?
— Нет, зачем же, — удивил меня Платон. — У каждого человека есть возможность выбора. В любую секунду. И каждый идёт своим путём. А я лишь присутствую рядом, когда во мне есть надобность.
— Костя-а-а-а! — налетел на меня ураган по имени Полли. — Прости, прости, это я во всём виновата! Ты не ушибся?!
Когда мне удалось высвободить голову из её сердобольных объятий, Платона рядом уже не было. Наверное, надобность в нём отпала.
Полли я сдал любящим родителям без пяти одиннадцать и выдохнул с облегчением. От её болтовни уже звенело в ушах. До поцелуев у нас, кстати, так и не дошло. Видимо, княжна порядком струхнула, когда я упал с моста, и решила сбавить напор флюидов, заменив романтику стратегией «давай узнаем друг о друге побольше». Собственно, я только слушал и кивал, пропуская мимо ушей девяносто процентов сказанного.
Дома мне подала ужин заплаканная Китти. Я сделал вид, что ничего не заметил, но долго вглядывался в своё искажённое отражение в кувшине с водой. И что они все во мне находят? Никогда не разбирался в мужской красоте. И слава богу, конечно…
А может, не в красоте дело? В каких-то личных качествах? Но Китти, это очевидно, запала ещё на прежнего Костю. А у того — какие могли быть личные качества? Нет личности — нет качеств. Одна смазливая рожа.
Может, каким-нибудь жутким шрамом обзавестись, ради спокойной жизни? Что ж, завтра у меня будет такой шанс…
По лестнице простучали каблуки, и в столовую вбежала Надя.
— О, здравствуй! — махнула она рукой. — Так и думала, что ты приехал. Бедняжка Китти снова рыдает.
— У нас с ней что-то было? — спросил я.
Надя изумлённо на меня посмотрела. Я с виноватым видом коснулся пальцами головы. Мол, память после травмы так и не восстановилась.
— Думаешь, ты бы стал мне рассказывать о таких вещах? — спросила Надя, налив себе стакан воды.
— Думаю, ты бы и без моих рассказов знала.
— Хм… — Пригубив воду, Надя прижала стакан к груди, и взгляд её мечтательно затуманился. — Послу-ушай… А ведь я могу рассказать тебе всё, что угодно! Создать новую реальность! Заставить тебя действовать так, как угодно мне!
— Да ты, оказывается, сам дьявол, — заметил я, подцепив вилкой кусок мясного пирога.
— Ах, ну что ты! — Надя захлопала глазами. — Я — ангел. Твой ангел-хранитель… Ладно. Пару раз я видела, как ты хватал Китти за неподобающие места в неподобающих местах. Но мне показалось, что дальше невинных шалостей дело у вас не зашло. А больше ничего не знаю, клянусь… Как прошло твоё свидание?
— Прекрасно, — пожал я плечами. — Упал с моста.
— Опять? — ахнула Надя. — Ты в порядке?
— Нет, погиб. Явился вот тебе в виде бесплотного духа, чтобы попрощаться.
— Дурацкие шутки! — возмутилась Надя. Но тут же потыкала меня пальчиком в плечо. — Будь осторожнее, пожалуйста! У меня всего один брат. Ты же придёшь завтра?
— Ку… Ах, да. Конечно, приду.
Если выживу. На что возлагаю большие надежды.
— Прекрасно! Буду ждать. Ну, давай, до завтра!
Она поцеловала меня в макушку и побежала обратно. Я её окликнул.
— Да? — повернулась Надя в дверях.
— Ты во сколько встаёшь?
— Около десяти, а что?
— Можешь встать в пять?
— Зачем?! — изумилась Надя.
— Мне очень нужно изменить внешность, и… Учитывая прислугу, наверное, лучше бы это сделать уже за воротами.
— Костя, что ты задумал? Мне это не нравится!
— Ну, ты же мне не говоришь, что у тебя происходит, — пожал я плечами. — А мне это, может, тоже не нравится.