Я опускаюсь на табурет. По щекам текут слезы, а перед глазами стоят красные лужи. Я отмахиваюсь от них.
– Они его схватили, – говорю я, потому что должна это сказать.
Магда печально кивает, как будто и так это знала, и узловатыми пальцами гладит меня по плечу.
– Они увидели нас вчера ночью. А утром пришли и взяли его, увели в пустошь. И Бо сказал, что земля Ближней не окропится кровью чужестранца, но я не знаю, что они сделали, а он пообещал мне, что придет и найдет меня, если найду кости, и я их нашла, но его там не было. Его там не было, а охотники говорят, что он…
Я останавливаюсь, чтобы вздохнуть, обнимаю себя обеими руками. Его нет. Я должна сказать «Коула нет», но это неправильно. Если сказать так, можно подумать, что он просто ушел, побрел куда-то своей дорогой. Но Коула утащили за собой люди из плоти и крови. Мужчины, которые искали, на кого бы повесить вину.
– Стало быть, ты их нашла, – это Дреска, она стоит у двери. Я даже не слышала, как она вошла.
– Ты не слушала? – Я отталкиваюсь от стола. Табурет со скрипом отъезжает. – Коула нет.
– Как и четырех детей.
– Вам что, наплевать, что они его схватили? Что они, может быть, его…
– Он знал, что делает.
– Нет! Не знал. Он не понимал. Он обещал мне!
У меня внутри сплошная боль. Комната качается. Чайник шипит.
– Так верь ему, – вступает, наконец, Магда, снимая чайник с огня. Меня охватывает слабость и странное оцепенение, голова будто ватой набита. Я обхватываю ее обеими руками.
– Дальше будет только хуже, намного хуже, – шепчет Дреска, но вряд ли ее слова предназначались для моих ушей.
– Мне нужно вернуться, – говорю я. – Я должна добраться до костей. Коул сказал… и я не нашла детей. Не смогла найти.
– Ступай-ка домой, Лекси Харрис, – велит Дреска.
– Как? Но нам нужны эти кости, скорей! Иначе она вернется сегодня ночью.
– Иди домой, милая, – Магда кладет свою корявую руку поверх моей. Оказывается, я сижу, вцепившись в стол.
– Не отходи от сестры, – наставляет меня Дреска.
– А утром, – добавляет Магда, – пойдешь прямиком сюда, милая, и мы все исправим.
Потрепав меня по руке, она отходит.
– Ты, главное, приходи сюда утром, Лекси, – повторяет за ней и Дреска. – Все будет хорошо.
Снова эта бессмысленная фраза. Люди вечно ее произносят, и никогда она не оказывается правдой. Видно, во взгляде, который я бросаю на Дреску, отражаются мои мысли.
– Ступай домой, Лекси, – произносит она совершенно другим тоном, мягче и ласковее – так, бывало, говорил со мной отец. Дреска ведет меня к двери. Ее длинные тощие пальцы больно впиваются мне в плечо. – Мы расставим все по своим местам.
Я выхожу на двор. Небо стало красным.
– Все будет хорошо, – повторяет она, и на этот раз я не перечу. Не хочу возражать.
Как? спрашивает голос внутри меня, но он звучит все тише, тонет, скрывается под чем-то теплым, как под одеялом.
Не помню как, но как-то я добираюсь до дома. Должно быть, ноги сами меня несли, умницы, потому что глаза ничего не видят перед собой.
Возле нашего дома Отто, Тайлер и Бо. Они стоят у входа, залитые алым светом заката. Бо склонил голову набок. Тайлер стоит ко мне спиной. Первым меня замечает Отто, и даже в своем оцепенении я все равно понимаю, что он сейчас должен быть разъярен. Однако на лице у дяди только смертельная злая усталость. Он не похож на торжествующего победителя. Его взгляд говорит другое: я, может быть, еще и не победил, а вот ты точно проиграла.
Я прохожу мимо них, мимо матери, которая знала, что я вернусь. Она успевает обменяться со мной взглядом – украдкой, будто мы преступницы, – прежде чем вернуться к своей печи. Я стягиваю плащ, освобождаю ноги из башмаков и подхожу к окну, чтобы выставить их на улицу. Но окно все еще заколочено снаружи, щепки вокруг гвоздей еще совсем свежие. Потерев пальцами глаза, я с грохотом бросаю башмаки на пол, потом снимаю платье и надеваю ночную сорочку.
Каждая клеточка в моем теле умоляет о сне. Когда я спала последний раз? А до темноты еще целый час. Можно отдохнуть, совсем чуть-чуть, а потом всю ночь, не смыкая глаз, я буду стеречь Рен. Откидываю покрывало, я пробираюсь под него, и сон окутывает меня мгновенно, долгожданный, теплый, глубокий.
Глава 26
Первое, что я понимаю, – в комнате темно.
Я вскакиваю в панике – проспала слишком долго, но вижу, что Рен спит себе, как обычно, свернувшись калачиком под одеялом. Вокруг глухая ночь, ветер гудит под окном, в половицах и в щели под дверью.
Мысли текут медленно, нехотя. Оцепенелость моя не прошла, вата заполняет мне грудь. Я хочу сесть, сползти с кровати и зажечь свечи, но комната качается, сон не выпускает меня из своих объятий. Я решаю полежать еще, дождаться, чтобы прошло головокружение. А потом я слышу голос. Одно тихое, простое имя, мягкое и выцветшее по краям.
Мое имя. Лекси. Снова ветер играет со мной шутки. Еле разлепив глаза, я сонно всматриваюсь в окно, в пустошь, хотя и не надеюсь ничего увидеть.
Но там в темноте стоит человек. Он ждет в поле, сразу за околицей деревни, примерно в футе от невидимой линии, отделяющей Ближнюю от северной пустоши, – высокий, худой, похожий на ворону.
– Коул? – ахаю я. Он не исчезает, а в голове у меня по-прежнему восхитительный туман, мой почти-сон. Я подбегаю к окну, забыв, что рама заколочена гвоздями. Прижав ладони к стеклу, я смотрю сквозь стекло, вокруг пальцев расплываются облачка пара. Снаружи усиливается ветер, оконное стекло дребезжит. Коул чуть наклоняет голову, и гвозди начинают дрожать, шататься и в конце концов падают на траву. Я приоткрываю окно. Коротко скрипнув, рама бесшумно отворяется, послушная моим пальцам. Становится слышен шум с улицы. В комнату врывается ветер и принимается теребить все, за что только можно зацепиться.
Не зная, на что решиться, я оглядываюсь на свернувшуюся под одеялом сестренку, но она сладко спит, браслет крепко привязан к запястью.
Снаружи на пустоши холодно и темно, но я лезу через окно, путаясь в собственных ногах. Выбравшись, я поспешно захлопываю ставни. Мне не терпится поскорее увидеть Коула, вглядеться в его лицо, в речную гальку его глаз. Хочу узнать, почему он оставил меня, как вернулся, что произошло днем. Я вижу, что Коул пошатнулся, и хочу скорее дотронуться до него, убедиться, что он правда здесь. В одной сорочке я пересекаю разделяющую нас узкую полоску. Босые ноги сразу немеют на холодной земле, руки – от холодного воздуха.
– Коул, – окликаю я снова, и на этот раз он делает шаг ко мне, протягивает руку. Подойдя ближе, я вижу, что это и вправду он. Я прикрываю глаза и никак не решаюсь снова их открыть, а он берет меня за руку, его пальцы, странно холодные, сплетаются с моими. Он не колеблется, не мнется, а наоборот, уверенно привлекает меня к себе и крепко держит. От этого у меня подпрыгивает сердце – примерно так бывает, когда я иду по следу и вдруг вижу впереди свою добычу. Я взвинчена, нервы на пределе. Он молча обнимает меня, а вокруг нас игриво вьется ветер.
– С тобой все в порядке? – Я пробегаю пальцами по его лицу и плечам. – Ты живой. Коул, они сказали… Я подслушала, как они…
Он не отвечает, только молча тянет меня за собой на пустошь, и я иду за ним, пьяная от радости и облегчения.
– Где ты пропадал? Что произошло? – Я снова начинаю злиться, вспомнив, как он ушел, как позволил им увести себя, и резко останавливаюсь. – Коул, да скажи же что-нибудь!
Я хочу повернуть назад, к дому, к Ближней, но он снова тянет меня за собой, прижимает к себе, слегка задыхаясь на ветру. Его щека касается моей. У меня ощущение, что я что-то забываю, но он находит мои губы, и поцелуй окончательно выбивает меня из колеи.
– Иди за мной, – шепчет он мне на ухо, холодное дыхание ласкает щеку. Я чувствую, что ноги подкашиваются… Хоть бы хватило сил идти за ним и не упасть, и тут он добавляет: – Я все тебе расскажу.
– Что с тобой было? Куда Отто тебя повел? – меня будто прорывает, вопросы так и сыплются. – Куда вы пошли?
– Я покажу тебе, – говорит он так тихо, приглушенно, что слова едва можно разобрать.
– Я нашла кости, – сообщаю я. На мгновение пальцы Коула на моей руке сжимаются сильнее, его лицо вроде бы темнеет, но тень проходит, а его глаза спокойны. Вокруг нас кружит ветер. Коул крепко обнимает меня и, положив руку мне на талию, ведет через пустошь. Стоит мне притормозить или потребовать объяснений, он тут же останавливается, поворачивается ко мне, смотрит в глаза и рукой приподнимает мне подбородок. Под его пальцами лицо мне заливает жар. А потом он целует меня в лоб, и на кожу словно капает прохладная капля росы.
– Коул, – шепчу я, смущенно и в то же время обрадованно, а он снова целует меня, на этот раз по-настоящему. В его поцелуе нет страха, нет неуверенности. Он касается ладонью моей залитой румянцем щеки и ведет все дальше, на холмы. Я едва замечаю, как позади нас скрывается из виду деревня. Зевая, я опираюсь на него в темноте, уверенная, что все это мне снится, что я у себя в спальне, в доме моей мамы, а холодно потому, что во сне я, должно быть, сползла с кровати на деревянный пол. Здесь, в моем сне, Коул жив, и мы гуляем. Я чувствую, что он рядом, вижу его одного, а остальной мир, кажется, пропал куда-то.
– Куда мы идем? – спрашиваю я. Коул все еще держит меня, держит как-то странно, одновременно легко и напряженно, и меня это смущает – я мгновенно напрягаюсь и пытаюсь оттолкнуть его. Оттолкнуть его от себя. Я толкаю одними кончиками пальцев. Это нелегко. Коул снова останавливается и поворачивается ко мне.
– Лекси, – шепотом зовет он, пальцами ласково обводя мою скулу.
Какими бы нежными ни казались его пальцы, я не могу ослабить их хватку. Я недоуменно моргаю, в грудь проникает холодный воздух и вместе с ним приходит паника. Я не должна сейчас находиться здесь. Мне необходимо быть дома.