А потом уже оказалось поздно. Ей сделали операцию. Но…
Она думала, мы не знаем, что происходит. Но очень боролась. Даже не приняла Католикос-Патриарха. Святейший звонил, говорил, что хочет прийти, он знал, что ей остались считанные дни. Но она сказала: я не позволю себе, чтобы вы пришли, и я встретила вас не на ногах.
В конце, в пятницу это было, согласилась принять Святейшего в воскресенье. А в субботу она ушла.
И мне Католикос-Патриарх сказал, что она нарочно обманула: знала, что в субботу уйдет… Знала.
Когда счет пошел на дни, я спросил у докторов: сколько ей осталось? Они ответили — месяца два. Мама неделю не продержалась.
Мой маленький сын находился в Бакуриани. Я поехал за ним. И остался там на два дня. Вечером мне позвонила жена и сказала, что Софико стало хуже. Я тут же забрал сына и вернулся в Тбилиси.
Ночью, когда зашел домой, Софико произнесла: «Слава Богу, ты дома… я могу свободно уйти. Я ждала тебя». Закрыла глаза и уснула. Под утро ее не стало…
Она была счастливым человеком. Во-первых, родилась в счастливой семье. Замечательные родители у нее были. Во-вторых, и это главное для человека — использовала свой талант до конца. Сумела себя реализовать.
Для человека это огромное счастье. Все мы смертны, у всех свое время, главное — использовать его.
Мама всегда об этом говорила, это было ее наставление. Она повторяла: «Никуша, у тебя есть определенный талант, используй его. Верни Господу то, что он тебе дал. Не трать попусту время».
А я много времени потерял. И она всегда переживала из-за этого.
Сейчас тоже трачу, наверное, но не так безрассудно, как прежде. Думаю, что мое призвание — это рисование, живопись. И я больше времени должен посвящать этому.
Подводя итог, хочу сказать: нельзя заставить полюбить человека. Это невозможно. А Софико любят, и это чувство искреннее.
Ее уже больше шести лет нет с нами. А ее не забывают.
Самое дорогое выявляется в отношении простых людей: продавщиц, цветочниц, стоянщиков. Я захожу в магазин, и женщина за прилавком при виде меня начинает плакать. И она ведь не играет. Разве это не чудо?
Зритель чувствует личность. Софико тоже была простым человеком, горой стояла за сотни людей, порою почти незнакомых. Ко мне не раз потом подходили со словами: «Твоя мама спасла мне сына, твоя мама сделала мне квартиру».
Она была таким человеком, что никогда не ленилась помочь. Пришел бы дворник со своей проблемой, Софико оделась бы, пошла вместе с ним и добилась всего для этого человека.
Маму воспринимали как защитницу.
После ее ухода незнакомые люди говорили мне: «Не только ты потерял маму, она была и наша мать».
Она и сейчас за нашей спиной. Когда я что-то делаю, то равняюсь на нее и стараюсь не опозорить ее имя. Для меня это очень важно.
Андрей Тарковский(сын режиссера Андрея Тарковского)Сын за отца
ИЗ ДОСЬЕ:
«Он снял всего 11 фильмов, при этом три из них были студенческими работами. Но зато остальные стали легендами — «Зеркало», «Солярис», «Ностальгия», «Жертвоприношение». Можно не видеть этих лент, но не знать имени их автора, пожалуй, невозможно — Андрей Тарковский.
Его фильмы, как сегодня принято говорить, из разряда тех, что в телепрограмме обозначают примечанием «не для всех». Но и сам Тарковский был из этой же категории. При этом его фамилия была, да и остается, на устах у всего мира.
Первый раз она зазвучала после громкого успеха его ленты «Иваново детство». 30-летний выпускник ВГИКа стал лауреатом престижнейшего Венецианского кинофестиваля. Следом за призом в Италии — награда Каннского кинофестиваля и мировой триумф «Андрея Рублева».
Когда мне сказали, что на вечере в честь выхода в свет литературного номера журнала «Сноб», посвященного ностальгии, присутствует сын Тарковского, сомнений не было — я должен с ним познакомиться. Хотя когда потом с восхищением рассказывал о знакомстве с сыном гения, лишь у половины собеседников видел ожидаемый мной интерес. Правда, и вопроса о том, кто такой Тарковский, тоже не прозвучало…
В 1984 году на пресс-конференции в Милане случилась мировая сенсация — режиссер Андрей Тарковский заявил о своем нежелании возвращаться в Советский Союз.
Со стороны все складывалось более, чем идеально. В 1981 году Тарковский получает звание народного артиста России. А спустя три года, как гром среди ясного неба, на пресс-конференции в Милане звучит его заявление о нежелании возвращаться в Советский Союз. Правда, за границей Тарковский сумел снять всего один фильм. В 1985 году великого режиссера не стало…
О том, каким Тарковский был в обычной жизни, мне и было интересно расспросить его сына, Андрея Тарковского-младшего.
Великий режиссер был женат дважды. В браке с Ириной Рауш на свет появился Арсений, старший сын Тарковского. Во втором браке с Ларисой Кизиловой родился Андрей, мой сегодняшний собеседник.
Андрей Андреевич родился в 1970 году в Москве. Живет в обожаемой отцом Флоренции, в той самой квартире, которую режиссер в свое время получил от итальянских властей и в которой ему самому довелось прожить всего-ничего.
В этот раз в Москву Андрей Андреевич приехал всего на три дня. В 300 км от столицы, в поселке Мясной Рязанской области, он мечтает организовать музей отца. Тарковский-младший всю жизнь занимается популяризацией творчества великого родителя, являясь президентом Международного института Андрея Тарковского.
За пару часов до самолета он нашел время, чтобы ответить на мои вопросы.
— Андрей Андреевич, а Вы должны любить фильмы Тарковского?
— Не должен, но я их люблю.
— А разве Вы можете не любить фильмы своего отца?
— Даже не задумывался об этом… Но я их люблю не из-за того, что это фильмы моего отца. Первый фильм Тарковского, который я увидел, было «Зеркало». Я присутствовал на съемках, маленький совсем был, года три-четыре мне исполнилось. Помню какие-то кадры, сцену пожара прекрасно помню.
Потом был «Сталкер». Я уже сам пошел в кинотеатр, куда-то даже специально поехал в Подмосковье — фильмы отца ведь шли в каких-то второго сорта кинотеатрах, власти относились к отцу свысока. С тех пор я фильмы Тарковского очень люблю. Каждый по-разному.
— А у Вас нет книги об отце?
— Нет. Я не думал писать, потому что все пишут…
— По-моему, даже те, кто просто один раз мимо Тарковского проходил…
— Да-да, поэтому мне не хочется писать, я предпочитаю другое. У меня огромный архив отца, мы собрали все материалы во Флоренции. Я сам публикую книги, дневники, все время посвящаю его наследию.
— Скажите, а когда Вы узнали про дневники Тарковского?
— Сразу после смерти отца, году, наверное, в 1987, мне было лет семнадцать. Первое издание увидело свет в Германии, это был двухтомник. Этим занималась мама, я не участвовал. Кроме записей отца там были мамины воспоминания и письма.
Незадолго до своего ухода мама успела сделать книгу, и в итоге во Франции увидела свет своего рода фото биография отца — мама прокомментировала фотографии из семейного архива. Правда, она говорила по-русски, а переводчик тут же записывал все на французском, мы хотели, чтобы мама успела увидеть книгу. В итоге на сегодняшний день у меня нет русского текста. Но я очень хочу, чтобы эта книга вышла и в России.
— А помните Ваши ощущения, когда Вы смогли впервые все это прочитать?
— Да, было очень интересно. Вообще, отец был человеком очень коммуникабельным, я и до чтения знал многое. Такого, чтобы он что-то там прятал, не было. Поэтому для меня в его дневниках не было сюрпризов. Единственное, чего не знал — это его переживаний, связанных со здоровьем. Он скрывал свои страдания, не хотел, чтобы они отражались на детях. Вот это было, пожалуй, самым сильным впечатлением.
— А как он писал?
— Он писал дневники каждый день. Ну, старался, по крайней мере. Во время съемок писал меньше, потому что у него есть еще рабочие дневники. По каждой картине отдельно — более технические, тоже очень интересные.
У него была своего рода дисциплина — сесть и начать писать. Он и меня заставлял. Но, к сожалению, я не воспользовался его предложением. Я непостоянен и это мой порок. А отец старался. Он вообще был человек очень методичный, любил систему. Например, в «Жертвоприношении» звучит его собственная фраза — надо что-то делать постоянно. При этом неважно что. Например, человек утром встает, берет стакан, наполняет водой из-под крана, подходит и сливает в унитаз. Даже это надо делать каждый день, на протяжении всей жизни.
— Зачем?
— Тогда что-то произойдет. То есть необходимо совершать какое-то постоянное действие. Ну, это может немного своеобразно, но такая у него была идея. И он писал дневник до последних дней, пока мог. Там последняя запись сделана в ноябре. А в декабре он уже умер.
— Тарковский знал иностранные языки?
— Итальянский язык неплохо знал.
— У вас ведь была драматическая история с выездом за рубеж. После того, как Тарковский объявил о решении остаться в Европе, Вас не выпускали к родителям.
— Это сложная история. Отец уехал снимать «Ностальгию». Проект фильма вообще начался в 1979 году, или даже раньше. С Тонино Гуэрра они начали писать в Москве сценарий, часть картины должна была сниматься здесь, часть — в Италии. История первоначально была немножко другой, вообще было 5–6 версий, как обычно у Тарковского. Сценарий менялся даже во время съемок, это был такой бесконечный процесс. После «Сталкера» началась катавасия, история совместного производства с Италией. Все это было чрезвычайно сложно. Отец не работал, а занимался контрактом, договорами. В итоге потом все пошло совсем не так, как планировалось изначально.
Когда «Ностальгия» была закончена и в 1983 году показана на фестивале в Каннах (картина получила Приз за режиссуру, Приз ФИПРЕССИ и Приз экуменического жюри. —