– Ясное дело, отказались, – рявкает Дреска. Она опирается на метлу, как на костыль, и той же метлой подметает с пола осколки разбитых тарелок. Потом нагибается, поднимает отломанную ножку от табурета и бросает ее в очаг.
– Так что здесь было? – я наклоняюсь и поднимаю корзину.
– А сама-то ты как думаешь? – ворчливо спрашивает Дреска. – Твой дядя со своими людьми явился сюда за нашим гостем. А как не смогли его найти, от злости много чего порушили, – она поднимает с пола миску. – Как будто он мог прятаться среди посуды.
– Они заходили и в сарай, – добавляет Коул, качая головой. – Не надо мне было убирать подброшенные ими улики.
– Все, что они поломали, уже и прежде было ломано-переломано по сто раз, – ворчит Дреска. – Поставь корзину на стол, – добавляет она, – только сначала пусть Коул вернет его на место.
Скользнув к деревянному столу, Коул ставит его на ножки. Столешница превратилась в сплошную паутину из царапин, шрамов и ожогов, но, не считая этого, стол целехонек и стоит крепко.
– Вот почему они решили, что я вас предупредила, – говорю я, потирая озябшие руки. Заметив это, Коул стягивает плащ и набрасывает его мне на плечи. Он оказывается на удивление мягким и теплым.
Дреска снимает чайник с раскаленных углей.
Вскоре Магда поднимается, прихватив свою корзинку с доделанными птицами из камней и палок. Доковыляв до двери, она с грохотом бросает корзинку на землю.
– В глазах у них была чернота. А тот человек – хуже всех, – говорит она.
Неожиданно для самой себя я чувствую потребность защитить дядю, хотя он и допустил все это. Хотя его могучие пальцы и оставили красные пятна у меня на запястье.
– Отто не… – начинаю я.
– Нет, не Отто, – машет рукой Магда. – Другой. Высокий, с усталым взглядом.
– Бо, – говорю я, и имя звучит, как ругательство, – Бо Пайк.
Я вспоминаю, как он, опустившись на колени, распихивал по щелям обрывки детской одежонки. Его острый щучий нос и волосы с острыми залысинами.
– Так продолжаться не может. – Я поворачиваюсь к Коулу. – Невозможно же вечно от них прятаться. Если людям Отто удастся восстановить всех против тебя, тебе станет негде скрываться.
– Я не уйду, Лекси, – лицо у него такое решительное, что я понимаю: спорить бессмысленно.
– Магда, – окликаю я, намереваясь сменить тему, – Дреска.
Сестры не глядят на меня и не прерывают бормотания, но я знаю, они слушают, ждут, к чему я поведу разговор.
– Ведьма из Ближней не просто так сгинула на пустошах? – голос у меня дрожит. – Там еще что-то случилось, да? Что-то скверное?
Магда набирает полную грудь воздуха и медленно выдыхает.
– Да, милая. – Она усаживается на стул. Когда она сгибается, что-то внутри у нее потрескивает, как сухие ветки. – Случилось кое-что скверное.
Она отворачивается, выглядывает в окошко на круглые холмы, словно опасается, как бы нас кто не подслушал.
– Что же, что случилось? – не отступаю я.
Дреска перестает мести, но только на миг, она тут же начинает скрести пол с удвоенной энергией – шшух, шшух, на весь дом шуршит метла, будто жалуясь. Металлическая крышечка на чайнике начинает свистеть – вода закипела. Магда хватает полотенце и обеими руками снимает чайник с огня.
– Расскажите мне, чем кончилась та история, – помявшись, я договариваю: – Чем она кончилась на самом деле.
Звякают чашки, вонь оказавшись на столе, рядом с чайником и нарезанным ломтями хлебом.
Магда смотрит на меня с сомнением – видно, думает, что я сошла с ума. Или что я повзрослела. Это примерно одно и то же. Она открывает рот, так что видны провалы на месте выпавших зубов, но не успевает и слова сказать – Дреска что есть мочи трясет головой.
– Нет, нет, это ни к чему, милая, – вздыхает Магда и помахивает деревянной щепкой, подобранной с пола.
– Мне это нужно знать, – настаиваю я, взглянув укладкой на Коула. Он устроился у открытого окна. Мне кажется, ему вообще трудно находиться взаперти, свежий воздух необходим ему. – Если это Ведьма из Ближней похищает детей…
– Кто тебе такое сказал? – вступает Дреска.
– С чего бы? – подхватывает Магда. – Она умерла, нету ее больше.
Но говорят они странно, уж очень настороженно. Сами не верят в то, что говорят, ни единому слову не верят. Коул ободряюще кивает мне.
– Я знаю, вы сами на нее думаете, Дреска, – наступаю я, стараясь не дрогнуть под ее каменным взором. Сестрицы молчат, но то и дело переглядываются. – Я слышала ваш разговор с Томасом, в деревне. Ты пыталась ему сказать. И еще вы обе пытались сказать про это Отто. Они вам не поверили, а я верю.
В комнатушке становится совсем тихо, ни единого шороха.
– Нам надо поскорее найти преступника и детей, а иначе… – Я гляжу на Коула у открытого оконца. Потом на Магду, которая хлопочет вокруг чайника, на Дреску, которая пронзительно смотрит на меня – а может сквозь меня – своими зоркими глазами. Я должна уговорить их.
– Дела идут все хуже. Никто не может понять, куда деваются дети. Они повесят вину на Коула, но это ничего не исправит. Того и гляди пропадет Рен, и я не могу сидеть сложа руки и ждать, когда это случится, пока они ищут, кого бы еще обвинить! – Я смотрю в потолок, стараясь овладеть собой. – Мы должны предоставить им доказательства. Только мы можем навести в этом деле порядок.
Дреска продолжает тяжело смотреть на меня, будто не может решить – то ли выгнать меня из дому, то ли довериться.
– Магда. Дреска. Моя отец всю жизнь положил на то, чтобы Ближняя вам поверила. А теперь, прошу, вы поверьте мне. Позвольте мне помочь.
– Это Лекси предупредила меня о людях Отто, – это Коул, наконец, подал голос.
– А с чего ты так уверена, что это Ближняя Ведьма, Лекси Харрис? – спрашивает Дреска.
– У нее была власть над всеми стихиями, верно? Она повелевала ими и могла даже двигать землю. Она умела скрывать следы. А еще эта странная дорожка на траве…
У Дрески чуть заметно сужаются глаза, но она не перебивает.
– Получается, я не знаю только одного – как и почему она вернулась, а главное, зачем уводит наших детей. Так вы скажете или нет? – выкрикиваю я громче, чем сама ожидала. Мои слова эхом отдаются от каменных стен.
У Дрески морщится лицо, все его складки собираются к носу и глазам. Магда, тихонечко напевая Ведьмину считалку, через ветхое ситечко разливает по чашкам кипяток. Над чашками поднимается пар и клубится вокруг старухи.
В последний раз бросив взгляд на Коула (он прислонился к стенке у окна), Дреска качает головой. Но когда она заговаривает, ее слова звучат для меня неожиданно.
– Ты умница, Лекси.
– Подсаживайтесь-ка к столу, – добавляет Магда. – Чай готов.
Глава 17
– Ближняя Ведьма жила на околице, – начинает Магда, – на самой границе между Ближней и пустошами, между людьми и диким миром. Это было много, много лет назад. Может, даже еще до того, как Ближняя стала Ближней. Да, у нее и правда был сад, и верно, что ребятишки любили ходить туда полюбоваться. Жители деревни ей не досаждали, но и в друзья не навязывались. Как-то раз, сказывают, один мальчонка отправился в гости к Ведьме, а домой не вернулся.
Магда отворачивается и глядит в угол.
Дреска ерзает на табурете, потом встает и начинает расхаживать. Ей явно не по себе. Рывком, так что Коул вздрагивает, она захлопывает окно и вглядывается сквозь стекло в помрачневшую пустошь. Начинается дождь, струи бьют в стекло и изо всех сил барабанят по крыше. Магда продолжает рассказ.
– Когда солнце село и день угас, мать мальчика пошла за ним. Она добралась до маленького домика, что стоял на окраине – вон там, – и Магда тычет в окно, через плечо своей сестры. – Но ведьмы дома не оказалось. А мальчонка был там, в саду, среди красных и желтых цветов.
Скрюченными пальцами она поднимает чашку.
– Он был мертв! Лежал там, будто уснул среди цветов, да так и не проснулся!
Крик матери, сказывают, слышен был повсюду, он заглушил даже ветер пустошей.
Потом вернулась Ведьма с полными руками травы и ягод, и прочего, что любят собирать ведьмы. Ее дом был весь в огне, а любимый сад вытоптан и выжжен. Саму ее поджидали охотники. «Убийца, убийца», – кричали они, – в этом месте голос у Магды начинает дрожать, а я вздрагиваю. – И охотники бросились на Ближнюю Ведьму, как стая воронов. Она звала деревья, но тем мешали корни, они не смогли спасти ее. Она звала траву, но трава мала и слаба и не смогла спасти ее.
Ливень хлещет по каменным стенам домика, и Дреска, похоже, одним ухом слушает рассказ сестры, а другим голос бури. Коул забился в угол и ничего не говорит, он сжал зубы, а глаза смотрят в никуда.
– Наконец, Ближняя Ведьма воззвала к самой земле. Но было слишком поздно, и даже земля уже не могла спасти ее, – Магда делает большой и долгий глоток из чашки. – По крайней мере, так сказывают, милая.
Я ясно представляю себе все, о чем она рассказала, только перед моим мысленным взором о помощи взывает не ведьма. А Коул. Меня пробирает дрожь.
– Бог ты мой, Магда, ну и сказки ты рассказываешь, – вздыхает Дреска, не сходя со своего места у подоконника. Сказав это, она отворачивается, не переставая что-то перебирать руками – то переставит горшок, то отпихнет клюкой листья, случайно упавшие на пол.
Магда глядит на меня.
– Убили ведьму, три охотника ее убили.
– Три охотника? – переспрашиваю я. – Те самые, что вошли в первый Совет? Они назвали себя защитниками деревни…
Дреска коротко кивает.
– Тогда-то не было никакого Совета, просто три молодых охотника. Но это они, да. Мужчины, вроде твоего дядя, вроде этого Бо. Охотники взяли тело ведьмы и снесли в пустоши, далеко-далеко отсюда, и закопали поглубже.
– Но земля похожа на кожу, нарастает слоями, – шепчу я, вспомнив бессмысленное бормотание Магды в саду. Старуха кивает.
– То, что сверху, шелушится и разрушается. И, рано или поздно, открывается то, что было спрятано в глубине, – говорит она и добавляет: – Если, конечно, ей хватит злости. И хватит силы. Уж очень это была неправильная смерть для такой могущественной ведьмы.