Я бегу по проулку между домами, обдумывая свой план, как вдруг под ноги мне выскакивает мальчик, а вслед ему несутся крики матери. Райли Тэтчер.
Тонкий как прутик восьмилетний Райли несется по двору, шлепается в грязь, но тут же вскакивает. Но в это мгновение что-то неуловимо меняется. Чего-то не хватает. Оголец стрелой летит дальше, когда я замечаю в бурьяне оброненную им вещицу. Я поднимаю амулет, сделанный сестрами, – мешочек с мхом и душистой землей на порванной тесемке.
– Райли! – зову я, и мальчик оглядывается. Я догоняю его и возвращаю амулет. Кивнув, он с улыбкой засовывает мешочек в карман и – получает шлепок от подоспевшей матери.
– Райли Тэтчер, а ну бегом домой, я запретила тебе выходить.
Миссис Тэтчер разворачивает сына и новым шлепком подталкивает к двери. Я подавляю смешок, потому что она тяжко вздыхает.
– Какой же он неугомонный. Да все они такие. Не желают сидеть взаперти, привыкли гонять по улице, пока не стемнеет.
Моя улыбка тут же сходит с лица.
– Я знаю. Рен разрешено бегать по поручениям мамы, но и ей не хватает этой вольницы. Хорошо еще, если на улице дождь. Если распогодится, придется нам, наверное, ее привязывать к стулу.
Миссис Тэтчер сочувственно кивает головой.
– Но что же мы можем поделать, когда такое творится? Да еще этот чужак, никак его не изловят.
– А что люди говорят?
Женщина вытирает лоб тыльной стороной ладони.
– А ты не знаешь? Все испуганы. Нехорошо, что чужак сюда явился, за день до всего этого… – Она машет рукой, показывая на дома, на грязные следы Райли, на все вокруг.
– Это еще не значит, что он виноват.
Миссис Тэтчер глядит на меня, вздыхает.
– Зайди в дом, дорогая, – приглашает она. – Что толку разговаривать на улице. Тем более в такую погоду.
Я поднимаю глаза, но солнце еще высоко в небе, так что я решаю зайти.
Миссис Тэтчер – сильная женщина. Она, как моя мама, зарабатывает на жизнь своими руками – делает для всей деревни горшки и миски. Райли пошел в своего отца, оба худые, как щепки, а она очертаниями напоминает глиняный горшок. Но бока у нее могут быть круглые, зато взгляд острый. И со мной она не разговаривает как с ребенком. Они с моей мамой всегда были близки. А еще ближе были раньше, до того, как мама не превратилась в призрак.
– Этот чужак, как, ты сказала, его зовут? – миссис Тэтчер вытирает руки о полотенце, всегда висящее у нее на плече.
– Я еще не говорила. Его зовут Коул.
– Ну, так вот. Он ни словечком не перемолвился ни с кем во всей деревне. А когда люди пришли с ним поговорить, вообще исчез. И я смекаю, они не в первый раз уже пытаются его найти. Я так скажу: уйдет он – счастливое избавление, а попадется – честная охота.
– Но это не Коул.
Она отворачивается к столу, берет противень.
– Да что ты говоришь! А откуда тебе знать это, Лекси Харрис?
Я сглатываю, понимая: в Ближнюю Ведьму она не поверит.
– Миссис Тэтчер, – шепчу я доверительно, вытягивая шею, как делает Рен. – Я тоже веду свое расследование. И этот парень, Коул, мне очень помогает. Он умный. Он хорошо читает следы. Благодаря ему я уже почти напала на след настоящего похитителя.
Женщина стоит ко мне спиной, но я знаю, она слушает.
– Отто и его дозорные понятия не имеют, кто уводит детей, но им не хочется иметь глупый вид, вот они и решили подставить Коула. Им было все равно кого. А если они прогонят его из деревни, мы можем так никогда и не найти того, кто на самом деле ворует детей.
– Ему сильно повезет, если они обойдутся этим.
У меня перехватывает горло.
– Что они собираются сделать?
Миссис Тэтчер ставит на стол между нами поднос с круглыми коржиками, на вид такими же твердыми и ровными, как ее глиняная посуда. В мгновение ока на кухне появляется Райли и хватает с подноса штуки две или три. Уверенная рука миссис Тэтчер ловит его щуплую лапку в воздухе, не дав опустить коржики в карман. Плутоватая улыбка Райли напоминает мне Тайлера, каким он был в его годы. Я замечаю, что свободной рукой он все же успевает стащить пару коржиков и пихает в задний карман.
– Марш отсюда, Райли, – командует мать, и мальчик, прихватив с подноса еще трофеи, скрывается довольный – в карманах и кулаках у него с полдюжины коржиков. Я тоже беру один, деликатно надкусываю. Коржик сопротивляется. Я впиваюсь в него зубами до боли в челюстях, но все бесполезно. Я опускаю руку с печеньем на колени.
Миссис Тэтчер грызет коржик, задумчиво щурится.
– Не знаю, Лекси. Люди сильно встревожены. Они хотят, чтобы кто-то заплатил. Ты всерьез считаешь, что чужой ни при чем?
– Всерьез. Я уверена. Вы мне верите?
– Ох… хотелось бы верить, – вздыхает она. – Но если вы с твоим дружком не поспешите найти детей, боюсь, уже неважно будет, кому я верю.
Знаю, она права. Я встаю, благодарю миссис Тэтчер за угощение и за то, что выслушала. Она улыбается мне сдержанно, но искренне. На улице холодный воздух пощипывает щеки и руки. Солнце скользит по небу вниз. Оглянувшись, я вижу, что она вышла меня проводить и стоит в дверях. Снова начинаю благодарить, но женщина смотрит мимо меня, плотно сжав губы и скрестив руки на пышном животе. Над нами кружит ворона, черная клякса в бледном небе.
– Вам должны поверить те, у кого в доме горе, – говорит миссис Тэтчер, не отрывая от птицы взгляда. – У кого пропали дети. Харпы, Портеры, Дрейки. Я слышала, что мастер Мэтью принял все это очень близко к сердцу.
Мастер Мэтью. И тут меня как обухом по голове стукает. Мэтью Дрейк. Третий член Совета. Дедушка Эдгара и Елены.
– Если можете отыскать ребятишек, поторопитесь с этим, – миссис Тэтчер говорит совсем тихо, чуть слышно. С этим словами она исчезает в доме. Но я уже в пути, бегу со всех ног.
Мысли лихорадочно скачут, сердце колотится, а ноги еле поспевают за ними. Я опрометью несусь к дому Елены.
Три человека когда-то знали, где похоронена ведьма. В этом я уверена.
Солнце медленно клонится к горизонту, а я бегу к дому Дрейков.
Три человека. Члены Совета. Когда Дреска спорила с мастером Томасом, она назвала его хранителем тайн и забытых истин. Могила ведьмы – что, если это и есть тайна, которая передается от одних членов Совета к другим? Остается надеяться, что это знание сохранилось до сих пор, не исчезло через столько поколений. Мой единственный шанс найти могилу – выудить ответ у одного из них.
Мастер Томас спорил с Дреской, и по его голосу было понятно, что он не сдался.
Мастер Илай, скорее всего, отдал Бо приказ подсунуть улики, значит, на него тоже нет надежды.
Но мастер Мэтью Дрейк. Все это время он был странно безучастен. Но потеря внука могла поколебать его устои. И если есть шанс узнать, где погребена ведьма, этот шанс связан с ним.
Издалека я замечаю перед домом Елену, и ноги сами останавливаются. Чувство вины тянет вниз, как камни в карманах платья, как горечь у меня в горле.
Она совсем истаяла, это заметно даже с расстояния. Я с усилием передвигаю ноги. Я должна была прийти раньше, давно. И не чтобы расспрашивать, а просто проведать, поддержать. Щеки у меня горят от бега и холодного ветра, а поравнявшись с Еленой, я вижу, что и у нее лицо красное, по-другому. Покрасневшие веки, алые пятна на щеках. Красивые светлые волосы небрежно убраны назад, она полощет белье в речке.
Елена преобразилась. Беззаботная Елена, моя любимая подружка – которая наслаждалась вниманием деревни, когда рассказывала о встрече с чужаком и шутила о том, какой он красавчик – сейчас осунулась, похудела и стала похожа на привидение. Она что-то напевает, летая от мелодии к мелодии легко, как привидение по комнатам. И то и дело сбивается на мотив Ведьминой считалки. Подойдя еще ближе, я замечаю, какие у нее руки – красные от ледяной воды. Заметив меня, она пытается улыбнуться, но губы складываются в жалобную гримаску. Я сажусь на траву рядом с ней и молчу. Елена все полощет что-то, темное с голубым. Детскую рубашку. Я обнимаю ее за плечи.
– Хочу, чтобы все было наготове, когда Эдгар вернется, – объясняет она, выжимая рубашонку брата над ручьем. – Тогда он поймет, что мы его не забыли. – А пальцы все продолжают выкручивать ткань. – Надеюсь, они поймают чужака, – говорит она голосом, не похожим не ее собственный. – Надеюсь, они его убьют.
Мне больно от ее слов, но я отворачиваюсь – не хочу, чтобы она заметила.
– Мне так жаль, – шепчу я, прижимаясь к ее щеке. Только спустя некоторое время ее руки с рубашкой перестают, наконец, двигаться. Я немного отстраняюсь, чтобы как следует ее разглядеть: неожиданный огонь в ее словах, в ее глазах меня удивил. – Мы найдем Эдгара. Я тоже ищу, каждую ночь.
– Где ты была? – ее голос звучит до того тихо и сдавленно, что я чувствую, как и мое горло сжимается. – Все остальные приходили к нам, – говорит она и еще тише добавляет: – ко мне.
Она отводит взгляд и смотрит на реку. Я хочу сказать ей, что мне жаль – бессмысленная фраза, но надо же сказать что-то, – но Елена меня опережает.
– Ты ищешь следы чужака? Тогда ты и Эдгара найдешь.
Я мотаю головой.
– Дозорные говорят неправду, Елена. Они не знают, кто, или что, уводит детей, вот и винят во всем этого несчастного чужеземца, просто потому, что других подозреваемых у них нет. Но это точно не он. Я знаю.
Я беру Елену за руки, потому что она продолжает неистово полоскать рубашки, и, отведя от воды, начинаю согревать их в своих ладонях.
– Откуда ты знаешь? – Она вырывает у меня руки. – Ты не была бы так уверена, если бы пропала твоя Рен! – Ответа Елена не ждет, он ей и не нужен. – Я просто хочу вернуть брата. – Голос снова звучит спокойно. – Ему, наверное, очень страшно.
– Я найду Эдгара, – говорю я. – Но прошу тебя, не обвиняй Коула.
Моя подруга, похоже, поражена тем, что мне известно имя чужака.
– Он помогает мне, Елена, – шепчу я. – Мы уже близки к разгадке, скоро найдем настоящего виновника. Нам всем нужны ответы. – Я заправляю завиток светлых волос ей за ухо и разворачиваю ее лицом ко мне. – Но это не он.